– Тот самый, – заверил их Никитушка.

– И тот самый, который отцовы разговоры подслушивает? – усмехнулся Афоня.

Никитушка головой поник.

– Тот самый, – отвечает.

– И это у тебя одни голуби на уме? – продолжает Ерема.

– Вот уж нет, – вскинулся Никитушка, – никто не знает, что у меня на уме, кроме Бога одного.

– Ну и что же у тебя на уме? – интересуются.

– А вот возьмите меня в богатыри, тогда узнаете.

– А что ж ты делать умеешь? – спрашивает Ерема в сомнениях и сам уже не рад, что за поповичем ходили и такого неказистого, да цепкого из дому не ведая увели. – Силой молодеческой вроде не отмечен. Ловкостью разве? Или сметкостью?

– Силу в себе чувствую, – противоречит ему Никитушка, – можете меня проверить.

– Да в чем твоя сила? – удивляются.

– Я свистеть умею, – отвечает попович.

– Вот это нам как раз подходит, – смеется Афоня, – как раз свистуна нам не доставало для полного набора.

А Ерема ему руку на плечо положил и говорит, интерес увидев:

– Погоди-ка ты смеяться, забыл, как сам храпом кусты колыхал на клумбе?

Афоня тут и приувял.

– Да и сам я, – продолжает Ерема, – сиднем сидел три года, кирпичи бестолку ломал. Всех нас, – говорит, – богатырей, до ума доводить надо сперва.

– Меня доводить не надо, – отвечает Никитушка, – я уже доведенный до крайности. Если вы меня сейчас в богатыри не возьмете и не испытаете в деле, я могу весь Кудеяр обрушить, оттого как невмочь мне больше силу в себе держать. Голуби теперь уже не помогают.

– Прям-таки весь Кудеяр? – сомневается Ерема.

– Неужто так сильно свербит? – вторит ему Афоня.

– Прям-таки неужто, – заверяет Никитушка.

– Ну-ко, посвисти, – говорит Ерема. – А мы послушаем.

– Только не здесь, – отвечает попович. – Пойдем в лес, там послушаете, если уши вам не оторвет.

И отправились втроем в лес, подальше от города, – Никитушка в нетерпении, а Ерема с Афоней в недоверии и удивленном воображении.

А в это же время, разбойной темной ночью, иноземный советник Дварфинк снова призвал к себе в апартамент трех заморских богатырей на тайный разговор. Как предстали они перед ним, господин Дварфинк пытать их начал про воду из дивного озера.

– Отчего, – говорит, – такое, понять не могу, что вода эта проклятая никак должный вкус не обретет? Отчего не покоряется вашим ассортиментным технологиям и ароматным добавкам для вкуса, а в трубе к тому же будто усыхает и все меньше в объемах делается? От этого у меня одни убытки разорительные.

– Понимаем ваше несчастье, – отвечают ему заморские богатыри, руки на мастеровых фартуках сложив, – а ничего не можем сделать против этой непокорной воды. Интересуемся только, глубоко ли вам удалось проникнуть в здешнюю ментальную эфирность и постичь зловредную тайну озера, как обещались?

А господин советник им сообщает:

– Рассуждаю так, что нет у здешнего озера никакой тайны, а есть одна сильная зловредность, не то бы я давно сию тайну постиг и нам на службу поставил.

Заморские богатыри кивают согласно:

– Это же и нам представляется. Сильно вредные заклятия у русских монахов и вековая дремучесть непросвещенная. А все непокорство от непросвещенности в высших материях.

– Но мы ведь этого так не оставим? – настаивает господин Дварфинк.

– Положитесь на мастер-класс, – отвечают они, – достоверные результаты уже имеются.

– Каковы же? – любопытствует господин советник и лицевым выменем вытягивается от интереса.

– На заклятия русских монахов, – говорят, – у нас свои заклятия выставлены, и от этого явление произошло – доисторическая живность в водоеме объявилась и вредную эфирную ментальность дивного озера уменьшает, потому как местное население в страхе.

Господин советник головой покивал:

– Про доисторическую животину я слышал и в газете читал, сие есть превосходный первый результат, и буду ждать от вас следующих. Найден ли глубинный источник, питающий озеро?

