– Там, – повторила Кессаа жест. – Видите? Саркофаг. У стены.

Надпись Марик заметил еще издали. То, что Кессаа назвала саркофагом, напоминало вырубленный из серого камня ящик, накрытый плитой. Ни украшений, ни резьбы на нем не было, но на стене над саркофагом явственно проступали буквы.

– «Если хочешь победить Зверя, яви его», – прочитал Марик и, прищурившись, разобрал следующую строку: – «Нет доблести без верности, нет верности без мудрости».

– Ты что-то путаешь, – нахмурился Насьта. – Вторая строчка читается иначе: «Нет мудрости без опыта, нет опыта без времени». Кессаа! Прочти!

Кессаа молчала. Затем она повернула голову к друзьям, и Марик заметил слезы в ее глазах.

– Что с тобой? – прошептал Насьта.

– У каждого написано что-то свое, – ответила сайдка. – Но ваши фразы можно и сложить.

– А что прочитала ты? – спросил Марик, но Кессаа только мотнула головой и заговорила о другом:

– Впереди ловушка – видишь кости?

Марик прищурился. Действительно, в десяти шагах впереди лежали не просто истлевшие куски ткани или остатки разломанной мебели. Это были переломанные останки.

– Зачем нам туда? – спросил Насьта. – Мы же прочитали все? Почерпнули мудрости, можно сказать. Или твои слова, Кессаа, написаны очень мелко?

– Нужно подойти к саркофагу, – наклонила голову Кессаа. – Подойти и заглянуть внутрь.

– Потревожить прах самой Сето? – поразился Насьта.

– Сето рассталась с жизнью не здесь, а у алтаря Исс, – тяжело вздохнула Кессаа. – Но здесь она кое-что оставила для меня.

– Для тебя? – удивился Марик.

– Да! – кивнула Кессаа. – Во мне течет кровь Сето, Сади и Сурры. Кровь заклятых врагов соединилась во мне. Но я не могу подойти к саркофагу. Я чувствую ловушку, но не смогу ее остановить, а живой куклы у меня нет.

– О какой кукле ты говоришь? – нахмурился Насьта. – Не об одной ли из тех, что напали на нас у входа в город?

– Нет, – опустилась на пол Кессаа. – Когда маг не может устранить ловушку, он запускает перед собой обычного человека или незадачливого ученика. Тот гибнет – и путь на какое-то время становится свободным.

– Понятно, – кивнул Насьта и начал снимать с плеча тул со стрелами.

– Я пойду, – остановил его Марик. – На меня магия не действует. Или не очень сильно действует. Что за ловушка?

– Сила земли, – коротко бросила Кессаа. – У меня сейчас нет сил ее устранить. Только не спеши. Иди медленно.

– На тебя действует магия! – воскликнул Насьта. – Или не ты полз только что по камням?

– Поиграй мне, – попросил Марик. – Поиграй мне на дудке, Насьта. Натяни нитку мелодии до саркофага. Я пойду по ней.

Марик тронул лямки мешка, постучал древком глевии по плитам пола, вздохнул и пошел вперед. Чего уж там: четыре десятка шагов пройти, да еще под музыку – вот уже запела дудка Насьты.

Он не дошел до останков неизвестных храбрецов пары шагов, когда дыхание перехватило, словно кто-то неизвестный залил свинцом руки и ноги, сбросил на спину мешок камней и надавил сверху на плечи и затылок тяжелыми ручищами. Когда он сравнялся с трупами, нога едва отрывалась от пола для мучительного, тяжелого шага, а в глазах стояла неразличимая муть. Слюна побежала через край рта – тяжелая, словно шарики ртути из глиняной плошки Лируда. Глевия сравнилась по весу с тем самым кабаном, которого он тащил на себе в деревню, но тогда он пусть и изнемогал под тяжестью груза, но сам был молодым и легким и не чувствовал, как его щеки опускаются к подбородку, колени скрипят и пяточная кость продавливает подошву до неподъемной подметки. Как странно, что он еще слышит звучание дудки. Как странно, что он делает следующий шаг, или это боль приводит его в себя? Боль оттого, что все узоры, выколотые на нем трудолюбивым Лирудом, раскалились, словно они были выложены горячей проволокой. Так что же его заставляет идти – дудка или эта боль? Что его заставляет делать шаг за шагом? Или ему и вправду становится легче? С каждым шагом, словно он сбрасывает с себя мешок за мешком? Вот и еще шаг, и еще один, и еще – чтобы упереться руками в холодный камень и слышать за спиной быстрые шаги друзей.

