Вспомнив свои подозрения о микрокамерах на острове, я решила добавить немного искренности в беседу.

— Это где жили забыванцы?

— Да-да, это там.

— Я их выпустила. Всем скопом.

— Зачем? — поразилась космозонка.

— А чего им просто так сидеть? Пусть работают.

— А вы практичны, Гайя, — после паузы протянула Муй Задаки. — Впрочем, это даже хорошо… поищите среди забыванцев девочку. Она точно должна быть среди них, я знаю. Сработала персональная сигнализация, и ко мне пришло уведомление о разблокировке двери ее камеры. В тот самый день, когда девочку выпустили.

— Ясно.

— И как найдете — продайте мне её.

— Зачем? Она же… вы говорили… неадекватная суицидница?

— Это неважно. Во-первых, ее генетические показатели очень хороши для экспериментальной программы… а во-вторых, девочка нам поможет достигнуть более эффективных результатов с этим экземпляром, — космозонка махнула рукой в сторону «спящего» раба.

— Каким образом? — спросила я, стараясь скрыть волнение.

Муй Задаки немного поколебалась, очевидно, раздумывая, стоит ли посвящать посторонних в такие детали. Потом нехотя бросила:

— Они родственники. Так вы продадите девочку?

Отказывать женщине подобного характера и расы в лоб было недальновидно, поэтому я уклончиво сказала:

— Посмотрим. Мне пора идти, Муй. Ясной сингулярности!

Внутренний вызов идентификационного браслета прозвучал неожиданно.

— Госпожа! Госпожа Гайя… — просительно зазвенел в динамике микронаушника детский голос. — К вам можно?

— Можно, — отозвалась я, радуясь поводу отвлечься от хозяйственного мониторинга.

Проклятые цифры и строчки на экране домашнего компьютера начали расплываться перед глазами после нескольких часов их лицезрения. Я засела в кабинете сразу по возвращении из Чертогов Великой Госпожи, решив, что пора вникать в дела, и попутно лелея надежду отыскать хоть какие-то сведения о таинственном рабе Муй Задаки. Том самом, в черной маске, что сидел за решеткой в лаборатории Чертогов.

Но увы!

Пока я ничего не нашла, да и вообще… бухгалтерия, расчеты, схемы и прочие детища точных наук были абсолютно не моей стихией. Они действовали на мой гуманитарный мозг, дополнительно заточенный под ксенобиологию, как наилучшее снотворное.

Кажется, придется отрывать управляющего от текущей модернизации рабских бараков на целый день, чтобы основательно вникнуть в процесс управления поместьем. Иначе быть мне тут не хозяйкой, а пеньком тупеньким, не знающим, куда себя приткнуть.

Единственное, что вызвало определенный интерес во всей сельскохозяйственной документации острова Йо, это подробные описания выращиваемых растительных культур и — ура! — перечень экзотических животных, которые содержались в небольшом зверинце за фруктовыми садами. Там был удивительно богатый птичник из местных водоплавающих пернатых — иных на этой планете из-за доминирования водной среды и не водилось. Кроме того, в зверинце, помимо эребской гратеры, обитали рептилоидные чешуаки, семейство любимых мною фьориков, марсианские зеленокрылы, земные пятнистые мустанги — вымирающий, между прочим, вид, который на Земле запрещено держать в частных зоопарках! — а также разнообразная коллекция местной морской живности, плавающая в мини-океанариуме…

И один-единственный индрик с Диниту.

Увидев название этого вида в списке, я несколько раз возвращалась к нему, чтобы удостовериться, что не почудилось. Откуда он здесь и как выжил?

Вообще-то любых представителей фауны и флоры Диниту на других планетах не водилось. Они просто-напросто не приживались, хирели и чахли до летального исхода. Это выяснилось, когда некоторое время черный рынок выплевывал пробные партии живого и растительного товара в частные зверинцы и заповедники. Сами-то диниту были категорически против официальных поставок, хотя в путешествиях частенько держали при себе вполне здоровых питомцев.

Индрики среди них были самым распространенным видом, вроде собак у людей. Они обладали интереснейшей внешностью, живо напоминающей мифическое существо из человеческих этно-легенд. Мохнатое тельце на толстых ножках-столбиках, огромные уши, бивни и хобот. Последний выполнял функцию рта, поскольку дыхательные отверстия находились чуть выше в виде неприметных щелей.

