Граф не мог удержаться от иронической усмешки.

— Чему вы так зло улыбаетесь? — спросила Анюта. — Глядя на Эмму Малютину, я подумала, что вы сотворены друг для друга и что вы будете героем ее романа.

Огинская бросила на дочь строгий укоризненный взгляд, но та его даже не заметила.

— Вы уже слышали, что она способна быть героиней драмы, а не романа, — шутя, заметил граф.

— Пожалуй, и драмы, — это для меня безразлично.

Граф Солтык возвращался из театра. Антракты он провел в ложе Огинских, по окончании спектакля усадил их в карету, приказал своему кучеру ехать домой, а сам пошел пешком. Он был взволнован и хотел пройтись, чтобы успокоить нервы. Дойдя до своего дома, он повернул в узенький, слабо освещенный переулок, ведущий к реке. Вскоре он очутился в лабиринте незнакомых улочек. У него невольно мелькнула мысль о ночном приключении, и тут же в тишине ночи раздались громкие проклятия и грубый хохот очевидно пьяных мужчин и среди них, диссонансом, — звучный женский голос. Граф поспешил на помощь и, подойдя ближе, увидел женщину, окруженную толпою молодых людей. Защищаясь с неимоверной храбростью, ей удалось сильным толчком в грудь повалить на землю одного из нападавших, и выхватить револьвер. Мужчины отшатнулись, и она произнесла твердым голосом:

— Я застрелю как собаку каждого, кто осмелится подойти ко мне!

Несмотря на это предостережение, Солтык сделал шаг вперед и сказал, вежливо снимая шляпу:

— Сударыня, позвольте мне предложить вам свои услуги.

— Благодарю вас, хотя я и не нуждаюсь в посторонней помощи, — произнесла незнакомка, сурово взглянув на графа сквозь вуаль. — Хорошо, потрудитесь проводить меня, — прибавила она, беря его под руку.

Между тем, шайка негодяев уже успела опомниться.

— Так вот почему вы ломались! — вскричал один из них.

— Этот новый претендент нравится ей больше, чем мы! — заорал другой.

— Мы потребуем от него удовлетворения, — прибавил третий.

— Удовлетворения?! — гордо вскинув голову, воскликнул граф. — Берегитесь, как бы вас самих не привлекли к ответственности!.. Прочь с дороги, если не хотите, чтобы моя палка познакомилась с вашими спинами!

— Попробуйте!

Граф не стал повторять, и через мгновение двое из нападавших, окровавленные, лежали на снегу, а остальные — спасались бегством.

Незнакомка молча шла под руку со своим защитником, а он любовался ее величественной осанкой, безукоризненным профилем и выбившимися из-под меховой шапочки золотистыми волосами. Им овладело странное, незнакомое чувство: он еще не был влюблен в эту женщину, но ему казалось, что он, наконец, нашел подругу жизни, с которой его ничто не сможет разлучить.

На углу одной из улиц незнакомка остановилась и с благодарностью пожала ему руку.

— Я вам больше не нужен? — спросил граф, устремляя на нее выразительный, умоляющий взгляд.

— Очень вам благодарна… Теперь я могу дойти домой без провожатого… здесь недалеко.

— Как вам угодно… Но признаюсь вам, мое сердце болезненно сжимается при мысли, что мы с вами уже более не встретимся.

— Быть может, когда-нибудь вы меня и увидите.

— Позвольте узнать…

— Нет, нет, нет, — быстро прервала его незнакомка. — Сегодня вы от меня ничего не услышите, кроме того, что я благородная девушка, достойная защиты графа Солтыка.

— Вы меня знаете?

— Да… Но, довольно об этом… Скоро вы обо мне услышите. До свидания! — и она ушла, надменно кивнув ему головой.

Граф долго смотрел ей вслед и вдруг ударил себя ладонью по лбу:

— Ведь это она, — пробормотал он, — та странная, отважная девушка, о которой говорил Сесавин… Это личность выдающаяся… такие встречаются редко… И зачем столкнула меня с ней судьба, для счастья или для погибели?..

