– Что чувствую, то и говорю, – прошептал ремини. – А что делать, не знаю. Убьешь тебя – он или новый пробурит, или разольется от безысходности по всей нашей земле и отравит ее навсегда. А может, и в сыне твоем отзовется: кровь-то у вас общая. Возле Кессаа тоже корешок был, но она как-то иссекла его. Я это потом только понял. Да и ты, кажется, пыталась, но он теперь в плоти твоей, пока ты его снаружи не посечешь!
– В крови? – переспросила Айра.
– Ты сама знаешь. – Анхель судорожно вздохнул. – Спорить будешь? А не задумывалась, отчего это мертвые-то возле тебя лежат спокойно, не торопятся никуда, если ты сама их не отправишь?
Зажмурилась Айра, вспомнила языки дымные, что тянулись к ее нутру от мертвых тел, и едва не до крови губы прикусила.
– Так, может, я и есть то семя? Тот зверь неразумный? – прошелестела она.
Замолчал Анхель. Оглянулся, состроил рожицу безмятежно играющему Тируху, подмигнул побледневшей Оре, почесал нос.
– Ты-то? – Сделал вид, что размышляет, и звонко чихнул. – Ты – точно нет. Но зацепило это тебя так, что разберешься наверняка. А знаешь еще, зачем он сына твоего на себя тянет? Зачем ему хеннские таны – и старший, и младший? Ему крови нужно и смертей. То ли его голод и жажда мучит, то ли еще что, но кровь хеннских правителей как раз ему эти смерти всегда и дарила. Имеют привычку хеннские таны под свою смерть десятки тысяч трупов подгребать.
– А не захлебнется он от этой крови? – спросила Айра.
– Может, и захлебнется, а может, и из пади, из ловушки своей выплывет, – серьезно ответил Анхель, и Айра вдруг поняла, что все им сказанное если не истина, то уж весьма близкое к ней представление. – Иди, девка, – поднялся из-за стола Анхель. – Если ты или Кессаа с этим забавником не разберетесь, то уж никто не справится. Что-то есть у вас в руках такое, что ему словно отдушина в темной клетке. Смотри, может быть, перекрыть ее надо? А за сына не беспокойся: без пригляда не оставим.
– Научи меня, – твердо произнесла Айра. – Научи меня золото расплавлять!
– Научить-то можно, – кряхтя, поднялся Анхель. – Так ведь есть знания, которые словно сети. Забрасывать легко, а вытянуть – и надорваться можно.
– Тяжело будет – отдышусь, – сузила глаза Айра.
Утром она ушла. Прижалась губами к пухлой щеке сына и пошла к берегу, где Уска уж и лодку ей приготовил. Там только обнялась с Орой, с которой и виделась за все годы толком несколько дней, а уж всю жизнь с ней сплела. Оттолкнула лодку от берега, поставила узкий парус – и только посмотрела, как бежит обратно к ее Тиру стройная дучка. А потом уж день за днем в две с половиной недели и вся дорога до устья Ласки пролетела. Спокойной река была, словно и не обливалась вся остальная Оветта кровью. И теперь, в короткую летнюю ночь, Айра, как обычно, просеивала дни недавние и далекие, выбирая из их паутины крупицы того важного, что показалось в свое время никчемным или непонятным.
Засечку риссов в устье Ласки Айра миновала легко. Лодка проскользнула под едва различимой нитью, и уже утром дочь Ярига карабкалась на крутой левый берег Манги. Она еще издали поняла, что изрядно поредевший поток беженцев направляется строго к Ройте, но этот путь ее не устроил, поэтому на тракт Айра выбираться не стала. Забросив мешок за спину, поправив все те же два меча, которые уж никак не могли быть парой, она углубилась в бальский предлесок. Аилле не мог пробиться сквозь густые лиственные кроны, и все путешествие понемногу начало казаться Айре легкой прогулкой, которая может прерваться в тот самый момент, когда она сама этого захочет. Именно здесь, на обезлюдевших с уходом баль за реку лесных тропах, она по-настоящему задумалась: а что ей предстоит? Как пройти в Скир, она решила задуматься позже: немного дорог туда вело – стена Борки, которая могла еще и устоять от хеннских атак, да морской путь, который уж во всяком случае скирский конг под надзором держал. Но там, где не могут пройти армии, человеку просочиться – что капле дождя щель в корзине найти. Другое ее волновало: что она будет делать в Скире? Вернется ли в Суйку, чтобы заглянуть в храм в центре мертвого города, или будет разыскивать источник этого зова, что тянулся через лиги и лиги к Леку и его отцу, а потом коснулся липкими пальцами и ее ребенка? Или достаточно проследить, куда уходят эти дымные полосы, что тянутся к ней от мертвецов? Или все-таки найти Кессаа ей следует – найти и разобраться с тем, что появилось у нее в крови и что угрожает ее сыну даже больше, чем зов Зверя.
