Виктор, явившись с мутной бутылью, щедро плеснул на исцарапанную спину Гарри чем-то ядреным. Дракон дернулся, но я придержала его за плечо.

— Жжется! — пожаловался он и принюхался: — Что это? Самогон?

— На меду, — ответил Виктор. — Заживляет все за раз. Терпи, Шпифонтейн!

Выдохнув и сцепив зубы, Гарри ждал, пока Виктор обработает все ссадины и раны, которых оказалось не мало.

— Что там еще было, помимо копытом под зад? — спросила я тем временем у Франтика. — Отрабатывай рагу. Оно, между прочим, на говяжьей вырезке.

— Лента змеею пред ним мельтешит, — с готовностью отозвался он. — Яростный бык от злости дрожит. Обвил алой лентой могучую шею, и бык еще большее от хамства звереет. Пар из ноздрей, пыль от копыт — и вот наш дракон как птица летит.

— Все ж полетел, выходит, — тихо съязвила я, глянув на Гарри.

— Невысоко. Да и приземление вышло не очень, — хмыкнул он.

— Желуди градом о землю стучат, коровы в долине победно мычат…

— Опять врешь, — укорил Гарри.

— Это художественное допущение, — с достоинством возразил Франтик. — Но вы не беспокойтесь, герен, я поработаю над текстом и превращу ваш позорный проигрыш в доблестную победу. Именно так все и делают. Подумайте над этим на досуге — в чьих руках информация, тот и прав. Я могу очень пригодиться вам в столице, особенно с учетом ваших опрометчивых решений и склонности к необдуманным поступкам. — Тренькнув по струнам, он снова запел: — Удар кулаком повергает быка, его настигает дракона рука. Хвать за загривок, и хрясь как котенка, рогами о ствол бросает теленка. Он плачет и воет, и просит пощады…

— Ты плакал? — удивился Виктор, затыкая бутыль пробкой.

— Бык, — ответил Гарри.

— И вот наш дракон идет за наградой, — закончил Франтик и, уткнувшись в горшочек с рагу, быстро все доел, словно боясь, что я отберу.

Отодвинув пустой горшок, он деликатно прикрыл рукой рот, борясь с отрыжкой, а после встал, поклонился и ушел, перебирая струны. Даже спасибо не сказал. Виктор, критически оглядев дракона, покачал головой и тоже пошел к себе. А я, взяв из холодильного шкафа замороженную рыбу, вернулась в зал и, обернув ее полотенцем, прижала к распухшему глазу Гарри.

— Значит, крылья не выросли, — подытожила я.

— Когда ты рядом, мне кажется, я уже парю, — ответил он. — Кэти…

— Чего тебе? — спросила я, стараясь не подавать виду, что мое сердце так и заколотилось от его слов.

Холодный компресс как будто действовал: отек спадал. Но фингал будет…

— Я тут все думал…

— Не похоже, что ты вообще умеешь думать, — фыркнула я. — Идти на быка! Как такое в голову пришло?!

— Ты сказала, только по любви, — продолжил он, проигнорировав мою реплику. — Но ведь в меня вполне себе можно влюбиться, разве нет?

Сейчас Гарри совсем не был похож на герена, который, кривя губы, вошел в розовых ботиночках в мою таверну. Лохматый, полуголый… Таким он мне, пожалуй, нравится больше. Я пожала плечами и, зачерпнув мазь, нанесла ее на опухший бок, втирая в теплую кожу.

— Лечение, кстати, не бесплатное, — заметила я. — Мазь на облепиховом масле, десять монет в базарный день…

— Сходишь со мной на свидание? — спросил Гарри, а его руки легли на мою талию.

— Свидание? — переспросила я, волнуясь.

Настоящее свидание с гереном? В глубине души мне хотелось сходить. Хотя бы ради того, чтобы утереть носы рену Кухту вместе с его булочкой Мэриан.

— Я мог бы снова тебе что-нибудь приготовить… — предложил Гарри, привлекая меня ближе.

— Нет, — быстро отказалась я, вспомнив бардак, который он развел на моей кухне. — Лучше уж вне таверны.

— Как скажешь, — сразу согласился Гарри. — Тогда… на луг. Следующее место на карте отмечено цветочками. Наверняка там красиво и романтично. Пойдем?

