Посланник бросил на лорда-протектора недовольный взгляд, однако безропотно удалился в сопровождении стражников.

— Я полагаю, вы намерены исполнить желание бесценного? — безучастным тоном осведомился Олин, когда дверь за евнухом закрылась.

В ответ Лудис Дракава расхохотался. Он смеялся так долго, что щеки его побагровели, а глаза готовы были выскочить из орбит. Судя по всему, сегодня он осушил не один бокал вина.

— Он снаряжает военную флотилию, этот автарк, развратный мальчишка, любитель евнухов, — сообщил он, отсмеявшись. — Вскоре он двинется на Иеросоль. И я никак не могу взять в толк, зачем вы ему понадобились.

— Мне это тоже неизвестно, — пожал плечами король Олин. — Желания безумца не подчиняются логике. А если верить слухам, автарк Сулепис еще более безумен, чем его отец Парнад.

— Да, но почему ему взбрело в голову заполучить и удостоить беседы именно вас? И откуда он узнал, что вы… гостите у меня?

— Подобное обстоятельство трудно сохранить в тайне, — невесело усмехнулся король Олин. — Можете не сомневаться, весь Эон знает, что вы держите меня в плену.

— Возможно. Но меня занимает, почему послание пришло вскоре после вашей невинной встречи с девушкой, недавно прибывшей из Ксиса. Может, беседа с ней послужила для вас предлогом… передать письмо автарку?

— Боюсь, вы не менее безумны, чем Сулепис, — бросил король Олин и сделал шаг по направлению к трону.

Дюжие телохранители, стоявшие у трона, угрожающе уставились на него. Король остановился и в отчаянии сжал кулаки.

— По-вашему, я хочу оказаться во власти сумасшедшего автарка Сулеписа? — спросил он. — Да будет вам известно, в течение многих лет я сражался с его отцом, а сейчас воевал бы с ним самим, если бы вы и проклятый Геспер не вступили в сговор, в результате чего я оказался в заточении.

Король простер руки, не в силах справиться с захлестнувшими его чувствами.

— Кроме того, я разговаривал с той девушкой несколько дней назад, — добавил он после недолгого молчания. — За это время мое письмо никак не могло дойти до Ксиса. И уж конечно автарк не успел бы прислать ответ.

— Ваши доводы представляются мне весьма разумными, — склонив голову, произнес лорд-протектор.

Казалось, он был доволен тем, что царственный узник тоже способен потерять самообладание.

— Но это вовсе не означает, что вы говорите правду, — продолжал Лудис Дракава. — Мы живем в безумное время, когда голос разума должен умолкнуть. На вашу страну напало волшебное племя, полчища гоблинов и монстров осаждают ваш замок — разве это постижимо разумом?

Лорд-протектор вскинул голову, сверля Олина Эддона взглядом своих красных глаз.

— Позвольте напомнить вам, король Олин, что в данный момент вы являетесь моей собственностью. Я, Лудис Дракава, с полным правом считаю вас военным трофеем, и, если я вас продам, мне, и никому другому, достанутся все барыши. Если случится невероятное и стены цитадели падут под напором войск автарка, я успею сделать так, чтобы Сулепис не получил вас. По крайней мере, живым. — Завершив свою тираду, правитель Иеросоля взмахнул рукой. — Олин Эддон, вы можете вернуться в свои покои и на досуге предаваться воспоминаниям, а также чтению и флирту с горничными.

Лорд-протектор хлопнул в ладоши.

— Уведите его, — приказал он появившимся в дверях стражникам.

Покрытый искусной резьбой свод пещеры, где располагался Город фандерлингов, славился на весь Эон. В прежние мирные времена люди приезжали издалека, из Перикала или с острова Девон, исключительно для того, чтобы полюбоваться причудливым каменным лесом — шедевром нескольких поколений мастеров.

Потолок палаты гильдии каменотесов был не столь знаменит и, разумеется, значительно уступал своду пещеры размерами. Но он тоже мог поразить воображение, даже избалованное разнообразными впечатлениями. Естественная впадина, образовавшаяся под фундаментом замка Южного Предела, была облицована плитами из дымчатого кварца, известняка и прочих камней. Их украшала столь затейливая резьба, что творению подземных мастеров могли бы позавидовать боги.