С этой мыслью и очнулась она от недолгого сна, в котором приснилось ей, что дымные полосы не уходят никуда, а скапливаются внутри ее упругими кольцами, чтобы однажды разорвать ее на части. Проснулась Айра и замерла. Где-то поблизости храпели кони и мерно стучали молотки, словно вернувшиеся в родные леса баль сбивали с верхушек сосен созревшие орехи. «Какие орехи? – сама себя оборвала Айра. – Лето только началось!» – и поползла в сторону шума.
Проясняться что-то начало только через четверть лиги. Айре пришлось преодолеть три полосы хитрых наговоров, сам характер которых приблизил ее к разгадке, но, когда она все-таки подобралась к краю леса, все стало очевидным. На широкой поляне, даже на лугу, лоскутом врезавшемся в глухую бальскую чащу, риссы ставили шатры. Забивались в землю колья, чуть дымили осторожные костры, поднимались пыточные столбы. Армия Суррары обживалась в бальском лесу надолго. Айра попробовала счесть толстые столбы, готовые принять на себя тяжесть шатров, но не смогла. Часть полотняных сооружений, каждое на полсотни воинов, уже стояла и перегораживала обзор, но и то, что ей удалось увидеть, выливалось во внушительную армию. Многотысячное войско укрывали маги Суррары в лесу. Рисские воины так и мелькали, утаптывая в пыль траву.
Айра тут же припомнила, что пробиралась из Радучи к Манге именно этими лесами и тогда не заметила в них ни новых дорог, ни хоженых троп, которые неминуемо должно было оставить такое количество людей. Значит, по всему выходило, явились они к лагерю с юга и таились именно от хеннов, потому как те отряды, что риссы сколотили из отступивших за Лемегу воинов покоренных хеннами королевств, у храма Сето стояли открыто. Все это захватило ее мысли, но, вновь преодолев расставленные рисскими магами ловушки, она вдруг подумала, что ее тайны Суррары вовсе не должны занимать. Так же как не должны занимать и тайны хеннов, и сайдов, и единственное, чего ей теперь хочется, – чтобы хенны ударились о борские стены, потеряли там как можно больше воинов и откатились обратно в далекие степи зализывать раны на долгие годы. Не для этого ли случая риссы прячут войско в глухих чащах? И как они собирались помочь хеннам взять Борку? Уж не с помощью воинов: тут хенны и сами справились бы. Айра и так и эдак прикидывала действия хеннов и риссов, пока наконец не поняла, что совсем другое ее заботит – сможет ли она справиться с тем, что протянуло щупальца к ее сыну.
«Неплохо бы еще и с магами Суррары посчитаться», – прошептала под нос дочь Ярига и дальше пошла веселей. Все, что она затевала, напоминало придумку сумасшедшей, тем более что ничего она в ясности не представляла, кроме того, что ей следует добраться до Скира, и осознание собственной беспомощности и неразумности отчего-то наполняло ее безудержным весельем. «Кто громко смеется, тот громко плачет», – вспомнились слова Ярига, но веселье прошло у нее в первой лесной деревне, которая попалась ей через три дня.
В ней сожжено было все. Десяток изб превратились в десяток уже остывших пепелищ, но пахло не пеплом. Прямо в дорожной пыли были распяты жители. И женщины, и дети, и старики смотрели выклеванными глазами в голубое небо. Их руки и ноги были пронзены заточенными кольями.
Айра прислушалась. Близкий лес шумел безмятежно, словно и не было страшного украшения на деревенском проселке, но дочь Ярига решила, что судьбу испытывать не стоит, и свернула в сторону уже у первого пепелища. Под кронами деревьев ужасный запах стих, но Кессаа старалась уйти как можно дальше. Она решилась перекусить только тогда, когда впереди просветами обозначился край леса. Забравшись на высокое раскидистое дерево, Айра нашла уютное местечко в развилке ветвей, где можно было не только отдохнуть, но и переночевать без риска свалиться вниз с высоты в три десятка локтей. В отдалении проходила дорога, но людей на ней почти не было. За все то время, пока Айра дожидалась вечерних сумерек, по ней проехал отряд из десятка хеннских всадников да три или четыре повозки. Одиночные путники двигались вдоль дороги, словно тени. Одного из них всадники окружили на глазах Айры, затем рослый хенн взмахнул топором, раскроил бедняге голову и, спрыгнув с лошади, принялся рубить жертву на части. Еще двое конников присоединились к нему. Айра могла разглядеть только силуэты убийц, но даже от отдаленного зрелища почувствовала тошноту. Всадники удалились, оставив груду изрубленной плоти. Айра вспомнила, как пробиралась к Манге и заходила в деревни, где ей не отказывали не только в чистой воде, но даже и в молоке, особенно усердствовали женщины, разглядев ребенка у нее на руках. Все они боялись хеннов, но боялись только грабежа и насилия, и если и готовились к их приходу, то только тем, что устраивали в чаще убежища для мужчин. А убежища нужны были всем… Айра закрыла глаза. В висках стучала ненависть.
