— Нет, — покачала она головой. — Он не умер.

— Разумеется, дух его жив, — кивнул Чет, стараясь не встречаться с женщиной взглядом. — А сейчас прошу меня простить, я должен идти. Я очень сожалею, что все так случилось.

На губах молодой женщины появилась улыбка, отчего выражение ее лица стало еще более странным.

— Нет, он не умер, — повторила она. — Я слышу его голос. Каждый день он разговаривает с леди Дикобраз. И то, что говорит Джил, вызывает у нее ненависть.

— О чем вы?

— Так, ни о чем. Я только хотела сообщить вам, что слышала, как вчера, а может быть, даже сегодня Джил говорил о вас. — Женщина покачала головой, словно ее собеседник должен был понимать, как трудно внимать голосам мертвых. — Он сожалел о том, что не может вас предостеречь. Говорил, что вам и вашему народу грозит опасность. Мир ожидают большие перемены. Под Городом фандерлингов откроется дверь, через которую утечет мертвое время.

Молодая женщина кивнула, довольная тем, что ей удалось в точности передать загадочное послание.

— Прощайте.

Она повернулась и пошла прочь. Чет смотрел ей вслед, и его бил озноб, вызванный отнюдь не зимним холодом.

Глава 31

Девушка с тёмными глазами

В течение столетия боги сражались друг с другом, и Бледной Девой овладел такой сильный страх, что она решила сдаться на милость своего отца и тем самым положить конец кровавой распре. Однако ее супруг Серебряное Сияние, его брат и сестра препятствовали этому, угрожая ей смертью. Хитрец, сородич Бледной Девы, тайно явился к ней и сыграл нежную мелодию, сообщая о том, что поможет ей бежать. Хитрец сам пожелал обладать Бледной Девой, и его желание было близко к осуществлению. Но поднялась страшная буря, и среди великого смятения он потерял ее. Бледная Дева потеряла память и долгое время бродила, не ведая, кто она и куда направляется.

В битве Белый Огонь убил Буйвола, сына Грома. Гром, охваченный яростью, убил Серебряное Сияние, супруга Бледной Девы, отца Горбуна. В тот день пролились реки крови, и музыка бытия после этого стала мрачной.

«Сто соображений» из Книги великих печалей народа кваров

Он падал так давно, что успел забыть, каково это — не падать. Он не помнил, куда летит — вверх или вниз. Он уже не помнил, что означают эти слова. В его памяти сохранились только исполинские ворота, откуда внезапно вырвался черный ветер. Ветер подхватил его и увлек с собой, и теперь он летел в темноте, беспомощный, как подхваченный бурей воробей.

— Сестра! — звал или пытался позвать он. — Я падаю! Помоги мне…

Но она не спешила на помощь, и память его более не рождала спасительных призраков. Пропасть, разделившая их, была так широка, что даже узы крови не могли перекинуть через нее мост.

— Сестра! Я умираю…

Он никогда не думал, что умрет и не успеет проститься с сестрой. Но она должна знать, как сильно он любил ее. В этом безумном мире она одна служила ему поддержкой и опорой. Он всегда чувствовал ее любовь и в ней находил утешение…

— Кто… ты… такой?

Едва слышный шепот коснулся его слуха. Нет, это был даже не шепот, а шелест цветов, распускающихся под лучами солнца. Сладостный звук, неуместный посреди беспросветного мрака.

— Кто здесь? Это ты, Штормовой Фонарь?

Он знал, что воин сумеречного племени тут ни при чем — слова его никогда не звучали нежной мелодией, они были холодны и прозрачны, как капли, падающие с ветвей после дождя. А сейчас с ним говорила женщина, он это чувствовал. Голос ее ласкал измученную душу. И он знал, как она выглядит: юная девушка с темными глазами и черными волосами, та самая, что часто являлась ему во сне.

— Кто ты? — упорно вопрошал он, вглядываясь в темноту.

Падение не останавливалось, но то было не просто низвержение в бездну — нет, он летел к неведомой цели.

— Я знаю тебя? — допытывался он.

— Кто я? — Она замолчала, словно вопрос привел ее в недоумение. — Я не знаю. А кто ты?

Какой глупый вопрос, пронеслось у него в голове. Однако ответить на него оказалось непросто.

— У меня есть имя, — сообщил он. — Но я позабыл его и сейчас не могу вспомнить.

