— Слушай внимательно, Лау, — без обиняков бросила я так, чтобы слышали все присутствующие. — Ты поставил свои мелкие интересы выше интересов своей госпожи. И будешь за это наказан.

— Но я ничего не нарушил, госпожа! — заюлил тот, принимая обиженное выражение, которое чрезвычайно шло его смазливой физиономии и делало его похожим на невинного обиженного мальчишку-подростка. — Не нарушил ничего из того, о чем вы говорили!

— Неужели?

— Честное слово, госпожа! Клянусь! Гратера убежала из клетки из-за халатности Гхорра, я сам пострадал, — убеждённо врал он, указывая на свой лоб, на котором выступала шишка и краснела ссадина.

Эти украшения он приобрел, самолично треснувшись головой о косяк дверцы из загона гратеры, когда отключал на решетке высокое напряжение для беспрепятственного освобождения хищницы из плена.

— Ты ведь сейчас врешь госпоже, раб, — старательно ровным голосом проговорила я. — И мы оба это знаем. Лучше признайся сам. Или расскажу я, раз ты стесняешься? О том, как ты выдал Гхорру фальшивый модулятор голоса гратеры… как выпустил ее из клетки, когда она ранила Гхорра и загнала его в подсобку для подачи еды… как сам себе сломал руку, бросившись с лестницы вниз… А всё из-за чего, Лау?

Социопат молчал, и в этом молчании читалось потрясенное: «Откуда..?!»

— Из-за того, что Гхорр не дал тебе завершить перепих в кустах?.. — я выдержала паузу, отслеживая реакцию окружающих, затем припечатала: — Или из-за того, что он сделал это унизительным для тебя образом при всех и поцарапал корону неприкасаемости?.. А может, даже избранности?

Повисшее молчание можно было резать ножом, как сыр. Словно все дышать разом перестали. Лау исподлобья огляделся и сделал единственно правильный вывод.

— Простите меня, госпожа! — сдавленно выкрикнул он, распростершись на земле в умоляющей позе и касаясь лбом земли. — Я раскаиваюсь!.. Накажите меня, прошу вас!

— Обязательно, — согласилась я и медленно начала: — Видеть тебя не…

— Я отработаю! — отчаянно закричал Лау, сообразив, чем ему грозит начатая фраза. — Отработаю задником для любого желающего безо всяких условий весь год!..

Какая щедрость, надо же. В ответ на моё фырканье Лау торопливо исправился:

— Пожизненно! Конечно, пожизненно!

Я покачала головой.

— Нет, Лау. Ты потерял мое доверие. Поэтому отправишься сейчас в пещеры забыванцев к своему дружку Хоану… Не отчаивайся. Через несколько лет ты получишь ещё один шанс. Когда Тигарден-2 станет частью ЗССР, тебе предоставят возможность пройти тест на стабильную социализацию. Если он окажется положительным, отправишься отбывать наказание в гражданской тюрьме, а после получишь свободу и новую жизнь. Если результат теста будет отрицательным, то тебе предложат выбор — психокоррекция и спокойная жизнь с трудоустройством на благо общественности… или пожизненное заключение на планете-тюрьме с трудовой повинностью на планетарных рудниках. На планете-тюрьме тебе дадут полную свободу действий. Хочешь — интригуй, хочешь — убивай. Но оттуда не выбраться. Там нет удобств и пропитания. Месячный паек выдаётся в обмен на определенный объем добытой руды. Как тебе вариант?

Лау сглотнул, глядя на меня безумными глазами. В его голове всё трещало и перекраивалось, снова трещало и снова перекраивалось — бесконечный хаос противоречивых мыслей, идей и обрывочной ругани. На поверхность рыбкой выскочила мысль о немедленном побеге и принялась плавать там кругами, неимоверно раздражая меня.

— Лау, — процедила я сквозь зубы. — Контроль тела. Отправляйся в пещеру забыванцев прямо сейчас! Дуно и Лизен, проводите его и заприте в камере, только не в той пещере, где сидит Хоан, а в соседней.

Несколько мгновений понаблюдав, как одеревеневший Лау против своей воли вышагивает перед управляющим и начальником охраны, я развернулась и подошла к группе своих асоциальных особистов-рабов.

