Он больше не говорит ни слова.
Наваливается на меня и я слышу противный треск ткани — моя пижама разрывается на лоскуты.
Каин раздвигает мне ноги, а я лишь покорно замираю, позволяя ему делать всё, что он хочет.
Пусть…
Поджимаю губы и закрываю глаза когда горячая головка его члена протискивается между моих сухих складочек и судорожно выдыхаю.
Его член разрывает мою плоть, входит в лоно и начинает остервенело двигаться во мне.
Тихо всхлипываю и снова замолкаю, проваливаясь в тишину перед погружением в которую слышу:
— Будь ты проклята, сука…
Будь ты проклята. Будь я проклят. За то, что хочу её, за то, что так хорошо с ней.
Погружаюсь в неё снова и снова, ощущая горячий бархат её кожи. Её запах. Запах этого ебучего «Кря-Кря».
Как бы мне не хотелось освободиться от неё, это невозможно. Даже если убью её. Всё равно эта дрянь будет преследовать меня всю жизнь. Её глаза. Улыбка. Ничего не проходит. Ничто время не лечит. Лишь притупляет боль и эмоции, что обжигали сердце и душу становятся равнодушнее, холоднее. Но это только до той поры, пока ты не встретишь её снова. Не вдохнёшь её запах. Не ощутишь прикосновение её ладоней у себя на груди.
А потом всё…
Снова в пропасть.
Только сейчас я осознаю, что до сих пор помню каждый изгиб её шикарного тела. Каждую эрогенную точку и этот взгляд…
Она смотрит на меня широко распахнутыми глазами, зрачки расширены, дыхание сбилось с ритма.
Хочет меня.
Я чувствую. Знаю это.
Внутри что-то переворачивается. Что-то замыкает и я закрываю её лицо ладонями. Не хочу видеть, не хочу, чтобы смотрела.
Потому что до края осталось совсем немного. Я запретил себе думать об этом. Запретил себе прощать её. И я не прощу. Не обманут меня больше эти блядские глаза.
Трахаю дико, остервенело. Так глубоко и жёстко, что она задыхается и морщится от боли. А мне это и нужно. Лишь голый секс, освобождение. Хоть не длительное расслабление. Иначе взорвусь.
Он вонзается в меня с такой яростью, что я ощущаю её кожей. Каждой частичкой своего тела. Где-то на краю подсознания я понимаю, что мне сейчас должно быть адски больно, но не чувствую ничего, кроме животного страха за свою дочь.
Пусть искалечит меня, пусть хоть убьёт. Только бы её не тронул.
Эта мысль, что острой иглой пронзает мне разум, не даёт закричать или попытаться дать ему отпор. Я просто лежу и жду… Когда всё это закончится. Когда очнусь ото сна. Страшного сна, что, судя по всему, воплотился в жизнь. Кто-то воскресил мой самый дикий страх…
Каин.
Смотрю в его глаза и перед глазами проносятся картинки из прошлого. Такого далёкого, что кажется, это тоже был сон…
Я в свадебном белоснежном платье.
Кольцо…
Поцелуй…
Он несёт меня на руках, не отводя влюблённого взгляда от моего лица…
Как давно это было. А было ли? Сейчас, глядя на этого изверга, я понимаю, что всё было иллюзией. Моими детскими наивными мечтами.
Не было любви. Не было.
Не может любящий человек так жестоко обойтись со своей женщиной.
Каин закрывает мне лицо руками и продолжает свою пытку, а я, безвольно раскинув руки в стороны, покоряюсь его звериной похоти и жду…
Он входит в меня до конца и замирает. Чувствую как его плоть пульсирует во мне, чувствую влагу, которой становится так много… И с ужасом осознаю, что он кончил в меня.
Отдышавшись, молча поднимается и застёгивает штаны.
На его лице нет ни единой человеческой эмоции. Лишь равнодушие. Холодное и мёртвое как и его сердце.
Так же молча поднимаюсь с пола и хватаю с кровати Викин халат. Укутываюсь в него, словно эта тряпка способна защитить меня от Каина.
В горле застрял ком, а слёзы непроизвольно текут по щекам.
— Часть долга ты отработала, поздравляю, — ледяной тон Каина повергает меня в пучину боли, а руки сжимаются в кулаки.
Он по прежнему считает меня проституткой.
Пусть.
Так даже лучше.