– Ну и как вам из меня кукла? – сплюнул кровавую слюну Марик.

– У меня нет слов, – обняла его Кессаа.

– А у меня есть, – покачал головой Насьта. – Такушки ты, парень, сейчас выглядишь не лучше, чем Кессаа недавно. Крови из тебя поменьше выступило, но рассчитывать на такое же омовение можешь.

– Воды больше нет, – попытался отшутиться Марик, но перед глазами поплыли круги, и он опустился на саркофаг. Руки и колени его тряслись.

– Есть вода, – вытащила из мешка мех Кессаа. – Пей.

Марик жадно припал к глиняному горлышку, вшитому в мех, но, опустошив тот на треть, остановился.

– Хватит пока. Что дальше-то делать?

– Открывать, – устало сказала Кессаа.

– Сейчас, – кивнул Марик. – Отдышусь только. Ты-то сама ничего не хочешь сказать?

– Насчет надписи?

Кессаа смотрела на него спокойно, но в глубине ее глаз по-прежнему стояла боль.

– Нет. – Марик покачал головой. – Насчет храма. Он – другой.

– В самом деле, – неожиданно согласился Насьта. – Я не к тому, что здесь дышится иначе, хотя и это тоже, но он словно не в городе стоит.

– В городе, – отвернулась к стене Кессаа. – Но магия его не от города умерших. Она оставлена людьми, которые покинули город. Может быть, самой Сето. И эта магия здесь стиснута черным колдовством так же, как только что был прижат к камням ты, Марик. Но вы не бойтесь – мы на месте, больше храм нас не тронет. Его срок истекает.

– Тогда поторопимся.

Марик поднялся, размазал ладонью по лбу липкий пот пополам с кровью и ухватился за край плиты. Она пошла в сторону на удивление легко, или ему так показалось после пережитого испытания, только Насьта, ухватившийся за противоположный край, едва успел придержать ее.

– Лопни мои глаза, – ошеломленно прошелестел ремини мгновением позже.

Саркофаг был заполнен драгоценностями. Огромные камни, оправленные золотом, сияли всеми цветами радуги. Ожерелья, набранные из жемчужин и самоцветов, напоминали жирных змей. Диадемы и подвески, цепи и монеты, кольца и кулоны и еще что-то неразличимое и непонятное искрило, отсвечивало, резало взгляд и осушало горло.

– Вот ты и заработал на меч, – прошептал Насьта.

– Ничего не трогать, – подняла Кессаа ладонь.

– Опять ловушка? – понял Марик.

– Да. – Кессаа медленно оглядывала сверкающую начинку саркофага. – Хотя, скорее, испытание.

– Здесь есть то, что ты ищешь? – спросил Марик.

– Да. – Кессаа опустила руку и подняла серую дужку из потемневшего от времени серебра. – Вот за этим я и пришла.

– Что это? – не понял Насьта. – Оправа для зеркала? Зеркало, конечно, не сохранилось, зато оправа в порядке. Можно будет заказать новое. Только дешевле купить вместе с оправой. Она даже и не украшена ничем! А что, если ее просто кто-то обронил из устроителей этого клада?

– Именно что обронил кто-то из устроителей, – прошептала Кессаа. – Марик, разогни ее.

Баль взял в руки оправу. Тонкая серая полоска огибала отсутствующее зеркало, делала петлю и изображала подобие короткой, на полпальца, рукояти. Марик отогнул неожиданно оказавшееся упругим сплетение и с усилием растянул полосу. Кессаа прошептала какое-то заклинание, и полоска напряженно загудела в пальцах баль.

– Сюда. – Она стянула с плеча колючку и показала жестяное ребро на потертых ножнах. – Спрячь ее сюда. Об этой находке никто не должен знать. Что ж, дело за малым…

Марик вставил полоску под немудрящую инкрустацию и в очередной раз подумал, что, как бы неказисто ни выглядела колючка с серым лезвием и обожженной рукоятью, ножны у меча могли бы оказаться и получше. Кессаа опять прошептала заклинание, и освобожденный от чар металл загудел, пытаясь занять привычную форму.

– Странная упругость для серебра, – нахмурился Насьта.

– Я сама удивляюсь, – усмехнулась Кессаа и взглянула на сокровища. – Что дадим ощупать слепому? Ведь не поверит, что ходили в храм, чтобы прочитать мудрые изречения! Марик! Как тебе этот жезл?