Она горько улыбнулась ему, он попытался ответить ей тем же, но ему это не удалось.
— Почему ты злишься, Фран? Я же просто спрашиваю.
— Ну что же, иначе отвечая на твой вопрос, той теплой апрельской ночью это, наверное, был двенадцатый, тринадцатый нож четырнадцатый раз, когда ты вошел в меня, потом насладился оргазмом, извергая сперму с миллионами…
— Прекрати, — резко оборвал он. — Тебе не следует…
— Что? — Окаменев внешне и внутренне, она пребывала в полной растерянности. Тысячи раз, разыгрывая сцену объяснения в своем воображении, она никогда не предполагала, что все будет происходить именно так.
— … вот так злиться, — задыхаясь, закончил он — Я же не собираюсь сваливать всю вину на тебя.
— Конечно, — смягчившись, сказала Франни. В этот момент она могла бы снять его руку с руля, сжать ее в ладонях и полностью загладить размолвку. Но она не могла заставить себя сделать это. Ему не следовало ждать утешающих слов, каким бы тактичным или бессознательным ни было его желание. Неожиданно она поняла, что так или иначе, но время веселья и развлечений прошло. От этой мысли ей снова захотелось плакать, но она жестко подавила слезы. Она была Франни Голдсмит, дочь Питера Голдсмита, и она не собиралась сидеть перед дверьми «Молочной королевы», выплакивая свои глупые глаза.
— И что же ты собираешься делать? — спросил Джесс, доставая пачку сигарет.
— Что ты хочешь делать?
Джесс щелкнул зажигалкой и только на мгновение, пока он не выпустил сигаретный дым, она четко увидела, как мужчина и мальчик борются в нем за власть.
— О черт! — произнес он.
— Вот возможные выходы, как это видится мне, — сказала она. — Мы можем пожениться и вырастить ребенка. Или мы не поженимся, и я сама воспитаю малыша. Или…
— Франни…
— … или мы не поженимся, и я не сохраню ребенка. Я могу сделать аборт. Я все перечислила. Или остался еще какой-нибудь выход?
— Франни, разве мы не можем просто поговорить?
— А мы и разговариваем! — крикнула она- У тебя был шанс, а ты сказал только: «О черт!». Это твои слова. Я же только перечислила все возможные выходы. Конечно, у меня было немного больше времени для размышлений.
— Хочешь сигарету?
— Нет. Это вредно для малыша.
— Франни, черт побери!
— Почему ты кричишь? — кротко спросила она.
— Потому что ты, кажется, решила довести меня до белого каления, — сердито произнес Джесс. Он взял себя в руки. — Извини. Я просто не могу думать об этом как о своей ошибке.
— Не можешь? — приподняв брови, она взглянула на него. — А, ну конечно, по-твоему, это непорочное зачатие.
— Как ты можешь быть такой немилосердно жестокой? Ты же сказала, что принимаешь таблетки. Я поверил тебе на слово. Неужели я так ошибался?
— Нет, ты не ошибался, но это ничего не меняет.
— Конечно, — мрачно согласился он и выбросил наполовину выкуренную сигарету. — Итак, что же нам делать?
— Ты продолжаешь спрашивать меня, Джесс? Я объяснила тебе все так, как вижу это я. Мне казалось, что у тебя самого могут быть какие-то идеи. Это самоубийство, но я не смотрю на это с такой точки зрения. Поэтому выбери любой выход, который тебе больше нравится, и мы обсудим его.
— Давай поженимся, — произнес он неожиданно сильным и уверенным голосом. У него был вид человека, который решил, что лучшее решение проблемы с Гордиевым узлом — разрубить его. Полный вперед, и никаких проблем.
— Нет, — сказала она, — Я не хочу выходить за тебя замуж.
Вид у Джесса был такой, будто лицо его держалось на многих болтах, и неожиданно все они раскрутились. Оно мгновенно обмякло. Вид у него был настолько комичный, что Франни пришлось потереть прикушенным кончиком языка о шершавое небо, чтобы снова не рассмеяться. Она не хотела смеяться над Джессом.
— Почему? — спросил он. — Фран…
— Мне самой нужно обдумать причины своего отказа. Я не позволю тебе вовлечь меня в обсуждение этих причин, потому что прямо сейчас я и сама не знаю.
— Ты не любишь меня, — мрачно сказал он.
— Во многих случаях любовь и брак взаимоисключающие понятия. Выбери другой выход.
Джесс долго молчал. Он достал новую сигарету, но не закурил. Наконец он произнес:
— Я не могу выбрать ничего другого, Франни, потому что ты не хочешь обсуждать предложенную мной возможность. Ты хочешь просто свести со мной счеты.
