— Вы делаете нам величайшую честь, граф, — ответил Огинский. — Я никогда не смел и мечтать и о такой партии для моей дочери.

— Это честь для меня, уверяю вас.

— Помилуйте, граф, такая любезность…

— Что за церемонии, — вмешалась в разговор Огинская, — только бесполезная трата времени. С удовольствием, граф, я вручаю вам судьбу моей Анюты!

Граф почтительно поцеловал руку своей будущей тещи.

— Вы, вероятно, уже объяснились с моей дочерью? — поспешно спросила Огинская.

— Нет еще, — отвечал Солтык, — и прошу вас не говорить ей о том, что я уже сделал предложение.

— Как вам угодно.

— Получив согласие на брак, я прошу у вас позволения чаще бывать в вашем доме, чтобы изучить характер моей будущей жены.

— И у вас будет возможность выбрать удобную минуту для объяснения, — прибавила Огинская, — мне очень нравится, что вы сами хотите покорить сердце моей дочери, граф. Она у меня немного упряма, так что я не берусь уговаривать ее или давать ей советы.

— Не беспокойтесь, — улыбнулся Солтык, — ваша дочь не будет знать, что я уже получил ваше согласие, и я буду разыгрывать перед ней только пылкого влюбленного. Это будет для меня тем легче, что я люблю ее до безумия… Вы, быть может, и не подозреваете, до какой степени эта страсть овладела мною!

— Почему же нет?

— Моя репутация не безупречна…

— Вам все завидуют, граф! Да и как не завидовать человеку, так щедро одаренному природой… Но я всегда была вашей защитницей, поверьте.

— Очень вам благодарен.

Портьеры в гостиной тихонько распахнулись, на пороге показалась Анюта и тотчас же скрылась.

Граф откланялся и вышел. На лестнице он повстречался с Ядевским; соперники обменялись враждебными взглядами.

Анюта встречала Казимира в зале.

— Вы опоздали, — шепнула она ему. — Граф уже просил у родителей моей руки.

— Не надо отчаиваться, — с чувством собственного достоинства возразил молодой человек, — впрочем, все зависит от вас. Объявите родителям о своем решении. Граф Солтык — человек гордый, он сам откажется от своих притязаний, когда узнает, что ваше сердце принадлежит другому.

— Не знаю… я не жду ничего хорошего… Но будьте уверены: я пойду до конца и буду смело отстаивать свое право быть счастливой, — сказала Анюта и, крепко пожав руку Казимиру, ушла в свою комнату.

Сердце юноши невольно замерло, когда он переступил порог гостиной, где сидела хозяйка дома.

— Ваша дружба с моей матерью, — начал он, — и та благосклонность, с которой вы всегда относились ко мне, придали мне смелости, и я решился обратиться к вам с просьбой…

Нервная дрожь пробежала по спине толстой барыни; она догадалась, о чем пойдет речь.

— Говорите, — сказала она, — и если только это от меня зависит… — А сама подумала: «Как бы мне поскорее от него отделаться!»

— Я люблю вашу дочь, и она любит меня…

— В самом деле? — усмехнулась Огинская. — Но, я надеюсь, вы не считаете это чувство серьезным?

— Настолько серьезным, что я пришел к вам просить ее руки…

— Милый мой Казимир! — и тщеславная маменька принудила себя засмеяться. — Вы оба почти дети! Выбросьте эту мысль из головы… Все мы в молодости увлекаемся несбыточными мечтами! Впрочем, моя Анюта уже почти помолвлена.

— Помолвлена?.. Без ее согласия?

— Граф Солтык получил наше согласие; я уверена, что Анюта не станет противиться нашей воле… Это такая блестящая партия!

— А сердце вашей дочери?.. А счастье всей ее жизни?

— О, она будет счастлива!

— Нет, не будет! — вскричал юноша и тотчас же прибавил: — Анюта никогда не согласится на этот брак.

— Это мы увидим! — строго возразила Огинская. — Во всяком случае, я прошу вас прекратить ваши ухаживания за моей дочерью и даже — как мне ни больно просить вас об этом, — не посещать впредь нашего дома…

— Этому последнему приказанию я готов повиноваться, но любовь моя к Анюте прекратится только с моей жизнью.

Несчастный юноша поклонился и с разбитым сердцем вышел из гостиной. Анюта ждала его на площадке лестницы.

