— Вы говорили о своих детях, король Олин… — осмелилась нарушить затянувшееся молчание девочка.

— Да, — кивнул он и, словно стряхнув наваждение, пристально посмотрел на свою собеседницу. — Прошу прощения. Я отвлекся. Сделайте милость, скажите мне, кто эта девушка?

Пелайя ощутила укол какого-то неприятного чувства (о том, что это ревность, она догадалась позднее), повернулась и посмотрела туда, куда указывал король.

— Я никого не вижу, — пожала она плечами. — В саду нет ни моей сестры, ни наших подруг.

— Я говорю об одной из двух девушек, что несут корзины с бельем. Видите, одна из них тоненькая, а другая поплотнее. У тоненькой волосы выбились из-под платка.

— Вы говорите о прачках?

— Да, именно о прачках, — отчеканил Олин, и впервые за время их знакомства Пелайя услышала в его голосе сердитые нотки. — Или вы полагаете, что слуги недостойны того, чтобы мы замечали их? Тем не менее эти девушки существуют, и в отличие от вас, милостивая госпожа, я прекрасно их вижу.

Его слова больно задели Пелайю, но она не подала виду.

— Откуда мне знать, кто эта девица? — произнесла она с притворным равнодушием. — Я лишь вижу, что она прачка. Не понимаю, почему вы обратили на нее внимание. Она что, показалась вам хорошенькой?

Присмотревшись к тоненькой девушке, Пелайя поняла, что та немногим старше ее самой. Из широких рукавов платья выглядывали смуглые тонкие руки; волосы, которые действительно выбивались из-под платка, были черны как смоль, за исключением одной огненно-рыжей пряди. Лицо прачки вполне можно было счесть привлекательным, однако Пелайя никак не могла взять в толк, почему эта девушка возбудила интерес короля-узника.

— По-моему, это уроженка Ксанда, — заметила Пелайя. — Наверное, приехала с севера страны. У тех, кто живет рядом с пустыней, кожа темнее. В крепости много служанок, приехавших из Ксанда. Они работают в прачечной и на кухне.

Олин не отводил взгляда от юной прачки, пока она не вошла в один из крытых переходов.

— Эта девушка… кое-кого мне напоминает, — задумчиво пробормотал он.

На этот раз укол ревности был более болезненным.

— Раньше вы говорили, что я напоминаю вам о вашей дочери, — буркнула Пелайя.

Король обернулся и пристально всмотрелся в нее, словно вдруг вспомнил, что она рядом.

— Вы и в самом деле напоминаете мне о дочери, юная госпожа. Как я уже говорил, многие черты роднят вас с ней, и одна из них — ваше неуемное любопытство. Но эта девушка напомнила мне вовсе не о дочери… — Он нахмурился и покачал головой. — Глядя на нее, я вспомнил о женщине… некогда принадлежавшей к моей семье. Эта женщина давным-давно умерла.

— Она была вашей родственницей? — недоверчиво спросила Пелайя.

Она решила, что это выдумки. Король-узник просто не хочет признать, что не остался равнодушным к красоте простой служанки.

— Да. Она была моей…

Король замолчал и снова бросил взгляд в сторону крытого перехода, где исчезла юная прачка.

— Как это странно… здесь, так далеко от дома, — пробормотал он. — Вы не могли бы привести ко мне ту девушку, моя милостивая госпожа?

— Что?

— Попросить ее, чтобы она пришла ко мне. Сюда, в сад. Увы, я не пользуюсь свободой передвижения, — добавил он с коротким хриплым смехом. — Но мне необходимо увидеть эту девушку. — Король посмотрел на Пелайю, и взгляд его смягчился. — Прошу, не откажите в моей просьбе, великодушная госпожа Акуанис. Поверьте, я злоупотребляю вашей благосклонностью отнюдь не из прихоти или каприза.

— Вы обращаетесь ко мне уже со второй просьбой за один день, — изрекла Пелайя, стараясь придать своему лицу суровое выражение. — Так и быть, я попробую привести к вам эту прачку. — В душе девочки боролись противоречивые чувства. Их природы она не понимала, да и не хотела понимать. — Но ничего не обещаю.

— Благодарю вас.