Это немного тронуло Франни. Она кивнула:
— Возможно, ты прав. За последние пару недель я потерпела много поражений. И вот теперь ты, Джесс, ты, как зануда в школе. Даже если кто-то набросится на тебя с ножом, ты, наверное, соберешь по этому поводу семинар.
— О, ради Бога!
— Выбери иной выход.
— Нет. Ты расскажешь мне о своих причинах. Возможно, мне тоже нужно время, чтобы обдумать ситуацию.
— Хорошо. Ты подвезешь меня обратно к автостоянке? Там мы расстанемся, и я выполню несколько поручений.
Он растерянно уставился на нее:
— Франни, я проехал на велосипеде всю дорогу из Портленда. Я заказал номер в мотеле. Я думал, мы проведем уик-энд вместе.
— В твоем номере мотеля? Нет, Джесс. Ситуация изменилась. Ты вернешься на своем скоростном велосипеде в Портленд, к тому же ты будешь неподалеку, когда поразмыслишь и придешь к какому-нибудь решению. И никакой спешки.
— Перестань издеваться надо мной, Франни.
— Нет, Джесс, это ты издевался надо мной! — Неожиданная злость закипела в ней, и именно тогда Джесс слеша ударил ее ладонью по щеке.
Он виновато смотрел на нее:
— Прости, Фран.
— Ладно, — без всякою выражения ответила девушка.
Весь обратный путь к общественной стоянке вблизи городского пляжа они молчали. Франки сидела, сложив руки на коленях и всматриваясь, в волнующийся океан, то и дело скрывавшийся за коттеджами на западной стороне от пирса. «Какие жалкие лачуги», — подумала она.
Кому же принадлежали эти дома, в большинстве все еще наглухо закрытые до летнего сезона, который официально начинался через неделю? Профессорам университета. Врачам из Бостона. Юристам из Нью-Йорка. И хотя эти прибрежные коттеджи действительно не выглядели достаточно внушительными, они принадлежали людям, состояние которых исчислялось семи- или восьмизначными цифрами. А когда владельцы этих домов, наконец, съедутся, самый низкий коэффициент умственного развития на всей Шоре-роуд окажется у Гаса, смотрителя стоянки. У детишек будут такие же велосипеды, как и у Джесса. Им скоро надоедят все впечатления, и они будут чинно ходить вместе со своими родителями на обеды с омарами и посещать казино Оганквита. Они будут праздно шататься по главной улице в мягких летних сумерках. Франни продолжала смотреть на искрящиеся кобальтовые всплески между скоплениями домишек, чувствуя, как затуманивается взгляд от навернувшихся слез. Маленькое белое облачко, пролившееся слезами.
Они подъехали к автостоянке.
— Извини, что я обидел тебя, Франни, — виновато произнес Джесс. — Мне никогда и в голову не приходило делать это.
— Я знаю. Ты собираешься вернуться в Портленд?
— Я останусь здесь на ночь и позвоню тебе утром. Но решение за тобой, Фран. Если ты решишься на аборт, то я оплачу операцию.
— Ты настаиваешь?
— Нет, — ответил он. — Вовсе нет — Скользнув к ней по сиденью, Джесс нежно поцеловал ее — Я люблю тебя, Фран.
«Я не верю тебе, — подумала она, — Неожиданно, но я вовсе не верю тебе… но я приму это с благодарностью. Я могу сделать и это».
— Хорошо, — спокойно ответила она.
— Я буду в Лайтхауз-мотеле. Позвони, если захочешь.
— Ладно. — Она передвинулась к рулю, неожиданно почувствовав себя смертельно уставшей. Прикушенный язык невыносимо болел.
Джесс подошел к своему велосипеду, открыл замок и подъехал к ней.
— Мне бы хотелось, чтобы ты позвонила, Фран.
Она натянуто улыбнулась:
— Будет видно. Пока, Джесс.
Франни завела мотор «вольво», развернулась и поехала к Шоре-роуд. Она видела, что Джесс все еще стоит возле своего велосипеда, за его спиной простирался океан, и второй раз за день она мысленно обвинила его в том, что он отлично знает, как именно смотрится на окружающем фоне. Но в этот раз вместо раздражения она почувствовала горечь и печаль. Она ехала, размышляя над тем, будет ли когда-нибудь океан выглядеть так, как он выглядел до того, как все это случилось. Язык ужасно болел. Франни опустила стекло пониже и сплюнула. На этот раз абсолютно белое. Она ощутила океанскую соль на губах как горькие слезы.