В Манхэттене электричество все еще было, но Ларри не думал, что это продлится долго. Во многих других местах его уже отключили. Прошлой ночью он вышел на балкон, когда Рита уже заснула, и с такой высоты ему было отлично видно, что огни погасли на большей территории Бруклина и во всем Куинсе. А вдоль Сто десятой вплоть до Манхэтгена стояла кромешная тьма. С другой стороны виднелись яркие огни Юнион-Сити и — возможно — Байонн, но Нью-Джерси был погружен в темноту. Темень означала больше чем утрату освещения. Кроме всего прочего, это еще означало и утрату воздушных кондиционеров и всевозможных современных удобств, которые делали жизнь вполне сносной в этом урбанистическом скопище после середины июня. Но прежде всего это означало, что все те, кто умер в своих домах и апартаментах, теперь разлагались, словно в духовках, и как только Ларри начинал думать об этом, его память возвращалась к тому, что он увидел в туалете. Ему даже во сне снилось это, и в его ночных кошмарах почерневший мужчина оживал и манил пальцем.

На более личном уровне, как предполагал Ларри, Рита была расстроена тем, что они увидели, когда вчера пополудни отправились в парк. Рита смеялась и мило болтала, когда они отправлялись туда, но вернулась она постаревшей.

Призывающий чудовищ лежал на одной из дорожек в луже крови. Его очки с раздавленными линзами валялись рядом с протянутой окаменевшей левой рукой. Очевидно, какое-то чудовище все же добралось до него. Мужчину долго и методично избивали. Ларри его тело напомнило подушечку для булавок.

Рита металась и визжала, а когда ее истерику наконец-то удалось унять, стала настаивать на том, что они должны похоронить его. Так они и сделали. И после их возвращения в ее роскошные апартаменты Рита превратилась в ту женщину, которая предстала перед ним сегодня утром.

— Ничего страшного, — сказал Ларри, небольшой ожог, даже кожа не покраснела.

— Я принесу ангентайн. У меня есть в аптечке.

Она направилась было в ванную, но он взял ее за плечи и с силой усадил. Рита посмотрела на него снизу вверх, вокруг ее глаз залегли глубокие темные тени.

— Единственное, что ты будешь делать, это завтракать, — сказал Ларри. — Омлет, тосты и кофе. Затем мы раскроем карту и посмотрим, как нам лучше всего выбраться из Манхэттена. Знаешь, нам придется идти пешком.

— Да… я думаю, мы сможем.

Ларри отправился в кухню, не в силах видеть глухую мольбу в ее глазах, и достал последние два яйца из холодильника. Он разбил их в миску, выбросил скорлупу в мусорное ведро и начал взбивать их.

— Куда бы тебе хотелось отправиться? — спросил Ларри.

— Что? Я не…

— В какую сторону? — переспросил он с легким раздражением. Ларри добавил молоко к яйцам и поставил сковороду на плиту. — На север? Там Новая Англия. На юг? Но я не думаю, что нам стоит идти в том направлении. Мы можем пойм…

Сдерживаемый всхлип. Ларри обернулся и увидел, что Рита смотрит на него, руки сжаты на коленях, глаза блестят. Она пыталась сдержаться, но ей это не удалось.

— В чем дело? — приближаясь к ней, спросил Ларри. — Что стряслось?

— Мне кажется, я не смогу есть, — всхлипнула Рита. — Я знаю, ты хочешь, чтобы я поела… я попытаюсь… но этот запах…

Ларри пересек гостиную и закрыл стеклянные двери на шпингалеты.

— Вот, — произнес он, надеясь, что ему удастся скрыть преследовавшее его раздражение. — Лучше?

— Да, — ответила она. — Намного лучше. Теперь я смогу есть.

Ларри вернулся в кухню и помешал омлет, который уже начал подгорать. В кухонном шкафу он нашел терку, натер немного сыра и посыпал им омлет. Позади он уловил ее движение, а через мгновение мелодия Дебюсси наполнила апартаменты, слишком уж воздушная и вычурная, по мнению Ларри. Он ничего не имел против классического дерьма, человек просто обязан пройти сквозь все до конца и познать вашего Бетховена, Вагнера и тому подобную тягомотину. Зачем же сходить с ума по пустякам?

