— Вы говорили про какие-то волшебные изразцы, — выпалила она. — Это что, керамические плитки? Вроде тех, которыми выложен пол в часовне? А непорочную Зорию вы тоже видели? Как она выглядит? Хоть немного похожа на свои изображения? Она и правда такая добрая и красивая, как говорится в книгах?

Внезапно Бриони вспомнила, как одна из ее фрейлин, Роза Треллинг, на День всех сирот ездила к себе домой, в Лендсенд. После возвращения она со смехом рассказывала о том, что родственники не дали ей ни минуты покоя, засыпая вопросами о принцессе Бриони, о королевской семье, о нравах и обычаях замка Южного Предела.

«Все люди хотят побольше узнать о тех, кто занимает высокое положение, кто получил богатство, власть или славу», — отметила про себя Бриони.

Забавно было думать о том, что простым людям она представлялась небожительницей. Они думают о ней с благоговейным трепетом — точно так же, как сама она думает о Зории. А как боги относятся к смертным? Может, кто-то вызывает у них зависть и они наблюдают за деяниями людей с ревнивым интересом? Бриони изнывала от желания воспользоваться случаем и удовлетворить свое любопытство. Ведь не каждый день судьба сводила ее с живой богиней, пусть даже утратившей божественный облик.

— Вижу, девочка, ты поняла, что бессмертие ужасно обременительно, и решила избавить меня от этого наказания, — прошипела Лисийя. — Для чего использовала свое единственное оружие — болтливый язык! Ты решила уморить меня вопросами?

— Простите… Я не хотела вам докучать… Но вы так долго молчали…

— Молчание — золото, детка, и тебе не помешает это уяснить. Впрочем, любопытство — порок, присущий почти всем смертным. Беда в том, что они вечно интересуются ерундой и упускают возможность узнать что-то важное.

— Я очень хочу узнать что-нибудь важное! Пожалуйста, расскажите мне, Лисийя!

— Так и быть, я отвечу на твои вопросы. Только, не обессудь, отвечу кратко. У меня есть о чем подумать, и я должна внимательно прислушиваться к тому, что говорит мне музыка. Во-первых, волшебные изразцы, которые используются в магических зеркалах, это осколки башни Хорса. В твоих глупых стишках их называют «ледяными кристаллами» или как-то в этом роде. В свое время волшебные изразцы сделал для башни Хорса Купилас Ремесленник. Потомки Онейны называют его Горбуном.

— Потомки Онейны?

— Ты можешь хоть немного помолчать, девочка? Когда тебе рассказывают, будь любезна слушать! Да, я говорю о богах, вышедших из чрева Мади Онейны, — о Змеосе, Хорсе и их сестре Зуриал. Ты наверняка помнишь, что есть еще клан Мади Суразем, сестры Онейны. К этому клану принадлежат Перин и его братья. Потомки Онейны и потомки Суразем вечно враждовали. Но все они происходят от одного отца — старого Свероса.

Опасаясь новой вспышки раздражения, Бриони молча кивнула.

— Хорошо, что хоть это ты знаешь. Так вот, Горбун помог Хорсу сделать крепость неприступной. Для этого он использовал чудесные изразцы, и благодаря им обитель Хорса стала невидимой и на земле, и на небе. Правда, кое-кто считал, что изразцы скрывают истинное расположение жилища Хорса, придавая ему множество мнимых обличий. Так или иначе, крепость Хорса впоследствии разрушил охваченный яростью Перин, и она разлетелась на множество осколков. Именно о них я и говорю. По виду их можно принять за обычные зеркала, однако они обладают весьма необычными свойствами.

— И вы считаете, что я увидела Баррика в одном из этих осколков?

— Я так долго живу на свете, дитя мое, что у меня было время понять: в этом мире глупо утверждать что-нибудь с уверенностью. Возможно, в руки тебе и в самом деле попало магическое стекло, но у меня есть большие сомнения на этот счет. До сей поры уцелело едва ли больше двух десятков волшебных изразцов. Неужели один из них оказался на туалетном столике какой-то дамочки, живущей… где, ты сказала? В Ландерс-Порте?

Бриони кивнула.