Отработаю ему этот чёртов аванс и забуду всё. Снова.
— Мама? Мамочка! — из соседней комнаты раздаётся крик моей девочки и я, словно обезумев, несусь мимо Каинова, совершенно не обдуманно, надо заметить…
— Я иду, моя маленькая! Иду, доченька! — врываюсь в комнату, где на кровати мечется моя Даночка — ей снится какой-то детский кошмар, а я замираю у её изголовья, осознав, что Каин всё слышал.
ГЛАВА 7
Твою же мать!
Это её дочь!
Она поворачивается ко мне и я вижу дикий ужас, застывший в её глазах. Как тогда…
Подхожу ближе к кровати и почему-то становится хреново на душе, когда снова натыкаюсь взглядом на костыли. Так паршиво, словно в рожу помоями плеснули. Мелкая инвалид? Или, быть может, ногу сломала?
— Что с ней? — задаю глупый вопрос, абсолютно не к месту.
Слышу как она нервно сглатывает — боится, что я девчонку обижу? Дура набитая. Столько лет знала меня. Одно дело всыпать жене-шлюхе, совсем другое — обидеть ребёнка. До этого я никогда не опущусь, каким бы зверем не стал.
— Врождённая травма позвоночника. Родилась такой, — в её шепоте улавливаю нотки презрения и злости.
Как будто я виноват в её бедах. Да, дорогуша. Со шлюхами такое случается. Мыслимо ли, подставлять свою щёлку всем подряд!
Скорее всего, даже не знает, сука, кто папаша. Скриплю зубами и снова хочу припечатать ей между глаз. Нет, чтобы о дочери заботиться, пошла по клубам своей дыркой зарабатывать.
Зарабатывать… Стоп, это она ради мелкой что ли?
Тут же отгоняю от себя грёбаную жалость. Мне какое дело? Да и до рождения ребёнка, будучи женой денежного мешка, она не брезговала чужими хуями. Так что, этот вариант отметаем сразу. Есть сильные женщины, которые ради своего ребенка пойдут сортиры драить и объедки со столов убирать, а есть — такие. Которым проще раздвинуть ноги и отработать, лёжа на спине.
— А отец кто? — с издёвкой спрашиваю и поворачиваюсь к ней.
Хочу увидеть её глаза, когда дрянь будет давить на жалость и рассказывать слезливую байку об изнасиловании, ну или что там шлюхи сочиняют в подобных случаях…
— Не важно. Он умер, — мне кажется, или я слышу грусть?
Мастерица сочинять, что тут скажешь.
— Сколько ей? — сам не знаю, почему задаю эти вопросы.
Просто, наверное, пора уходить, но мне отчего-то не хочется.
Бывшая жена. Потаскуха. Тварь, которой место на трассе…
Я только что поимел её как животное — на полу.
А уходить, блядь, не хочу.
В который раз злюсь на себя за эти долбанные эмоции, что она вызывает во мне одним своим присутствием рядом. Ненавижу. И себя и её.
— Пять, — коротко отвечает и поворачивается к двери. — Тебе пора, Дима.
— Да, действительно, пора. Завтра за тобой заедут. И не смей больше динамить меня, а то в следующий раз так легко не отделаешься, — выхожу из комнаты и направляюсь к входной двери.
Она несётся за мной. Сука… Оставь меня в покое сейчас, а то ведь не сдержусь. Опять залезу на тебя. И не факт, что выберешься из-под меня живой!
— Подожди, Дима! Да послушай же меня! — хватает меня за руку. — Ты же сам видишь, не могу я дочку одну оставить…
— Тогда номер свой запиши, я позвоню, договоримся… Когда сможешь, — ебучий нытик! Опять! Опять я иду на поводу у этой стервы!
Какое мне дело вообще до её удобства?!
Но сказанное не вернуть. Стою, жду пока она впопыхах царапает мне свой телефон.
Красивая дрянь. Даже сейчас, с взлохмаченными волосами и заплаканными глазами… Такая красивая, тварь.
Что же ты за зараза такая, Варвара?
— Вот… — протягивает мне клочок бумаги и отшатывается назад, когда я резким движением выхватываю его.
Вылетаю на улицу и, сделав рваный вдох, устремляю взгляд в ночное небо. Легче не стало. Ни физически, ни морально. Каждая мышца в теле ноет от напряжения, а глаза застилает всё та же красная пелена.
Комкаю в руке бумажку.