— Имя, фамилия, — сказал Бирн, — место рождения и проживания, род занятий.

— Господи, Господи! — завывал смотритель, выдираясь из рук полицейских, как полоумный.

— Он помнит что–нибудь? — спросил Бреннон. Ведьма покачала головой и поднялась:

— Скорее всего, ничего. Но ему и без воспоминаний есть от чего испугаться.

Комиссар огляделся: в тесной прихожей все было покрыто кровавыми отпечатками, начиная с двери и заканчивая корзиной с грязным бельем.

— Ну хватит, хватит, — Бирн, повернувшись к старику правым боком, похлопал его по плечу. — Никто вам не причинит вреда, если вы только сами себя не покалечите, коли будете так дергаться. Видите, полиция уже здесь, и вы под защитой.

— О Боже мой, — просипел старик и безвольно обмяк. — Сколько крови… почему я весь в крови? Я умираю? Я ранен? Опять? Когда?

— Вы были ранены? Когда?

— В революцию, — еле ворочая языком, ответил смотритель. — В революцию, сынок… — и без сознания повис в руках полицейских.

— В департамент, сэр? — обернулся Бирн.

— Вези, — тяжело вздохнул комиссар. — Эти двое пусть везут, а ты осмотрись здесь, — он поманил за собой ведьму и вышел. Кровавые следы тянулись по дороге к каморке смотрителя. Бреннон направился назад к месту преступления.

— Он ничего не вспомнит? — полувопросительно сказал он. — Даже если ты с ним поработаешь?

— Не знаю, — неуверенно ответила Джен. — Гипноз — не самая сильная моя сторона.

— Со мной же справилась.

— Вы не ожидали подвоха. И потом, загипнотизировать — это одно, а вернуть память жертве гипноза — совсем другое.

— Это твой сородич? — спросил Бреннон. — Узнаешь руку?

— Нет, — раздраженно огрызнулась ведьма. — Не сородич, говорила же!

— Уверена? Или покрываешь кого?

— Нет! Спросите у Лонгсдейла, если не верите!

— Ладно, не ершись, — примирительно сказал комиссар и сделал в памяти зарубку насчет Лонгсдейла. Ведьма обиженно нахохлилась. — Но если он не колдун, не человек, не нежить или нечисть — то что же это за холера?

— Не знаю, — процедила Джен, — но эта холера очень любит высоких стройных темноволосых девушек вроде вашей Маргарет. Так что я бы на вашем месте задумалась насчет ее приятеля–чародея. Пока не поздно.

В морге опять припахивало — все тем же незабываемым ароматом вываренных костей. Правда, на сей раз куда слабее, и, осмотревшись, Бреннон мигом понял — почему.

— Вы вконец охренели?! — рявкнул он. Две головы — седая и черноволосая, склонившиеся над микроспотом (или скопом, Натан не помнил), поднялись одновременно: наука в лице Кеннеди и магия, представленная Лонгсдейлом, заключили перемирие.

— Какого черта, — продолжал комиссар, все больше распаляясь, — вы отрезали телу голову?! Что мы покажем ее родне на опознании? Труп со следами полицейского произвола?!

— Молодой человек, — строго сказал Кеннеди, — мы ищем для вас улики.

— Какие там могут быть улики?

Пес схватил комиссара за полу сюртука и потянул к чудо–прибору. Бреннон неохотно подошел.

— Видите? — Лонгсдейл освободил ему место. — Вот, смотрите сюда. Видите этот след на остатке нижней челюсти?

— Ну, вижу, — буркнул Натан, глядя в окуляр. — И что?

— Сравните с другими следами. Вот эти оставил камень. Тут даже несколько каменных крошек застряли в кости.

— Хммм, — отозвался комиссар уже без прежнего скептицизма. — Они разные.

— Именно! — торжествующе заключил Кеннеди. — След на нижней челюсти оставлен острым ножом типа скальпеля. Точнее определить я, увы, не смогу, но вот примерные образцы, — он вручил Натану коробочку с набором хирургических скальпелей.

— Однако, — Бреннон достал один скальпель и приложил к кости. — Недурно поработали. Вот что хотел скрыть этот тип.

— Он срезал часть лица жертвы, — сказал Лонгсдейл. — Судя по расположению этого следа, скорее всего, срезана щека. Или часть щеки. Но я не понимаю, зачем.

