— Стоять! Сюда иди, — поманив её пальцем, наклоняю голову.

Аллочка — дура. Но не настолько, чтобы не знать свои обязанности.

Молча подходит, становится на коленки и тянется к моей ширинке.

Да, сука.

Это именно то, что от тебя требуется на данный момент. А больше она ни на что и не способна, как впрочем, и большинство таких кукол.

Дальше я буду вгонять свой хер ей в глотку, а она, захлёбываясь соплями и слезами, будет исступлённо отсасывать.

Держать её за волосы и вбиваться так глубоко, чтобы начала задыхаться и скулить, а потом кончу ей прямо в горло. Шалава будет давиться, но проглотит всё до капли и в конце наигранно оближет свои пухлые губы, как будто это доставило ей удовольствие.

А потом я вышвырну её из своего кабинета и продолжу методично напиваться до зелёных чертей, в очередной попытке забыть ебучую прорву, что сожгла во мне всё живое.

И нет, я не жалуюсь. Я даже благодарен ей за то, что открыла глаза, показала, насколько дёшево всё в этом мире.

Говорят, лучше не знать о том, что тебя долгое время водили за нос и предавали?

Херня это всё!

Надо знать!

Чтобы в следующий раз сломать нос и покрошить зубы той блядине, что решит тебя наебать!

И не важно кто это.

За предательство нужно платить.

Кровью!

Остановилась у двери администратора и попыталась отдышаться.

Марик, он же Марк Купельман, поговаривают, та ещё сволочь. Но с девчонками, работающими в его клубе всегда честен, зарплату выплачивает добросовестно и в помощи в экстренных ситуациях не отказывает.

По крайней мере, так мне сказала Оля — бывшая одноклассница, которую я чудом встретила в метро после стольких лет. Когда-то мы были очень дружны, но жизнь, как говорится, раскидала.

Теперь же я понимаю, что мне её Бог послал. Ведь обычно Оля ездит на своей дорогой иномарке, которой не забыла прихвастнуть передо мной. Тогда же её тачка сломалась в районе, где я живу и девушке пришлось спуститься в метро.

В белом полушубке, дорогих сапожках и сумочкой из крокодиловой кожи от «Шанель» (почему-то я не сомневалась, в её подлинности), Оленька прошагала мимо мужиков с отвисшими челюстями и зашла в вагон.

— Варька? — она прищурилась, глядя на меня с удивлением и, как мне тогда показалось, разочарованием.

Ну ещё бы! Первая красавица школы из обеспеченной семьи, выскочившая замуж за богатого бандюка… А теперь сидит в метро в обшарпанном старом пальто и облезлых сапогах.

Я бы тоже удивилась.

Наверное именно её респектабельный вид заставил меня развести «слякоть» и начать жаловаться на жизнь. Нет, я не хотела её жалости, не хотела, чтобы меня взяли на руки и стали убаюкивать — отвыкла от этого. Просто сильно желала, чтобы эта ухоженная конфетка узнала о существовании другого мира, где нищета и болезни, боль и страх потерять своего ребенка.

Зависть?

Не исключено…

Знаю, это некрасиво и недостойно человека, но в тот момент как-то обидно стало. Почему одним всё, а другим шиш на постном масле? Впрочем, ответ на этот вопрос мы вряд ли когда-нибудь узнаем.

— Бедняжка ты моя, — прослезившаяся Оленька сграбастала меня в свои объятия и потащила прочь из метро. — Пойдём-ка, кофейку выпьем. Есть у меня один вариантик для тебя.

И вот стою я у двери этого Марика и сердце то из груди выпрыгивает, то останавливается.

Не хочу туда идти.

Так страшно…

В последний раз меня так трясло, словно в лихорадке, когда врач бесстрастным тоном объявил мне, что Дана родится инвалидом.

В тот день я снова попала в ад, будучи живой. Столько боли… Столько страданий выпало на мою долю. Но я… Пусть. В чём же вина моей безгрешной девочки, которая за шесть лет своей жизни ни разу не встала на свои маленькие ножки. Ни разу она не бегала с другими детишками во дворе, лишь молча наблюдает за ними. А потом взирает на меня своими темными глазками так укоризненно.

На глаза снова навернулись слезы. Нет, нет, только не сейчас. Нельзя плакать, нельзя раскисать. Ради дочери и её будущего я должна идти вперёд, не оглядываясь назад.

