Частный лифт ведёт прямо в просторное фойе Кейнов. Изогнутая лестница приветствует меня, и вместо того, чтобы сразу же подняться наверх, я стою в прихожей. Закрыв глаза, я вдыхаю знакомый запах того, что когда-то было моим домом.

Как только глаза открываются, становится ясно, что внутренние помещения дома Кейнов остались нетронутыми. Несмотря на то, что Марсель и Астрид провели некоторое время в доме на 740 Парк-Авеню, также совершенно очевидно, что эта квартира всё ещё является домом Элизы Резерфорд Кейн, даже после её смерти. За исключением одной-двух картин, вся мебель, произведения искусства и фотографии по-прежнему находятся на том же месте, что и четырнадцать лет назад, когда я видела их в последний раз. Ощущение жуткое, словно Марсель сохранил эту квартиру в память о своей покойной жене.

Блуждание по всему восемнадцатикомнатному дуплексу займёт несколько часов, поэтому я поднимаюсь по винтовой лестнице, ведущей ко всем пяти семейным спальням. Образ Джулиана и меня, скатывающихся по перилам, гоняющихся друг за другом в надежде выиграть пари, ударяет по мне. Джулиан всегда выигрывал.

Я направляюсь прямиком в главную спальню. Астрид попросила две фотографии: фотографию, на которой она и её муж были запечатлены в день свадьбы, и фотографию Кэролайн и Джулиана с их матерью. Ничего больше. Французские двери в их спальню широко распахнуты, и я подхожу к большому комоду, достаю две фотографии в серебряных рамках и кладу их в свою сумку.

Я вспоминаю личный разговор с Астрид.

Тридцать минут назад

Сначала я подумала, что ослышалась, когда она упомянула фотографию, на которой была изображена первая жена её мужа.

— Фотография Кэролайн, Джулиана и их матери?

— Да, пожалуйста.

Но я молчала.

Почувствовав моё замешательство, Астрид продолжила:

— Я замужем за Марселем. — Она помолчала, прежде чем признаться: — Но я никогда не буду его любовью. Я знаю, что никогда не буду такой, как она.

В тесной больничной палате, наблюдая за тем, как мой бывший опекун борется за свою жизнь, я чувствовала себя неуютно от разговора, который вела с его нынешней женой. Женщина передо мной была опустошена и, хотя мы были чужими друг другу, единственное, что я могла сделать — это утешить её. Я продолжила, не уверенная, что мои слова были правдой:

— Он явно любит тебя, иначе не женился бы. Тебе не следует сравнивать себя с Элизой.

— Как же я могу не знать? Когда она всё ещё остаётся его частью, хотя уже много лет мертва. Лина, я знаю, что не должна спрашивать...

Я уставилась на вторую жену Марселя, не в силах прочесть выражение её лица.

— Спрашивай меня о чём угодно.

Сосредоточив всё своё внимание на спящем муже, она открылась ему.

— Никто никогда не говорил об Элизе. Марсель никогда не упоминал о ней и Джулиане… Джулиан со мной не разговаривает. Единственный, кто чувствует себя комфортно, упоминая её имя — это Алистер. Какая она была?

Я могла бы солгать, но зачем? Я не хочу запятнать память о женщине, которая относилась ко мне как к дочери.

— Элиза была для меня самым близким человеком в семье. Она была сногсшибательна, забавна, нежна, великодушна — иногда до безобразия, до смешного умна, а главное, замечательная мать для Джулиана, Кэролайн и меня. Когда я смотрю на Джулиана, я вижу в нём так много от Элизы. Сходство просто поразительное. У них было одинаковое чувство юмора. И у них было много общего. Они оба любили читать и творить. Она была так полна жизни — всегда путешествовала и работала волонтёром. Всегда заботилась о том, чтобы её дети были счастливы. — Я заколебалась, но потом продолжила: — Джулиан так похож на неё. Он может быть таким тихим, иногда замкнутым, и в нём есть немного старой души, но у него также есть такое молодое сердце. — Я могла бы продолжать говорить о женщине, по которой очень скучала. Вместо этого, изучая Астрид, я поняла, что, хоть ей и было любопытно узнать об Элизе, эти знания причиняют ей боль.

Я потянулась к ней.