Вернувшись домой, граф долго сидел в задумчивости перед угасающим камином. Весь следующий день он мечтал о таинственной незнакомке: ее очаровательный образ преследовал его и на катке, и в клубе, и за обедом у знакомых, и даже вечером, у Огинских.

Когда Солтык вошел в гостиную, Эмма Малютина была уже там, и хозяйка дома тотчас познакомила их. Но начинало смеркаться, а лампы еще не зажигали, так что граф не мог рассмотреть ее черты. Он только внимательно прислушивался к звуку ее голоса и этот голос казался ему знакомым.

Наконец гостиную осветили, и чудная девушка предстала перед его взором во всей красоте. На ней было черное бархатное платье, отделанное белым кружевом, роскошные волосы были гладко зачесаны назад и копной лежали на затылке. Благородная простота этого наряда придавала ей неотразимую прелесть. Она разговаривала с Анютой. Случайно обернувшись и увидев Солтыка, она бросила на него выразительный взгляд. Это не ускользнуло от патера Глинского и произвело на него самое неприятное впечатление.

— Вы сдержали свое слово, — чуть слышно произнес граф, подойдя к Эмме.

— Пользуюсь случаем, чтобы еще раз поблагодарить вас за услугу, — отвечала красавица, протягивая ему руку.

В эту минуту к ним подошел иезуит.

— Слышали ли вы, граф, об ужасном происшествии в Каменец-Подольске? Там в лесу нашли наполовину сожженную на костре молодую женщину.

— Ах, какой ужас… Кто же виновники этого преступления? — раздалось со всех сторон.

— Полагают, что это дело рук секты, так называемых «Небесных посланников, или парадизиаков».

— Вам известно что-нибудь о них? — спросила Огинская.

— Я слышал кое-что, — отвечал патер Глинский.

— Расскажите же нам! — вскричала Анюта.

— Все, что вы знаете! — прибавила Генриетта.

— Это таинственная секта, члены которой убивают своих ближних во имя Бога Живаго. До сих пор полиции не удалось передать в руки правосудия ни одного из ее приверженцев.

— Не выдумка ли это? — спросил Солтык.

— Нет, граф, ужасные доказательства ее существования обнаруживаются почти ежедневно. Она сродни известной индийской секте душителей. Догматы их верования основаны на том, что мы живем на этом свете для искупления своих грехов и только те из нас попадут в царство небесное, которые окончат жизнь добровольной мученической смертью. Но и это еще не все. Мнимые благодетели рода человеческого стараются завлечь в свои сети некоторых, заранее намеченных ими личностей, и, если те не пожелают добровольно принести себя в жертву, они без церемонии убивают их во имя Божие, обещая за то отпущение грехов. Кроме того, они подвергают своих жертв ужасающим пыткам, и когда несчастные мученики, истощенные невыносимыми страданиями, начинают молить о смерти, их укладывают на жертвенник перед изображением распятого Спасителя и жрец или жрица из секты умерщвляют их во славу Божию.

— Это невероятно! — воскликнул Сесавин.

— Поверьте, что я не грешу против истины, — подтвердил иезуит. — В этой секте, как и в большинстве русских сект, например, у духоборов, беспоповщины и других, женщины играют заглавную роль и представляют три различных типа: во-первых, кающаяся грешница или добровольная мученица, подвергающая себя истязаниям в надежде на отпущение грехов; затем, так называемая, «спасительница душ», заманивающая грешников в свои сети; и, наконец, жрица, хладнокровно вонзающая нож в неповинную жертву. Самая опасная из них — «спасительница душ», потому что она скрывается под маской светской дамы, и мы не подозреваем об ее присутствии среди нас.

При этих словах Анюта инстинктивно взглянула на Эмму, которая, казалось, равнодушно слушала иезуита. Но после слов о «спасительнице душ» она устремила на оратора такой взгляд, что невинная девочка невольно содрогнулась. Это был кровожадный взгляд разъяренной тигрицы.

Никто из присутствующих ничего не заметил, но на Анюту увиденное произвело неизгладимое впечатление. Она вдруг вспомнила, что Казимир Ядевский знаком с Эммой Малютиной, и сердце ее замерло от ужаса.