Прошлась перед ними туда-сюда несколько раз, беззастенчиво копаясь в их разумах — не слишком глубоко, но и не на поверхности. Их глаза двигались вслед за мной синхронно, как маятники, а общий фон тревожного интереса сгущался с каждым шагом, пока не стало казаться, что я бреду по шею в энергетическом киселе.

Выудила всё, что могла за такой короткий срок, и остановилась. Затем задрала голову вверх, изучая плывущие по небу облака, и отстраненно спросила:

— Кто-нибудь желает в чем-то признаться?..

Все молчали. Некоторые встревожились. Худенький юноша с умной фиолетовой аурой смотрел на меня с одобрительным любопытством. Коренастый его сосед с брюшком понимающе щурился. Изящный красавец, чем-то похожий на Любена, слегка улыбался и с нетерпением ждал продолжения.

— Обещаю, что для тех, кто признается добровольно, первая вина будет прощена и забыта.

Молчание наполнилось нервным замешательством с капелькой сомнения.

— Не верите, значит, — вздохнула я, переводя взгляд на группу. — А ведь говорила — не надо интриговать. Всё узнаю, каждую вашу подлость, каждую наглую идейку. Точно никто не хочет признаться?

Никто не хотел.

— Ладно. Ты, — я указала на высокого статного космозонга с развитыми плечами пловца, — привязался к Эки и завоевал его доверие, а затем начал травить его мозги сказочками — якобы подслушанными из уст госпожи речами про то, что Любен впал в немилость и скоро будет переведен в задники без права отказа желающим. При этом ты знал, что Эки хорошо общается с Любеном и обязательно передаст ему слухи. Тем временем на подготовленную почву ты собирался уронить зерна предложения лично Любену предоставить его очаровательное тело под защиту твоих надёжных ручек. Не так ли? Можешь не отвечать.

Я прошла мимо социопата-«пловца», который так и застыл с приоткрытым ртом, и ткнула пальцем в следующего интригана, который возмутил меня в особенности. Из-за этого его мясистый нос, массивный подбородок и другие обыкновенные для мужчины черты казались не просто уродливыми, а отталкивающими.

— Ты! Приручил Муирне, воруя для нее из кухни пирожные, и завел дружеские отношения с Граем. А совсем скоро, эдак через недельку, собирался подсыпать обоим снотворное, чтобы изобразить сцену насилия и подставить Грая. Якобы он принуждает Муирне удовлетворять его потребности без разрешения госпожи. Ты считаешь, что он и так единолично это делает, и это несправедливо, ведь ты уже давно не пробовал женщину-плывчи и весь извелся. Так вот, мой тебе совет. Забудь о Муирне навсегда! Иначе я тебя… кастрирую, понял?

От последней угрозы носатый вздрогнул, а кто-то неподалеку насмешливо хрюкнул.

Я шагнула к последнему интригану — невозмутимому, как айсберг, крепкому коротышке, — и довольно долго смотрела ему в глаза, а затем… промолчала. Этот социопат ещё ничего не предпринял. Но серьезно обдумывал одну комбинацию, чтобы нейтрализовать соперников, претендующих на звание коммандера группы.

— Итак, мои дорогие интриганы, — насмешливо подытожила я. — Те, кого я отметила, дисквалифицируются в первой игре на право стать коммандером группы. Надеюсь, в следующем месяце вы не станете испытывать мое терпение.

Социопаты смотрели на меня по-новому. Взгляды были разными, но общей в них была одна вещь — признание.

Они признали меня силой, с которой отныне будут считаться и уважать.

Не говоря больше ни слова, я развернулась и ушла.

Возле иллюминаторов вместительного космического парома было не протолкнуться. Если бы не открывающийся оттуда вид на звёздное пространство и растущий шар спутника-курорта Демо, то можно было бы подумать, что мы пересекаем океанический залив, и все застыли в ожидании, когда же наконец можно прыгнуть в воду и начать купаться.

А всё из-за безумного дресс-кода для посетителей, который был обязательным на курортном спутнике. Боди, бикини или микроскопическое платье без рукавов — неважно, — но одежда должна была полностью оголять руки и ноги. Возможно, этого требовала служба безопасности Демо, чтобы минимизировать любые попытки протащить с собой устройства для съёмки компрометирующих видео или фото, а также вывезти с курорта весьма специфические вещества, которые, по слухам, предоставляются там всем желающим во время пребывания. В связи с ограничениями даже коммуникатор пришлось оставить на планете.