В конце концов, что случится, если я зайду в этот проклятый клуб и станцую пару танцев? Ничего, Варька, не рассыплешься!

За то аванс отработаю за один вечер и через неделю снова смогу получить деньги, начну откладывать на операцию и реабилитацию… Что же, ради этого можно и повертеть задом. Не отвалится.

Захожу в кабинет и замираю. Худощавый мужчина сидит за столом и перебирает какие-то документы.

Откашливаюсь, но он продолжает шуршать своими бумажками и, кажется, совершенно меня не замечает.

— Простите, — решаюсь подать голос, потому как этот мужик меня уже начинает раздражать своим неуважением. Хотя, конечно, девок у пилона мало кто уважает, но всё-таки, мы пока не настолько близко знакомы, чтобы можно было строить из себя великого босса. — Я от Оли… Она сказала, вам требуется танцовщица… Я обучалась восточным танцам и…

— Покажи мне сиськи, — не поднимая взгляда на меня, вполне спокойно проговорил Марик, а меня словно в кипяток окунули. Щёки запылали, а сердце окатило волной презрения к самой себе.

Но это ведь ожидаемо. К этому стоило приготовиться и не корчить сейчас из себя девственницу. Здесь никому нет дела до моих проблем и моральных устоев.

И я показала.

Просто расстегнула пальто, подняла кофту и показала.

Марк, наконец, соизволил поднять на меня взор своих серых глаз и окаменел.

Я немного опешила от такой реакции и даже растерялась. Чего это он так пялится? Знакомы? Да нет, это вряд ли. Я в подобных местах никогда не появляюсь, а он явно не завсегдатай моей любимой библиотеки.

Но вскоре я пойму, что это выражение лица вызвано похотью. Животной, грязной, пахнущей развратом похотью.

— Ох, ты ж… Какая лялька, — Марик поднялся из-за стола во весь свой исполинский рост и в мыслях всплыла его кличка, над которой от души потешалась Оленька — «Каланча».

Не то, чтобы он был некрасивым, нет. Скорее, слишком хрупкий, что в мужчинах мне никогда не нравилось. Я любила всегда грубых неотёсанных мужланов со щетиной, сажнем в плечах и развитой мускулатурой. Как Дима…

Ох, что-то меня не в ту степь снова несёт. Где это видано, стоять с обнажённой грудью перед незнакомым мужчиной и вспоминать бывшего, который загубил всю твою семью.

Вот уж, поистине, попала!

Опустила кофту и молча наблюдаю за «крадущимся тигром» — это, наверное, сейчас Марик так о себе думает… На самом деле, его подползание ко мне больше смахивает на танец пьяного страуса.

Длинные ноги Купельмана путаются и спотыкаются друг за дружку, пока он, гипнотизирующе глядя мне в глаза, приближается.

Отчего-то страх отступил и на его место пришло веселье. Очень забавный он, этот Марик.

Да только скоро так и не сорвавшийся из уст смех превратится в отчаяние, когда Марк приблизится вплотную и дыхнёт перегаром (явно уже трёх, а то и пятидневным) мне в лицо.

Ой-ёй… Это же он сейчас приставать будет. Как пить дать.

И мои страшные догадки подтверждаются, когда потная липкая ручонка Каланчи залезет мне под кофту, а вторая ложится на попу.

Разумеется, меня это совсем не устроило и я попыталась отступить, убирая его руки от себя. Да только Марику это, видимо, показалось игрой и он, довольно причмокивая, больно сжал мою грудь.

— Какие они у тебя большие! Давай снимем это, я хочу твой сосочек полизать! — стаскивает с меня пальто и оно падает на пол.

— Прекратите! Что вы себе позволяете?! — уже ору ему в лицо, пячусь назад и, споткнувшись о пальто, падаю.

Но упасть мне не дал Марк, крепко обхватил за талию и притянул к своему лицу.

— Я люблю поиграть, но давай позже. Сейчас я просто потрахаю тебя в ротик и пойдёшь работать, — шепчет мне в губы и, схватив за волосы, облизывает своим языком мою щеку.

От отвращения кружится голова и накатывает тошнота. Я бью его в грудь, что есть сил, но с виду хрупкий Марк даже не покачнулся.