— Отказали? — дрожащим голосом спросила она.

— Да… Вас выдают замуж за графа Солтыка и надеются, что вы не откажетесь от этой блистательной партии!

— Ошибаются! — возразила девушка, гордо вскидывая голову. — Они могут на время разлучить меня с вами, но не в их власти заставить меня выйти за графа Солтыка. Положитесь на меня, Казимир, не верьте никаким интригам… Для нас не все еще потеряно!

— Выдержите ли вы эту нравственную борьбу?

— О, у меня достаточно силы воли!

— Но мне запрещено бывать в вашем доме.

— И все же, мы будем встречаться.

— Каким образом?

— Предоставьте это мне. На днях я сообщу вам свой план.

— Анюта, графине Солтык предстоит самая блистательная будущность… Устоите ли вы против этого искушения?

— Не стыдно ли вам так говорить? — вскричала девушка. — Меня ничем ослепить невозможно, потому что я люблю вас всем сердцем.

— Неужели вы меня действительно так любите?

Анюта улыбнулась, и в одной этой улыбке заключалось больше уверений в любви, чем в тысяче клятв. Не говоря ни слова, она положила свои маленькие ручки на плечи Казимира Ядевского и подтвердила свою немую клятву горячим поцелуем.

Прошло уже два дня после свидания Казимира с Анютой, а от нее не было никаких известий. На третий день, вечером, влюбленный юноша не выдержал и пошел хоть издали взглянуть на дом Огинских. Окна парадных комнат не были освещены.

«Вероятно они в опере», — подумал Ядевский, нанял извозчика и поехал в театр.

— Скоро ли кончится опера? — спросил он у кассира.

— Каменный гость только что вышел на сцену, — отвечал тот.

Давали «Дон-Жуана». Казимир начал ходить взад и вперед, ожидая разъезда публики; минуты тянулись бесконечно. Наконец двери из коридора распахнулись, и пестрая толпа нарядных дам и кавалеров, смеясь и разговаривая, наполнила вестибюль. Ядевский притаился в тени, за колонной, и с удовольствием заметил, что Анюта, идя под руку с графом, ни разу не улыбнулась и даже не позволила ему подсадить ее в карету.

На другой день рано утром Тарас принес ему записку следующего содержания: «Приходите сегодня к вечерне в католическую церковь и ждите меня у исповедальни, налево от двери. Ваша верная Анюта».

Свечи уже горели, когда Казимир вошел в церковь. Он остановился у колонны неподалеку от двери. Вскоре вошла Анюта в сопровождении Тараса и села на переднюю скамейку. Инстинктивно оглянувшись, она заметила Ядевского и приветливо кивнула ему. Началась служба. Никогда еще молодой человек не молился так усердно, как в этот день. Ему казалось, что его молитва вместе с чистым голосом невинной девушки как фимиам возносится к престолу Всевышнего. Наконец вечерня закончилась, народ вышел из церкви, и молодые люди встретились в условленном месте.

— Мне надо многое рассказать вам, — начала Анюта.

— Прежде всего, я должен вам признаться, что мною в эти дни овладело сомнение, но я увидел вас вчера под руку с Солтыком, и тяготившее меня чувство ревности рассеялось как дым.

— Это мне не нравится, Казимир… Вы за мною следите… Разве вы не уверены в моей к вам любви?

— Мне просто захотелось увидеть вас.

— Не делайте этого, если не желаете огорчить меня.

— Даю вам честное слово, что это не повторится.

Они сели на скамейку. В церкви царил таинственный полумрак, там и здесь перед иконами теплились лампадки.

— Если бы вы знали, друг мой, как я страдала в эти дни! — сказала девушка, и глубокий вздох вырвался из ее груди. — Я никого не полюблю кроме вас, но я потеряла надежду сделаться вашей женою. Мои родители угрожают мне проклятием и лишением наследства… Это ужасно, не правда ли?.. Для вас я готова пожертвовать всем на свете, но и с вами я не буду счастлива, если надо мной будет тяготеть родительское проклятие.

— Вас пытаются только запугать этим, — успокаивал ее Казимир. — Прошли те времена, когда неверных жен замуровывали в стену, а непокорных дочерей запирали в монастырь! Кто проклянет свою единственную дочь только за то, что она следует велению своего сердца? Поверьте, этого не может быть.