Рита в своей изысканной манере спрашивала его, чем он зарабатывал на жизнь… очень изысканно, отметил он с каким-то раздражением, словно был человеком, для которого такие простые вещи, как «на жизнь», не являются проблематичными. «Я пел в стиле рок-н-ролл, — ответил он, слегка удивившись, насколько безболезненно звучит это прошедшее время. — Пел то с одной группой, то с другой. Иногда подыгрывал на студийных записях». Она кивнула, и больше они не возвращались к этому вопросу. Ларри не испытывал ни малейшей потребности рассказывать ей о «Детка, можешь ты отыскать своего мужчину?» — теперь все это стало прошлым. Пропасть, между той жизнью и этой была настолько огромной, что он еще не мог постигнуть ее. В той жизни он бежал от торговца наркотиками; а в этой он мог похоронить мужчину в Центральном парке и (более или менее) принять это.

Ларри выложил омлет на тарелку, поставил на поднос, добавив чашку растворимого кофе с огромным количеством сливок и сахара, как любила Рита (сам же Ларри следовал кредо водителей грузовиков: «Если хочется чашку сливок с сахаром, зачем тогда просить кофе?»), и отнес все это в гостиную; Рита сидела на банкетке, приподняв локти и повернувшись лицом к стереопроигрывателю. Дебюсси вытекал из усилителей, как растаявшее масло.

— Кушать подано! — Ему пришлось крикнуть.

Рита подошла к столу с грустной улыбкой и посмотрела на омлет так, как бегун смотрит на препятствия, которые ему предстоит преодолеть, и приступила к еде.

— Отлично, — сказала она — Ты был прав. Спасибо.

— Пожалуйста, — ответил Ларри. — А теперь послушай. Я предлагаю вот что. Мы пойдем по Пятой к Тридцать Девятой и повернем на запад. Пересечем Нью-Джерси по туннелю Линкольна. Затем по шоссе № 495 на северо-запад до Пассика и… яйца нормальные? Не протухли?

— Отличные. — Рита положила в рот кусочек омлета и запила кофе — Как раз то, что мне было нужно. Продолжай, я слушаю.

— А от Пассика мы повернем на запад и будем идти, пока дороги не станут достаточно свободными, чтобы мы могли ехать. Потом, я думаю, мы сможем повернуть на северо-восток и направиться в Новую Англию. Сделать крюк, понимаешь, что я имею в виду? Кажется длиннее, но я думаю, что это спасет нас от многих неприятностей. Возможно, мы остановимся в каком-нибудь домике на побережье Мэна. Киттери, Йорк, Уэльс, Оганквит, а может, Скарборо или Бутбей-Харбор. Как тебе кажется?

Во время своей речи он смотрел в окно, а теперь повернулся к ней. То, что он увидел, страшно испугало его — у нее был такой вид, будто она сошла с ума. Она улыбалась, но была воплощением боли и страха. Пот выступил на ее лице огромными каплями.

— Рита? Господи, Рита, что…

— … извини… — Она вскочила, опрокидывая стул, и метнулась прочь из гостиной. Одной ногой она задела банкетку, на которой сидела до этого, и та перевернулась. Она и сама чуть не упала.

— Рита?

Она вбежала в ванную, и он услышал звук — ее завтрак выходил наружу. В раздражении Ларри грохнул кулаком по столу, затем встал и пошел за ней. Господи, он терпеть не мог, когда людей тошнило. От этого и самого начинает выворачивать. От запаха слегка переваренного сыра в ванной ему захотелось прикрыть рот. Рита сидела на нежно-голубом кафельном полу, поджав под себя ноги, голова ее все еще свешивалась над унитазом.

Она вытерла рот туалетной бумагой, а потом умоляюще взглянула на Ларри, лицо у нее было белее бумага.

— Извини, я просто не могла есть, Ларри. Правда. Мне так стыдно.

— Почему же тогда ты силой впихивала в себя еду, если знала, что все закончится вот этим? Зачем ты пыталась?

— Потому что ты хотел этого. И я не хотела, чтобы ты сердился на меня. Но ты все равно злишься, ведь так? Ты сердишься на меня.

Мысли Ларри снова вернулись к прошлой ночи. Она занималась любовью с такой бешеной энергией, что впервые он поймал себя на мысли о ее возрасте и почувствовал слабое отвращение. Все равно что тебя застали занимающимся любовью с надувной куклой. Он очень быстро кончил, как бы жалея себя, и она долго лежала на спине — неудовлетворенная, бурно дыша. Позже, когда он уже начал погружаться в сон, она прижалась к нему, и снова он вдохнул запах ее духов, гораздо более дорогих, чем пользовалась его мать, когда они отправлялись в кино, и Рита пробормотала ему то, что немедленно вырвало его из объятий сна и не давало ему заснуть еще часа два: «Ты ведь не оставишь меня, ведь так? Ты ведь не оставишь меня одну?»