Король встал и отвесил девочке низкий поклон. На его лице застыло отстраненное выражение.

— Я должен идти. Мне есть о чем поразмыслить на досуге. К тому же я и так украл слишком много вашего драгоценного времени.

И король направился в сторону башни, где находились его комнаты — светлые, удобные и неплохо обставленные, как он сообщил Пелайе. По его словам, единственной неприятной деталью обстановки были решетки на окнах да крошечное оконце в двери, которая отпиралась снаружи.

Пелайя смотрела ему вслед, чувствуя, как на глаза наворачиваются слезы обиды. Впервые со дня их знакомства Олин первым покинул сад. Ее обществу король-узник предпочел одиночество в камере.

Девочка долго сидела на скамье, ожидая, пока уляжется поднявшаяся в душе буря. Потом первые капли дождя вынудили ее вернуться в дом.

— Да разве в таком громадном доме можно жить? — вытаращив от изумления глаза, спросила Язи. — Тут устанешь, пока дойдешь до кухни.

— Люди, которые живут в таких домах, не привыкли сами ходить на кухню, — пояснила Киннитан. — Для этого у них есть слуги, вроде тебя и меня. Слуги готовят им еду и подают на стол.

Она нахмурилась, пытаясь припомнить, в какую сторону им надо повернуть. На протяжении веков правители Иеросоля пристраивали к своей резиденции все новые покои и коридоры, и в результате дворец превратился в подобие кораллового рифа, о котором говорилось в любимом стихотворении Киннитан.

«Как было бы замечательно, если бы мы с Голубем могли погулять по берегу моря, не опасаясь, что кто-нибудь меня узнает, — пронеслось в голове в девушки. — Наверняка мы увидели бы много чудес из тех, что так восхищают поэтов: дивные раковины, сияющие нежным перламутром, камни, до блеска отшлифованные волнами. Увы, об этом нечего и мечтать. Я должна работать с утра до вечера. И даже если выдастся свободный часок, мне лучше не показываться на людях».

— Ну и дела! — Голос подруги отвлек ее от размышлений.

Язи родилась в приграничной стране Эллам и неплохо говорила по-ксисски. Эта девушка отличалась добрым сердцем, но была излишне доверчива, медлительна и частенько попадала впросак.

— Похоже, мы заблудились! Да и неудивительно, в таком громадном дворце любой заплутает. Наверное, это самый большой дом на свете.

Киннитан отчаянно хотелось сказать, что ей доводилось жить в доме, многократно превосходящем размерами это скромное здание, и посмотреть, с каким лицом примет это известие Язи. Но девушка подавила это желание. Хозяйка прачечной Сорайза знает, что она была одной из послушниц Улья, но до крайности опрометчиво сообщать об этом кому-либо еще, в особенности болтушке Язи. То обстоятельство, что Киннитан жила в обители Уединения и относилась к числу немногих избранных, которых вышколенные молчаливые слуги избавляли от необходимости ходить на кухню, тоже вряд ли заслуживало упоминания. Так что она предпочла оставить подругу в неведении.

— По-моему, мы идем совершенно правильно, — возразила Киннитан. — Я прекрасно помню, как мы пересекли сад и оказались в зале, где все стены увешаны картинами.

— А разве мы были в саду?

— У тебя что, память отшибло? Ты забыла, как мы любовались там цветочными клумбами и видом на океан?

Киннитан досадливо махнула рукой. Язи не переставала ее удивлять. Казалось, эта девушка грезит наяву: она могла часами описывать свои сны и туманные мечтания, не замечая того, что происходит вокруг. Киннитан, напротив, старалась не упускать моментов, когда мир представал перед ней во всей красе. Слишком много времени ей пришлось провести в тесной унылой клетке.

— Не бойся, со мной не пропадешь, — примирительно произнесла она, коснувшись руки Язи.

— Где вы так долго пропадали, юные бездельницы?

Сорайза стояла, подбоченившись. Вид у нее был такой грозный, словно она собиралась схватить одно из огромных корыт и опрокинуть его содержимое на головы провинившихся прачек.

— Клянусь грудями Суригали, я уже не надеялась вас дождаться! А ведь вам всего-то надо было отнести белье наверх и сразу же вернуться назад.