— Со мной произошло то же самое, — откликнулась она. Голос ее по-прежнему был тихим, но упоительно мелодичным. — Я позабыла свое имя. Как странно…

— Тебе известно, где мы?

Он узнал ответ прежде, чем голос ее вновь зазвучал в его сознании.

— Нет. Мы потерялись. Потеряли себя.

Он ощутил в голосе незнакомки печаль и понял, что страх и отчаяние ведомы не только ему. Больше всего на свете он хотел бы помочь ей или хотя бы утешить. Сам он уже обрел утешение в сознании того, что его одиночество не беспредельно и еще одна живая душа разделяет его участь.

— Я хочу тебя увидеть, — сказал он. — Я уже видел тебя прежде.

— Ты видел меня?

— Да, ты наблюдала за мной. Это ведь была ты? Кто-то гнался за мной по пятам, и холмы были охвачены пламенем…

— Так это был ты! — В голосе ее зазвучала радость узнавания и обретения. — Я боялась за тебя.

— Я хочу тебя увидеть.

— Но кто ты? — повторила она.

— Я не знаю, — раздраженно бросил он и тут же спохватился, ибо осознал, что своим раздражением отгоняет ее прочь.

То, что он до сих пор способен раздражаться и досадовать, явилось неожиданностью для него самого. Ему казалось, что темнота, окружавшая его со всех сторон, поглотила все чувства.

— Я знаю только, что я это я, — попытался он объяснить. — Знаю, что видел тебя прежде. Знаю, что ты…

Он запнулся, ибо в этом мире, лишенном четких представлений и очертаний, слова утрачивали смысл.

— Ты проникла в мое сердце, — признался он наконец. — Прежде этого никому не удавалось… с тех пор, как я расстался с ней…

Он говорил о своей сестре, о второй половинке своей души, пытался вспомнить ее имя и не мог этого сделать. В ответ последовало долгое молчание.

— Ты ее любишь, — донесся до него нежный шелест.

— Люблю, — отозвался он и тут же ощутил, как связь их ослабела.

Облако непонимания разделило их, и девушка с темными глазами вновь начала отдаляться.

— Не уходи! — взмолился он. — Я должен тебя увидеть! Я хочу…

Он вновь запнулся, не в состоянии подобрать слово, способное выразить суть его желания. В голове его царило смятение, и все же он понимал: ему необходима причина, чтобы цепляться за жизнь. Ему хотелось обрести убежище, дарующее покой, встретить родственную душу, откликающуюся на самые сокровенные помыслы. Но его окружала беспросветная тьма, и лишь нежный шепот разгонял ее, подобно лучу надежды.

— Я начинаю кое-что различать вокруг, — внезапно произнесла она. — В какое странное место мы попали!

— Что ты имеешь в виду?

— Посмотри! Здесь стены, высокие стены. А это, кажется… дорога?

Теперь он тоже видел в темноте какие-то размытые очертания. Сумрак, сквозь который они неслись, поредел, в нем брезжил свет и угадывались неясные контуры. В самом центре можно было различить подобие дороги — точнее, то были мостки через пустоту. Эта опасная пустота стремилась поглотить все. Она существовала, но в то же время являлась угрозой всему сущему. То был сгусток небытия, готовый поглотить бытие.

— Нет, это не дорога, — произнес он, вглядываясь в контуры, становившиеся все более отчетливыми. — Это мост.

Через мгновение они встретились на этом мосту — юноша и девушка, которые видели друг друга смутно, как сквозь толщу воды. Они уже не были детьми, но еще не стали взрослыми, и смысл невероятных и пугающих событий, происходящих в мире, оставался для них тайной.

Темные глаза незнакомки неодолимо притягивали его, хотя он не мог долго смотреть в них — ее лицо начинало расплываться, словно зрение, утомленное созерцанием пустоты, отказывалось воспринимать живую человеческую плоть.

Ее глаза завораживали не только потому, что были большими и темными, как глаза неведомых животных, взирающие на путника из лесных дебрей. Его поразило, что незнакомка не просто смотрит на него, но, без сомнений, видит его. Если она его видит, значит, он не призрак, не плод собственного воображения. Эта мысль помогла ему вынырнуть из пучины безумия. Он ощущал себе путником, долго бродившим в заснеженной равнине и внезапно увидевшим приветливый огонек костра. Взгляд ее давал шанс на спасение.