Матери сначала упирались для вида, а потом подбрасывали в очаги и камины угли или древесный мусор и начинали издалека. Очень давно, когда море было теплее, когда древние земли далекого ныне Гобенгена – столицы замороженной родины сайдов – еще не поглотил лед, и конг смотрел с высокой башни в бескрайнее море не на север, а на юг, мертвые отправлялись в вечное плавание иначе. Не было повозок и дряхлых женщин на облучках. Никто не укладывал мертвых на деревянные телеги и не вез их в город умерших. Плотник строил грубую лодку, тело укладывали на ее дно и сталкивали хлипкое суденышко с берега. Оно уплывало с отливом и никогда не возвращалось.

Потом пришел холод. Когда последние надежды на потепление иссякли, сайды сели на корабли и поплыли на юг, куда раньше их предки плавали только для торговли или грабежа. Они и раньше знали о глухих лесах, высоких горах и прикрытых рифами берегах полуострова, который местные племена называли Секир, что на их языке значило «палец», и выбрали эти земли новой родиной.

Никто не селился на скалах и в долинах севернее бурной реки Даж. Лесные племена отчего-то считали эту землю проклятой, только гордые сайды привыкли не придавать значения чужим проклятиям, иначе не сохранили бы себя в тех испытаниях, что отпустила им судьба. Меж двух языков застывшей лавы на северном мысе полуострова переселенцы нашли бухту и заложили близ нее город, который, как и все земли вокруг, назвали Скир, потому что на языке сайдов это означало «якорь», переиначив тем самым древнее имя чужой земли.

И началась новая жизнь. Только мертвецы не соглашались теперь уплывать от берега. Лодки течением прибивало обратно. И тогда соседние племена, которые еще не видели в пришельцах врагов, хотя и дивились их смелости и бесстрашию, рассказали о городе умерших – Суйке, что на их языке значило «сон». Страшным был этот сон. Столь страшным, что все окрестные земли, вплоть до самой северной гавани, занятой ныне сайдами, оказались незаселенными или брошенными исконными жителями. Они оставили эту землю для мертвых. Их отцы были похоронены в городе умерших. И отцы их отцов были похоронены в городе умерших. И отцы тех народов, что жили еще до них на этих землях. Все они находили приют в городе умерших.

– Разве можем мы хоронить мертвых на чужой земле? – спросили таны сайдов вождей соседних племен.

– Никто не владеет Суйкой, кроме мертвых, – был ответ. – И никто не будет владеть Суйкой, кроме мертвых. Суйка – жилище мертвых, их дом. Везите их домой, потому что иначе они не оставят вас в покое.

С тех пор и везли сайды мертвецов в Суйку. А однажды новые поселенцы Скира перешли бурную реку Даж и захватили полуостров до самой Дешты, бывшей когда-то столицей ныне почти разгромленного царства баль. Меньше всего сайды думали о том, куда будут отправлять мертвецов изгнанные племена. Суйка стала домом только для умерших сайдов. Всех везли сюда – танов, стражников, ремесленников, крестьян. Лишь рабов сжигали на месте да воинов предавали земле. Потому что сайды верили, что погибшие на полях битвы должны были найти Суйку сами, пройдя через торжественные залы дворцов бога войны Сурры. Находили ведь когда-то мертвые воины эти залы, управляя хлипкими лодочками, уносимыми отливом от берегов Гобенгена?

Именно об этом думал молодой маг Тирух, когда, с трудом подавляя дрожь, вел выделенных ему десять стражников Скира по древней дороге в сторону Суйки. Впрочем, раньше надо было бояться, пять лет назад, когда новый советник конга Арух бродил по улицам Скира и только по ему известным признакам отбирал из подростков будущих учеников.

– Не бойся, маг! – ударил по плечу колдуна десятник. – Там-то, в Суйке, и я язык прикушу, а пока вот что тебе скажу: мертвый, он мертвый и есть. Человек, особенно если он враг, живой страшен. А мертвец не страшен. Даже в Суйке не страшен, если в пекло не забираться. Ведь с мертвецом сражаться – пустое дело. Не берет, говорят, мертвеца железо! Против мертвеца только магия поможет. Ведь мертвеца порубить на части можно, но убить нельзя! Упокаивать его надо, упокаивать!