— Она была первой женой Марселя, и её больше нет. Теперь ты его жена. Он любит тебя. Вот и всё, что имеет значение. — Я сделала паузу, прежде чем повторить: — Это всё, что имеет значение.

Она вздохнула, продолжая пристально смотреть на мужа.

— Я никогда и ни с кем не обсуждала этого раньше. Но иногда мне казалось, что Марсель скорее умрёт и будет с ней, чем останется живым со мной. Я не знаю, что буду делать, если он не будет бороться. — Астрид снова заплакала у меня на плече, а мне оставалось только молчать.

Я смотрю на часы и понимаю, что стою у дверей комнаты Марселя уже больше десяти минут. Я не знаю, может быть, это ностальгия, но потребность пройти через дом Кейнов поражает меня. Я до сих пор слышу тёплый смех, наполнявший эти комнаты. Я до сих пор чувствую навязчивый аромат «Жана Пату» Элизы. Восхитительный аромат пастушьего пирога Мисс Пендлтон. Звук того, как Джулиан и Кэролайн спорят о чём-то нелепом. Моё тело начинает дрожать, когда на меня обрушивается поток воспоминаний. 

Семнадцать лет назад

Накануне моего тринадцатилетния я гостила у Кейнов, пока мой отец был в отъезде по делам в Калифорнии. Он разъезжал в поисках возможностей для приобретения недвижимости. Его поездка началась с посещения Сан-Франциско, а затем он отправился в Южную Калифорнию.

Обед в «Серендипити» после школы два раза в неделю был ритуалом у Кейнов. Даже усталость не могла удержать Элизу от того, чтобы угостить нас нашим любимым шоколадным мороженным. Стоял тёплый апрельский день. Кэролайн и Элиза шли впереди, а мы с Джулианом — в нескольких футах от них. Не доходя до одного из наших любимых местечек, Элизе позвонили. Она тут же остановилась и обернулась. Её насыщенные серо-голубые глаза наполнились слезами, и я поняла, что что-то не так, но она старалась быть спокойной.

— Дети, нам нужно поскорее вернуться домой. — Больше она ничего не сказала. Вместо того чтобы идти пешком, Элиза поймала такси, которое отвезло нас четверых обратно на Парк-Авеню.

На протяжении поездки, Элиза была тихой, подавляя слёзы. Она взяла меня за руку и крепко сжала. Выбравшись из такси, мы бросились в квартиру, не понимая всей срочности происходящего. Как только двери лифта открылись, Марсель, явно расстроенный, уже ждал нас в фойе галереи.

— Кэролайн, Джулиан, нам с вашей мамой нужно поговорить с Линой наедине.

Обычный наряд Марселя был помят. Его плечи поникли. На его лбу появились тревожные морщинки. Без сомнения, он тоже готов был заплакать. Его дети были рядом со мной, и маленькая рука Джулиана вцепилась в мою. Эти двое детей были мне как брат с сестрой. Я знала, что если что-то было не так, то не хотел бы скрывать это от них.

— Пожалуйста, пусть они останутся.

К тому времени Элиза уже стояла рядом с Марселем, потирая его руку и изо всех сил стараясь успокоить. Уставившись в мраморный пол, она не хотела встречаться со мной взглядом, но ей было трудно скрыть слёзы. Она вытерла щеку и крепко сжала губы, словно пытаясь сдержать слёзы. Внезапно какая-то часть меня просто умерла прямо там.

Никому не нужно было говорить мне об этом.

Я это почувствовала.

Мой отец.

Мой отец так и не вернулся.

Мой отец ушёл.

Мой отец умер.

Каждое слово, вырвавшееся из уст Марселя, ускользало от меня. Но я ничего не слышала. Я не могла пошевелиться. Всё, что я видела, были слёзы. Марсель, Элиза, Кэролайн и Джулиан были в слезах. Я стояла неподвижно, не в силах сама разрыдаться, не в силах вымолвить ни слова, не в силах дышать.

Без матери, без отца, без братьев и сестёр я была совершенно одна. За несколько часов до того, как мне исполнилось тринадцать, мир, который я знала, исчез. Оба моих родителя были единственными детьми в семье, а приёмные родители моего отца умерли. Мои бабушка и дедушка по материнской линии жили в то время в Сан-Паулу, но я едва знала их. Я видела их всего несколько раз.