— Отец! — зовет мальчик.

В комнату стремительно входит взрослый диниту с густыми иссиня-черными волосами и лицом Гойриу Делла.

— Тэймин, контролируй себя! Видишь, маме и Улле плохо.

— Их спасут, отец? Их спасут? — словно ничего не слыша, лихорадочно спрашивает Тэймин.

Гойриу Делл молча смотрит на сына. Он всё знает, всё понимает. И осторожно говорит:

— Всех детей спасли, сирот забрала социальная служба опеки. Но среди них её не нашли. А мать погибла.

Какая же ты огромная и разнообразная, чертова философия боли!..

…бешеное мелькание картинок из индриковой книги-жизни, содержание которых интуитивно понятно: Тэймин и Улла медленно, очень медленно в сравнении с землянами, взрослеют… Звенна постоянно рядом с Уллой, как лучшая подруга, но ее вечная грызня с Тэймином огорчает девочку, поэтому индрик не любит эту задиристую блондинку… в Зелёной ЛесоШколе, куда ходят учиться все дети-диниту до совершеннолетия, брат с сестрой очень популярны. Не из-за высокого положения их отца-посла — для диниту социальные роли не имеют такого решающего значения, как у людей, — и даже не из-за принадлежности к одной из старших родовых ветвей. Просто Тэймин обладает редкой способностью непринужденно вдохновлять и мотивировать сверстников на личностный и ментальный рост — величайшие ценности в общественном сознании его расы. Как следствие, в его близкий круг хотят попасть все, пусть даже и через его младшую сестру…

…скорость пролистывания замедляется, и вот уже индрик с ужасом смотрит на грубую физиономию самой уродливой разумной твари во всём Млечном Пути — центаврита. Я узнаю их наконец — не только те же зубастые рожи, что привиделись в моем полусне-полувоспоминании, но и то, к какой расе они принадлежат.

К той единственной, что избрала космическое пиратство образом жизни на государственном уровне и потому негласно признана Содружеством в качестве террористической организации. Но центавритам плевать на это. Они давно покинули неблагополучную родину — адскую экзопланету Центавра-Глиезе, — и превратились в кочевников бескрайнего космоса. Их пасти полны заостренных зубов, а мозги — жажды насилия и адреналина. Это раса генетических социопатов, и примитивное право сильнейшего — единственный закон, который они чтят.

Следы лазерных ожогов покрывают всю физиономию центаврита — прямое доказательство того, что его бугристая коричневая кожа способна вполне благополучно переносить воздействие высоких температур и перепадов давления. В галанете даже ходят слухи, что эти монстры способны выходить без защиты в открытый космос. Правда, ненадолго, максимум на пару часов.

У его ног ничком лежит хрупкое женское тело, и на мгновение меня настигает ужасное чувство дежавю: это уже было… мама, мамочка… не показывай мне это… пожалуйста…

И звонкое эхо мальчишеского голоса озвучивает мои страдания:

— Мама!!! Нет! Не-е-ет! Я убью тебя, тварь!

Центаврит смотрит на мальчика с издевательским любопытством, затем кивает кому-то за его спиной… и другой его сородич-монстр тащит за собой маленькую Уллу, намотав ее длинные иссиня-черные, как у отца, волосы на кулак.

Не раздумывая, Тэймин бросается на захватчика, но мелькнувшая за его спиной мощная рука убийцы перехватывает его за воротник рубахи и заставляет болтаться в воздухе, как рыбу на крючке. Но мальчик не сдается. Он сжимает руки в кулаки и пристально смотрит на того, кто держит его сестрёнку за волосы.

— А-а-р-хр-р!.. — рычит тот, выпуская девочку и хватаясь за голову.

Индрик съеживается сильнее. Он чувствует, как нарастает ментальное давление в комнате. Ещё немного — и мозги закипят у всех, кроме диниту. Но кому есть дело до маленького испуганного индрика, когда решаются вопросы жизни и смерти двуногих разумных?

Раздается громкий щелчок взведённого оружия и на лбу дрожащей Уллы появляется красная лазерная точка.