– Вот для этого тебя с нами и послали, Тирух! – загоготал косой помощник десятника, здоровенный детина по прозвищу Кривая Башня. Его ноги, свешиваясь с приземистой лошаденки, почти чиркали по камням.

Вслед за великаном захохотали и остальные стражники. Тирух нервно оглянулся, наклонился к лошадиной гриве и вновь устремил взгляд вперед. Десятка четыре повозок обогнали они за два дня, где-то впереди уже должна была показаться и сама Суйка, но ни девчонки ни воина увидеть так и не удалось. Половину повозок тянули бычки, похожие по описаниям на пропавшее животное убитой колдуньи, почти всеми повозками правили женщины, но ни одна из них не походила на девчонку. И у каждой в повозке лежал труп, а то и два. Вонь стояла при приближении, Тирух с трудом подавлял тошноту, а десятник только посмеивался. «Не бывал ты, парень, – повторял он, – на поле битвы сразу после сечи. Земля хлюпает от крови, а на второй или третий день такая вонь начинается, что наизнанку выворачивает. А это разве вонь? Вот в середине лета – вонь. На этой дороге, говорят, за день больше полусотни повозок можно встретить, и не все они по одному покойнику везут!»

Тирух кивал и думал о том, что в последнюю ночевку на захудалом постоялом дворе выспаться ему так и не удалось. Черные жуки ползали по стенам. Колдун попытался отогнать их магией, а они, вместо того чтобы попрятаться по щелям, вдруг задымились и принялись метаться по стенам, рассыпая огненные искры.

– Что ж ты делаешь! – ворвался в комнату разъяренный хозяин. – Это же огневики! Их нельзя пугать. Ты что, хочешь дом мне спалить? Ползают жуки по стенам, не кусаются, никого не трогают – нет, надо руками махать!

Тогда стражники до утра гоготали да перешучивались, а у Тируха теперь голову ломило от бессонной ночи. Заклинание, что ль, какое пробормотать, чтобы облегчение наступило, а ну опять какие-нибудь жуки задымят? Хотя дым не дым, а костерок бы не помешал – все-таки зима началась, со дня на день снег выпадет. Холод до костей пробрал, вон даже стражники вместо шлемов колпаки меховые на подшлемники натянули. Хорошо, что Аилле в просвет между облаками выглянул. С утра еще подморозило, а теперь трава подтаяла, и на камнях между ее пучками даже лужицы заблестели.

– Отег! – обратился к десятнику Тирух. – Дай глотнуть вина.

– Командиру отказать нельзя. – Десятник подергал себя за грязный ус, бросил Тируху мех и доверительно наклонился к колдуну: – О чем голову ломаешь, парень? Суйка, конечно, место еще то, но за последние лет двадцать никаких ужасов в ней замечено не было!

– Как это, не замечено?! – возмутился коротышка на пегом коне, меч которого не был двуручником, но почти равнялся с ростом владельца. – Да любой сайд знает, что в Суйке находит приют всякая нечисть, что из лесов топором или огнем выморочена! Заметь, Отег, я не о мертвецах говорю, о тех и правда особо не слышно ничего. А по поводу прошлогоднего случая скажу: не мертвецы кровь из вены у обходчика сосали. Или стража на первом круге мурра не нашла и копьями его не забила?

– С мурром справиться не особо сложно, – насмешливо прогудел десятник, – тем более если у тебя нужная травка есть. А что, скажи-ка мне, Обрубок, ты будешь делать, если на рыгву напорешься? Или на течень болотный? Эта мерзость не из окрестных лесов, она плоть от плоти упокойного города! Заметь, я о мертвецах тоже не говорю. Как тебе понравится гнилух?

– Не понравится он мне, – поморщился коротышка. – Я уже по имечку чувствую. Только ведь мы же не в гляделки там играть собираемся? И за второй круг не пойдем?

– Вот в гляделки играть и будем! – раздраженно бросил Тирух. – Беглецов нам надо высмотреть. По возможности живыми взять. Девку-то уж точно живой! Или вы не слышали, что Арух сказал?

– Слышали-то мы слышали, – проскрипел десятник. – И сеть приготовили, и стрелы специальные затупили. Но понять никак не можем, как мы девчонку и баль этого распознаем? А если они морок на себя накинули?