Мимо пробежал Джо, неся в шлеме ягоды ежевики. Позади магазина он разыскал заросли дикой ежевики и собирал ягоды, пока Надин обучалась езде.

— Ну хорошо, — сдаваясь, произнес Ларри. — Но только, пожалуйста, смотри куда едешь.

— Да, сэр. Хорошо, сэр, — Она отсалютовала, а затем улыбнулась ему. У нее была красивая, медленно расцветающая улыбка, освещавшая все ее лицо. Ларри улыбнулся в ответ — а что еще ему оставалось делать? Когда Надин улыбалась, даже Джо улыбался в ответ.

На этот раз она дважды объехала площадку, затем повернула на шоссе, слишком резко вильнув, снова заставляя сердце Ларри подпрыгнуть в груди. Но потом быстро опустила ногу вниз, как учил ее Ларри, и поехала дальше, скрываясь из вида. Он увидел только, как Надин аккуратно переключила сцепление на вторую скорость, и услышал, как она перешла на третью, когда скрылась за холмом. Затем звук мотора перешел в гул, а еще через мгновение растворился в тишине. Ларри стоял в сгущающихся сумерках, отчаянно отгоняя комаров.

Снова мимо промчался Джо, рот его посинел от ежевики.

— Пожал-ста, — сказал он и улыбнулся. Ларри удалось вымученно улыбнуться в ответ. Если Надин скоро не возвратится назад, он поедет за ней. Картины того, как он находит ее лежащей в канаве с переломанной шеей, пронеслись в его голове.

Он уже направлялся ко второму мотоциклу, дискутируя сам с собой — брать Джо или нет, когда до него донесся отдаленный гул, переросший в рев мотора «хонды». Ларри расслабился… немного. С мрачным отчаянием он понял, что никогда не сможет расслабиться полностью, пока Надин будет ездить на этой штуковине.

Она появилась наконец, теперь уже с включенной передней фарой, и подъехала к нему.

— Здорово, да? — выдохнула Надин.

— Я уже собирался ехать за тобой. Я подумал, не дай Бог с тобой что-то случилось.

— Так и было. — Она увидела, как Ларри моментально напрягся, и улыбнулась: — Я ехала очень медленно и забыла выжать сцепление, поэтому мотоцикл остановился.

— Может, хватит на сегодня, да?

— Да, — ответила она. — У меня болит копчик.

В ту ночь Ларри лежал в своем спальном мешке, размышляя, придет ли Надин к нему, когда Джо заснет, или ему лучше пойти к ней. Ларри хотел ее, и судя по тому, как Надин смотрела на абсурдную маленькую пантомиму с резиновым шлангом, она тоже хотела его. Но он заснул.

Ему снилось, что он заблудился посреди кукурузного поля. Откуда-то доносились звуки гитары. Джо играл на гитаре. Если он найдет Джо, то с ним все будет хорошо. Поэтому он пошел на звук, переходя с одного рядка на другой, и вышел, наконец, на небольшую площадку. Там стоял небольшой домик, скорее даже лачуга. И это не Джо играл на гитаре, да и как он мог играть? Джо держал его за левую руку, а Надин за правую. Они были с ним. На гитаре играла очень старая женщина, какой-то духовный гимн, вызвавший у Джо улыбку. Старая негритянка сидела на крылечке, и Ларри показалось, что это самая древняя старуха, когда-либо встреченная им в жизни. Но было в ней нечто такое, от чего ему стало хорошо… так хорошо ему было однажды с матерью, когда он был еще совсем маленьким, а она неожиданно обняла его и сказала: «А вот самый лучший в мире мальчик, вот самый лучший мальчик Элис Андервуд».

Старушка перестала играть и взглянула на них.

— А вот и вы. Идите сюда, поближе, чтобы я могла получше рассмотреть вас, гляделки-то у меня уже не так хороши, как когда-то.

И они подошли поближе, все трое, держась за руки. Джо задел качели, когда они проходили мимо, и те стали медленно раскачиваться, отбрасывая тень на поросшую травой землю. Теперь все трое находились на расчищенном пятачке, островке в море кукурузы. А на север уходила грязная дорога.

— Ты хочешь поиграть на моей старой коробке? — спросила она Джо, и Джо охотно пошел вперед и взял старенькую гитару из ее сморщенных рук. Он стал наигрывать мелодию, которую они уже слышали, блуждая по полю, но лучше и быстрее, чем это делала старуха.