— Вырубай свои фокусы, щ-щенок! — рычит первый центаврит и сильно встряхивает мальчика, которого так и держит за шкирку в воздухе. — Иначе сеструху твою хорошенечко прожарим! И сожрём на твоих глазах с кишками и косточками!

Тэймин слишком юн и неопытен, чтобы противостоять космическим пиратам, с детства закалённым в такого рода ситуациях. Индрик чувствует его смятение и растерянность.

Затем ментальное давление слабеет.

— А ну-кась, Каш, надень на динитошку нашего дикого намордничек! — с ласковой издёвкой шипит центаврит. — А то кусачий больно!

Его товарищ, чей разум был только что атакован Тэймином, мстительно оскаливается, извлекает из наплечной сумки знакомую маску из черной органики и делает широкий шаг вперёд.

— Весёлой дрессировки тебе, гадёныш!

Задыхаясь, я усилием воли вынырнула из воспоминаний индрика. Тело больше не казалось ни окоченевшим, ни мерзнущим. Оно горело огнем от лихорадочного тока крови по жилам. Сердце бухало в груди, а по лицу градом катились крупные капли пота.

Индрик сидел на скале и смотрел на меня печальным всепонимающим взглядом, а за его спиной медленно разгорался рассвет.

— Госпожа Чудо-Юдо, — произнес из воды глуховатый голос старейшины-плывчи. — Вам удалось меня удивить. Как вы себя ощущаете?

Я медленно повернула голову направо, чувствуя жгучую боль в одеревеневших мышцах шеи. На волнах тихого утреннего прибоя покачивалась голова тупорожки с нависающей над ней каменноподобной физиономией старейшины.

— Всё нормально, премудрый Бойре. Извините за беспокойство, но у меня возникло срочное дело. Не возражаете, если мы продолжим обучение позже?

И под удивленно-задумчивым взглядом плывчи махнула рукой топтавшемуся на берегу Граю, чтобы тот вытащил меня из воды.

Запас безопасных седативных средств в моей аптечке уменьшался на глазах. При том, что поводов для тревог, потрясений и всяческих переживаний становилось с каждым днём всё больше, качество химического воздействия на организм грозило перерасти в количество.

А это уже гарантированный вред.

Я долго рассматривала таблетки очередного вида успокоительного на своей ладони, затем пожала плечами и закинула под язык.

«Я показал тебе ещё не всё...» — раздался ментальный шепот индрика, наблюдавшего за мной из облюбованного им угла хозяйской гостиной. Там стояла объемная ёмкость с незнакомым листовидным растением, запах которого в сочетании с набитым до краев черноземом чрезвычайно понравился разумному зверьку.

«Я знаю. Дай мне ещё немного времени», — молча ответила ему и протянула руку за стаканом воды, который поднес мне Любен с соблазняющей улыбкой на пухлых губах.

Личный раб последние несколько дней серьезно переживал, что чем-то не угодил новой госпоже, поскольку все его функции ограничивались лишь рамками принести-подать еду. А от личной гигиены и прочих прелестей персонального обслуживания он был по сути отстранён.

Вот и выдался повод порадовать самолюбивого раба возможностью сделать массаж одеревеневших до судорог ног и спины. По правде говоря, я резонно опасалась реакций собственного либидо на манипуляции Любена. Очень уж умело и провокационно он пользовался своими знаниями о науке сладострастия. А вступать с ним в интимную связь было бы для меня лишним источником переживаний, поскольку я не умела да и не хотела отделять чувства от физических потребностей. Неизбежно возникла бы какая-никакая эмоциональная привязанность, а отсюда и широкое поле деятельности для умелого манипулятора. Так что в эту дверь даже и заглядывать не стоит.

«У тебя есть личное имя?» — спросила я индрика, прихлебывая воду.

«Улла звала меня Ру. Это означает «друг»».

«Рада знакомству, Ру. Звучит красиво».

«А ты знаешь, как переводится с языка диниту «гайя фай»?»