— То есть срезанные щеки не используются ни в каком магическом ритуале?

Консультант покачал головой, Кеннеди яростно фыркнул:

— По крайней мере этот маньяк не верит во всякую чушь!

— Иногда используются скальпы, часто — глаза, губы или языки, весьма редко — носы, но щеки… Я просмотрю свои книги, но не уверен, что найду. Я никогда не встречал ритуала, в котором были бы нужны именно щеки.

— Прежде, чем вы опять займетесь этой ерундой, — перебил патологоанатом, — я спешу вам сообщить, что щеку срезали после смерти бедняжки. Но, к сожалению, причина смерти мне все еще неизвестна, — старичок бросил на консультанта презрительный взгляд. Магические объяснения Кеннеди с негодованием отвергал.

— Значит, мучения жертв его не интересуют. Зато интересуют щеки. Лонгсдейл, зайдите ко мне, когда закончите здесь. Кеннеди, вам везут второй труп.

— Второй? — встрепенулся патологоанатом.

— Все полностью совпадает с этим, — комиссар кивнул на тело, укрытое простыней. — Так что я бы на вашем месте не радовался. Эти две явно не последние.

— Маньяк, — тихо повторил старичок.

— Он самый.

Бреннон помрачнел. Он не делал разницы между обычным полоумным убийцей и тем, кто режет женщин ради чуда волшебства — разве что второго будет труднее поймать. По опыту комиссар знал, что им едва ли удастся вздернуть эту паскуду до того, как он прикончит еще кого–нибудь.

«Маргарет», — вспомнил Бреннон и тихо вздохнул. Единственное, что хоть немного его утешало — маньяк все же охотится не персонально за ней. Он охотится за всеми, кто хоть немного на нее похож.

— Ваш дядя был прав, — сказал Энджел, — а я ошибался. Нашли еще одно тело.

— Еще одна девушка? — спросила Маргарет. Он кивнул. — Похожая на меня? — решилась уточнить мисс Шеридан. Энджел снова кивнул и отвернулся к окну, скрестив руки на груди. Комнату освещала только луна, и он, стоящий посреди белого квадрата, вдруг показался девушке слишком хрупким для всего этого — нечисти, нежити, заклятий и маньяков–чародеев. Он не уступал в росте мистеру Лонгсдейлу, но был даже не худощавым, а худым, хотя (Маргарет слегка покраснела) на ощупь таким же жилистым, как большой дикий кот. Другое дело консультант: она помнила, как легко он ее нес и сколько нечеловеческой силы было заключено в его руках.

«Нечеловеческой, — подумала девушка. — А Энджел — человек».

— Вы не виноваты, — шепнула она, коснувшись его плеча. Энджел повернулся к ней. В лунном свете его волосы и глаза были совершенно черными, а лицо — бледным, как у призрака, с заострившимися скулами и крючковатым носом.

— Виноват. Я должен был убить их, — в его глазах вспыхнул холодный жестокий блеск. — И еще до того, как они вас тронули.

Он провел пальцами по щеке Маргарет, и это прикосновение было удивительно нежным, если учесть, как злобно он посмотрел на руки девушки, с которых еще не сошли синяки.

— Я пришел к ним, но поздно, — процедил Редферн. — Кто–то прикончил их до меня и слишком милосердно. На что я гожусь, — глухо и раздраженно добавил он, — если не вижу того, что под носом!

— Но вы ведь не охотник, — ласково сказала Маргарет, — вы сами мне говорили. Вы делаете все эти нужные охотникам вещи, но не охотитесь сами.

— Но я могу себя защитить и, значит, должен защитить вас.

Девушка снова порозовела. Это было гораздо приятней ухаживаний, которыми ее допекали претенденты на руку, сердце и приданное. Она накрыла руку Энджела своей и прижалась щекой к его ладони. Он так сильно вздрогнул, будто Маргарет его укусила.

— Я жива благодаря тому, что вы научили меня «замри и смотри», — с нежностью сказала она. — Не надо так… так самобичеваться.

Редферн молча смотрел на нее; от его взгляда Маргарет смутилась и растерялась, потому что никто раньше не глядел на нее так пронзительно, жадно и… и заботливо одновременно. Маргарет стало неуютно, и она потупилась. Энджел отступил от нее.

— Вы — уцелевшая жертва. Они снова будут вас допрашивать.