— Более вероятно, что вокруг тебя и твоего брата происходят непостижимые вещи, — продолжала старуха. — Хотя в тебе я не чувствую ничего из ряда вон выходящего, ничего необычайного и, тем более, магического. За исключением, разумеется, твоей девственности. Которую вы, смертные, непонятно с какой стати считаете сокровищем! — Лисийя зашлась каркающим смехом. — Поэтому вы возводите напраслину на бедняжку Зорию и зовете ее девственницей с упорством, достойным лучшего применения.

— Что вы имеете в виду?

— Если считать девственность сокровищем, то потомки Суразем и Онейны плохо его охраняли. Можешь мне поверить, боги испытывают те же желания, что и смертные. Все они познали плотские утехи. Ну, может быть, кроме Горбуна и Девоны. Зория не стала исключением.

— Вы… вы хотите сказать… что непорочная Зория… что она…

— Вовсе не была непорочна, — с довольной ухмылкой закончила Лисийя. — Как она, по-твоему, могла сохранить девственность, если у нее был возлюбленный — Хорс? Я же говорила, она втрескалась в него по самые уши! Она оставила ксандианские холмы и луга и удрала вместе с ним. И если бы ее отец не собрал армию родственников и не отправился защищать свою честь — должна заметить, мужчины понимают эту самую честь до крайности глупо, — Зория долго и счастливо жила бы с повелителем Луны и нарожала бы ему кучу детей! Увы, ей была уготована иная судьба, а мир пережил большие перемены.

В голосе старухи послышалась горечь, в глазах отразилась скорбь.

— В мире произошли большие перемены, — повторила она.

Лицо старухи стало таким печальным, что Бриони смущенно отвела глаза и уставилась в огонь.

— Так что заруби себе на носу: россказни о девственности Зории это чистой воды выдумка, — заговорила Лисийя прежним насмешливым, почти язвительным тоном. — Впрочем, какое это имеет значение сейчас, когда в мире остались лишь мы, побочные дети, выродки, пасынки небес. Только мы сумели выжить во время войны богов — как насекомые, единственные обитатели сгоревшего леса.

— Значит, все прочие боги… мертвы?

— Они живы, девочка, но погрузились в глубокий сон. Они спят уже века и, судя по всему, проспят до конца мира.

— То есть богов… как будто нет? Они нас покинули?

— Я бы так не сказала. Но объяснять это слишком долго, а мне сейчас недосуг. Одно я знаю точно: в нынешние времена в мире осталось лишь несколько престарелых полубогов и полубогинь, подобных мне. Как и я, они заботятся о лесах и озерах, которые прежде были небольшими морями. Но я так давно не видела никого из них, что позабыла, как они выглядят.

— Боги нас покинули, — шепотом повторила потрясенная Бриони.

— Они сделали это не по доброй воле, девочка моя, — с угрюмой усмешкой заявила Лисийя. — Ты так переживаешь, словно они погрузились в сон только сейчас. Но они спали уже тогда, когда твои предки заложили первый камень в основание первого города. У смертных было время привыкнуть к отсутствию богов.

— Но мы же молимся им! Я каждый день молюсь Зории…

— Ничто не мешает тебе молиться ей и впредь, если это утешает тебя. Быть может, твои молитвы даже будут услышаны — ведь сон богов не похож на сон смертных, и их посещают совсем другие видения. А еще их сон не дарует отдыха… Но об этом поговорим в другой раз. Мы и так потеряли уйму времени. Давай-ка, поднимайся скорее.

— Мы снова отправимся в путь?

— А что нам еще остается делать?

Лисийя, не оглядываясь, быстро заковыляла вперед по лесной тропе. Бриони оставалось лишь повиноваться.

Когда они дошли до края леса, день уже заканчивался, солнце скрылось за дальними холмами. Стоя на опушке, Бриони окинула взглядом бескрайние долины. Она могла лишь догадываться о том, что это Сильверсайд. Просторные равнины, поросшие пожухлой травой, пустынные, прекрасные и безмятежные, тянулись на север и на запад до самого горизонта.

— Зачем мы сюда пришли? — обратилась Бриони к своей спутнице.

— Сюда нас позвала музыка, — пояснила Лисийя.

Она нащупала что-то под плащом и сняла через голову шнурок, висевший у нее на шее.