– Имеем точный расчет, – отвечают богатыри, – что глубинный источник лежит под руинами на холме, где русские монахи выдерживали свои вековые тайные заклятия. Нам потребна официальная бумага от здешней власти на проведение там мастер-класса по ассортиментным технологиям.

– Будет вам бумага, сегодня же, – пообещал господин советник.

– Так скоро нам не надо. Тут требуется тонкая подготовка, потому как это место страшно вредное, и стерегущие заклятия там ощущаются простым чувством.

– Понимаю, – говорит господин Дварфинк, – здесь вам надо приложиться всеми усилиями. И сам не постою за убытками, чтобы дивное озеро с его безрассудной зловредностью и дремучестью искоренить.

– За это не беспокойтесь, – заверяют его богатыри, – все будет в чистом виде. А на крайний случай у нас имеется секретное оружие, и за ним мы тоже не постоим.

На этом тайное совещание завершилось, и заморские богатыри ушли в свою перекачку, прилагаться усилиями. А господин советник, потерев довольно руки, сел писать отчетность своему иноземному начальству и жаловаться на убытки.

Поп Андрей к разным мелким подсобным делам Колю пристраивал, чтобы хлеб не задаром жевал, а все не то выходило. Простора для души не было, и беспокойство не утолялось, а чуть только прибивалось, как пыль дождем к земле. Как подсохнет, да ветер подымется, вся пыль опять в воздухе и глаза колет, в носу свербит. Уж Коля угодников стал мысленно пытать, как ему это бедствие одолеть и искушения миновать, а они все молчат и смотрят строго, будто велят самому до всего додумываться. А поп говорит: молись и постись, род бесовский и прогонишь от себя. Да куда уж сильнее поститься, и без того на одном тунеядном хлебе жил – в трапезной разносолами не баловали.

А один раз Коле брюхо совсем подвело, и до ужина далеко было. Вот и решил опять к монастырю пойти, а там, в святом месте, молитвенное состояние на себя навлечь. Глядишь, Черный монах объявится ради его усилий и в общение с Колей войдет. А только ничего из этого не случилось.

Пришел Коля к монастырю, на холм взлез и глядит, остолбеневши. Тут строительство полным ходом движется, монастырь стеной обносится, за ней уже не видно, кто там да чего. Коля тогда стену кругом обошел, а тут недоросль знакомый на лесенке стоит, кирпич поверху кладет, сам весь раствором обмазанный, в газетной шапке на голове. И мурлычет себе под нос, будто блаженство получает.

– Вот не видел, – дивуется Коля, – чтобы недоросли так в охоту трудились. С чего бы это и откуда?

Чумазый недоросль к нему повернулся, как напугавшись, а Колю увидал и прояснел, узнавши:

– А, это ты, дядя, – отвечает, – тоже за кладом пришел? – и ухмыляется.

– Да нет, – отговаривается Коля, – я просто. А вы что же, нашли клад?

– Кто нашел, а кто ищет, – отвечает недоросль и новый кирпич пристраивает.

– А Черного монаха видели? – спрашивает Коля в замирании.

– Так вон же он, – недоросль на церковь мшистую рукой махнул, – чего его видеть. Это он нас видит.

Коля к церкви сбегал, удостоверился, монаху поклон положил и обратно к стене вернулся. А тут бродяжка появилась, тоже вся в растворе и с бумажным тючком цемента. Косицами взмахнула, Коле обрадовалась. А Коля от встречи тоже в расположение пришел.

– Наше вам здравствуйте, – говорит.

– И вам наше, – отвечает бродяжка улыбчиво. – Говорила же, еще встретимся.

– А вы теперь, значит, тут живете, монастырь строите? – спрашивает Коля.

– Ага, – говорит недоросль, – живем, строим. А только думаю, ненадолго это.

– Отчего ненадолго?

– В городе узнают, придут и сгонят, – отвечает Студень, – и стену обратно поломают.

– Не поломают, – качает головой бродяжка, – а прийти так придут, как же им не прийти.

– Да, – кашлянул тут Коля, – вот и я пришел.

– А мы тебя не звали, дядя, – говорит чей-то голос у него за спиной.

Обернулся Коля и двух других недорослей увидал, один малахольный и дурошлепный, а другой суровый и непрекословный.