— Благослови его Господь, как же хорошо он играет. А я уже слишком стара. И пальцы мои двигаются уже не так быстро. Да еще ревматизм. Но в 1902-м я играла в концертных залах. Я была первой негритянкой, играющей для публики, самой первой.

Надин спросила, кто она такая. Они находились в каком-то вечном месте, где солнце, казалось, вечно застыло за час до заката, а тень от качелей, приведенных Джо в движение, всегда будет раскачиваться вперед-назад по заросшему сорняками двору. Ларри захотелось навсегда остаться здесь — только он и его семья. Это было хорошее место. Темный человек без лица никогда не сможет добраться до него здесь — ни до него, ни до Джо, ни до Надин.

— Люди зовут меня матушкой Абигайль. Я самая старая женщина в восточной Небраске, и я по-прежнему сама пеку бисквиты. Приходите навестить меня как можно скорее. Нам нужно отправиться в путь, прежде чем он успеет загнать нас в тупик.

Облако закрыло солнце. Качели замерли. Джо перестал играть, и Ларри почувствовал, как холодок пробежал у него по спине. Но старая женщина, кажется, ничего не заметила.

— Прежде чем кто загонит нас в тупик? — спросила Надин, и Ларри пожалел, что он не может сказать, крикнуть ей, чтобы она взяла назад свой вопрос, прежде чем тот прозвучал, поразив их.

— Темный мужчина. Этот слуга дьявола. Слава Богу, что нас и его разделяют Скалистые горы, но и те не остановят его. Вот почему нам необходимо собраться вместе. В Колорадо. Во сне мне явился Господь Бог и показал, где именно. Но нам надо спешить и сделать это как можно скорее. Поэтому вы и пришли ко мне. Другие тоже идут.

— Нет, — холодно, со страхом в голосе произнесла Надин. — Мы направляемся в Вермонт, и все. Только в Вермонт, это недалеко.

— Ваша дорога окажется более длинной, чем наша, если вы не отразите его силу, его мощь, — повторила женщина из сна Ларри. Она смотрела на Надин с невыносимой печалью. — Ты повстречала хорошего мужчину, девочка. Он хочет сделать из себя что-то. Почему бы тебе не прилепиться к нему, вместо того чтобы просто использовать его?

— НЕТ! Мы идем в Вермонт, в ВЕРМОНТ!

Старушка с сожалением посмотрела на Надин.

— Ты отправишься прямо в ад, если не будешь смотреть внимательнее, дочь Евы. А когда ты доберешься туда, то выяснишь, что в аду очень холодно.

И тут сон прервался, разбиваясь на кусочки темноты, которые поглотили Ларри. Но что-то в этой темноте кралось за ним. Оно было холодным и безжалостным, и скоро он увидит его оскаленные в ухмылке зубы.

Но прежде чем это случилось, Ларри проснулся. Уже полчаса как рассвело, весь мир был окутан густым белым туманом, готовым загореться, как только солнце взойдет немного выше. И теперь здание магазина выплывало из этого тумана, словно некий причудливый пароход, построенный из шлакоблоков, а не из дерева.

Кто-то находился рядом с ним, и он увидел, что это вовсе не Надин, присоединившаяся к нему ночью, а Джо. Мальчик лежал радом с ним, засунув палец в рот и дрожа во сне, как будто страшные сновидения сотрясали его тело. Ларри подумал, настолько ли сильно сон мальчика отличается от его собственного… и продолжал лежать на спине, глядя в густоту белого тумана и думая обо всем, пока его спутники не проснулись час спустя.

Когда они закончили завтракать и уложили вещи в багажник мотоцикла, туман уже достаточно рассеялся, чтобы можно было отправиться в путь. Как и предсказывала Надин, Джо не проявил никакого недовольства по поводу того, что ему предстоит ехать вместе с Ларри: он забрался на мотоцикл Ларри, даже не дожидаясь приглашения.

— Медленно, — в четвертый раз повторил Ларри. — Не надо спешить, зачем нам лишние неприятности.

— Хорошо, — ответила Надин. — Я действительно очень взволнована. Совсем как на экзамене.

Женщина улыбнулась ему, но Ларри не смог ответить ей тем же. Рита Блэкмур говорила ему очень похожие слова, когда они покидали Нью-Йорк. За два дня до своей смерти она сказала то же самое.