Чет нередко любовался этой красотой — его дедушка был одним из резчиков, превративших потолок в произведение искусства, — но всякий раз при виде изумительной резной картины у него захватывало дух от восторга. Особенно ему нравилось смотреть на потолок, стоя в отдалении от всех в церемониальном зале. Отсюда каменный свод представлялся окном, сквозь которое проглядывали иные миры. Когда глаза привыкали к темноте, Чет различал вырезанные на каменных плитах фигуры в длинных одеяниях и масках, в ниспадающих до пят покрывалах. А потом потрясенный зритель сознавал, что не только он смотрит на искусно сделанные изображения, но и таинственные фигуры взирают из-под свода, только их взоры устремлены не на него, а в священные глубины, в пропасть Дж'еж'крал, обитель повелителя Горячего Мокрого Камня — бога Керниоса, как зовут его большие люди.

В устройстве большого зала была некая хитрость, и теперь Чет по достоинству оценил ее. Он стоял на судном месте и ожидал, пока смолкнет эхо, многократно повторявшее каждое слово. Скамьи и четыре кресла, предназначенные для магистров и смотрителей, располагались вокруг врезанного в пол огромного зеркала из серебристой слюды, в котором полностью отражался покрытый резьбой потолок. Таким образом, Чет и остальные фандерлинги сидели у края великой бездны, заглядывая в глаза бога.

В прежние спокойные времена впечатляющее зрелище порой отвлекало Чета от насущных проблем. Сегодня, когда вся гильдия каменотесов собралась, дабы обсудить его странные деяния, отражение в зеркале внушало ему благоговейный страх.

— Ты и в самом деле это сделал?

Главным обвинителем Чета, как нетрудно было предугадать, стал его собственный брат Нарост.

— Ты не можешь себе представить, какой жгучий стыд я ощущаю при мысли, что один из нашей семьи…

— Прошу вас, магистр, не спешите с выводами, — перебил его Киноварь. — Никто из нас пока не уверен в том, что мастер Чет совершил нечто неблаговидное. И говорить о позоре, который он навлек на семейство Голубого Кварца, явно преждевременно.

— Он навлек позор не только на свое семейство, но на весь клан Кварца! — рявкнул Гелиотроп, магистр ветви Дымчатого Кварца.

Невероятно толстый и пучеглазый, он предпочитал во всем соглашаться с Наростом и спешил выразить полную солидарность с ним. Единомышленников у него хватало — судя по неприязненным взглядам, которые бросали на Чета магистры ветвей Черного, Молочного и Розового Кварца, они тоже считали, что он достоин самого сурового осуждения.

«Приятно видеть единодушие в лоне благородного семейства», — с горькой иронией подумал Чет. Ему оставалось лишь надеяться, что прочие члены огромного клана Кварца, до сей поры хранившие молчание, проявят большую широту взглядов.

— Чужаки проникли в святилище тайн? — Гелиотроп покачал головой, словно не верил в это святотатство. — Большие люди скрываются от своих законных правителей здесь, в Городе фандерлингов? Ты лишился рассудка, Чет, если допустил такое.

— Мы учтем ваше мнение, магистр, — произнес Киноварь, всем своим видом показывая, что он это мнение не разделяет.

Будучи магистром клана Быстрой Ртути и одним из самых влиятельных представителей всего дома Металла (многие полагали, что в самом скором времени он сменит на посту старика Олово Негашеная Известь и станет одним из четырех великих смотрителей, достигнув, таким образом, самого почетного положения в Городе фандерлингов), Киноварь мог оказать Чету немалую поддержку. К тому же суждения его неизменно оставались разумными и справедливыми.

— Полагаю, прежде чем сокрушаться о попранных традициях и вздыхать о том, что нас запятнали позором, нам необходимо выслушать других магистров или достопочтенных смотрителей, — изрек он.

Со скамьи поднялся Окалина, ставший магистром семейства Гнейс после того, как отец его был возведен в ранг великого смотрителя. Взгляд его, полыхавший злобой, не предвещал ничего хорошего.