Ну чем не мамонтёнок?..

Только очень миниатюрный, не больше козы или крупной собаки, не по-слоновьи резвый и выносливый, да ещё и с пищеварительной системой, как у дождевого червя. Проще говоря, индрики хоботом-ртом жрали землю, переваривали ее, а на выходе давали фантастически плодородный чернозем.

Потому в ЗССР зверёк с Диниту и стал известен как индрик, хотя на самом деле хозяева звали его как-то иначе.

И вот, оказывается, этот ходячий феномен прижился в бывшем зверинце Задаки. Да если бы начальство ксенозаповедника, в котором я работала, узнало о подобном прецеденте, они бы живо начали пробивать таможенные каналы с конфискантом черных рынков, требуя доставить хоть один экземпляр индрика — реализовывать уже доказанный успешный опыт!

И без того приоткрытая дверь сдвинулась, раскрываясь шире, и в кабинет проскользнула худенькая фигура Эки. В вечернем полумраке комнаты, освещенной только квадратом монитора, он настороженно вытягивал шейку, словно дикий хорёк, и подслеповато щурился.

— Госпожа… — начал он несмело, — вы просили сообщить насчёт Шеда. Вчера он проснулся, но Лизен запретил вас беспокоить. А сегодня… Шед ещё не спит, и я подумал, надо вам напомнить…

Судя по проявленной инициативе, мальчик уже не боялся меня так откровенно, как прежде. Нерешительные нотки в голосе не в счёт.

Довольная таким прогрессом, я улыбнулась ему и увидела, как детские плечи расслабились. Эки даже выдохнул еле слышно.

— Как он себя чувствует?

— Намного лучше, госпожа! Спасибо вам…

— Отлично! Идём к нему!

Я с энтузиазмом выскочила из-за стола, мимоходом цапнув из стоящей возле клавиатуры тарелки пирожное, украшенное сочными кусочками миртошки — то самое, что в первый день так и не довелось попробовать из-за Муирне. На вкус оно было восхитительным, как сливочная помадка и безе одновременно.

Проскользнув мимо Эки, я сунула пирожное ему в руки со словами:

— Угощайся, — и резво унеслась на первый этаж в свой домашний лазарет.

Полуголый Шед сидел на своей колченогой софе и угрюмо смотрел на соседнюю, где в защитной позе эмбриона лицом к стене спал его братишка Яки, выживший после травли гратерой.

При моем появлении он попытался сползти на пол, чтобы встать на колени, но я оказалась быстрее и плюхнулась рядом с ним, удерживая на месте за руку. Кожа была все ещё слишком горячей — температура всё-таки держалась выше нормы.

Раб замер, не зная, как реагировать.

— Здравствуй, Шед, — поздоровалась я на местный манер.

И тут же подумала, как будет здорово после окончательного вступления в Содружество и удобно для разнорасовых туристов, когда в тигарденское общество внедрится такое удобное пожелание «ясной сингулярности». Вместо разнопланетарных вариаций приветов и прощаний с их зачастую слишком многослойными нюансами.

— Что желает госпожа? — хрипло спросил Шед.

За неимением возможности занять привычную позу, он низко наклонил корпус вперёд, воспроизведя странный сидячий поклон. При этом не рассчитал траекторию, почти упёрся носом мне в грудь и отпрянул в смятении от собственной неловкости.

— Как твоя спина? — спросила я, пряча улыбку. — Это был мой первый опыт вышивания стежков на теле разумного, между прочим.

— Благодарю, что интересуетесь, госпожа… — в замешательстве пробормотал Шед. — Эки говорил, что вы сами, своими руками… но я не поверил… простите глупого раба…

— Я понимаю. Давай взгляну, как раны заживают.

Широкая спина бугрилась хорошо развитыми мышцами, отчего полосы заживающих ран казались красными тигарденскими змеями, плывущими по смуглой коже Шеда. Я легонько прощупала те места, где наложила швы, в поисках очагов воспалений, и крупное тело сжалось — то ли от прикосновения моих пальцев, то ли от сквозняка, потянувшего от двери.