— Пойдем, конечно, — сухо ответила я, отстраняясь. — Мы ведь хотим найти сокровище. А про свидания забудь. Иди лучше наверх и приляг. Видел бы ты себя сейчас…

— Видела бы ты быка! — усмехнулся он, но, поднявшись, поморщился и медленно побрел к себе.

Я протерла стойку и пол, убрала мази, а потом, собрав обед, понесла наверх. Гарри лежал в кровати и читал мою книжку про драконов. Выглядел он не так уж плохо и даже успел расчесаться.

— Спасибо, Кэти, — сказал Гарри, когда я поставила поднос на стул рядом с его кроватью.

— Думаешь узнать про себя что-то новое? — поинтересовалась я, указав на книжку.

— Я уже узнал, — ответил он, посмотрев мне в глаза.

— Что именно? — наивно поинтересовалась Кэти, и Гарри отложил в сторону книгу, которая была вообще ни при чем.

Все написанное на пожелтевших страницах он знал и раньше: драконы есть создания исконные, что значит — на них держится мир. Нет драконов — нет и всего остального, именно поэтому Владыка так дорожит исконными вассалами и всячески их холит и лелеет. Правда, Гарри слегка зарвался и поэтому угодил в ссылку, но считать ее серьезным наказанием нельзя.

А вот то, что Гарри чувствовал к Кэти, было совершенной неожиданностью.

— Никогда не подозревал, что могу так любить… — выпалил он и, запнувшись, закончил: — Соленые огурцы.

Кэти улыбнулась и ушла, а Гарри, кряхтя как старый дед, сел и придвинулся ближе к подносу. Хлебная крышка на горшочке с рагу пропиталась ароматом и соками овощей, а снаружи запеклась до хрустящей корочки. Мясо было нежным и таяло во рту. А соленые огурчики бесподобно хрустели. Вкусная едва подействовала на него как лекарство, и, доев все до крошки, Гарри почувствовал себя куда лучше.

С улицы донеслись голоса, и он, прикрыв от удовольствия глаза и облизав пальцы, поднялся и подошел к окну.

— За кого ты меня держишь? — возмущалась Кэти, уперев руки в бока. — Этой рыбе грош цена. У нее вон ребра торчат! Я ее куплю исключительно из жалости.

— Имей совесть, Кэти, она жирнее чем дочка городничего! — возмущался в ответ мужик, стоящий возле телеги, груженной ящиками и тюками.

— Посмотри, какие у нее грустные глаза! — не сдавалась Кэти.

— Потому что ей стыдно слушать откровенный поклеп. Семнадцать и ни монетой меньше!

— Десять, — заявила Кэти. — И сверху еще груздей с чесноком.

Мужик демонстративно задохнулся от возмущения и прижал руку к сердцу. Но судя по тому, с какой готовностью он откинул крышку следующего ящика, Гарри наблюдал не за спором, а скорее за доброй традицией.

Кэти сунула нос в ящик, что-то там пощупала и, выпрямившись, сказала:

— Вялая какая-то. Три.

Мужик вытащил морковку и затряс ею перед носом Кэти.

— Она бодрая как это самое у жениха!

— Так себе жених, — не смутилась Кэти. — А что огурчики? Такие же чахлые?

Улыбнувшись, Гарри отошел от окна. Столичные дамы никогда не торговались, соря деньгами направо и налево, точно фантиками от конфет, но отчего-то бережливость Кэти его только умиляла. Ему нравилось в ней абсолютно все, даже скупердяйство. Но, пока прекрасная хозяйка таверны занята, надо сделать кое-что важное. Вздохнув, Гарри вытащил из шкафа тюк с грязным бельем и, закинув его на плечо, быстро пошел прочь. Сбежав по лестнице и не забыв пригнуться под балкой, он повернул на задний двор к Виктору. Тот сидел на крылечке и точил охотничий нож о брусок, и Гарри невольно порадовался, что они вроде как успели подружиться.

— Что это там у тебя, Шпифонтейн? — поинтересовался Виктор, вскинув на него взгляд. — Никак собрал манатки и уходишь?

Грусти в его голосе не было никакой, и Гарри подумал, что с дружбой он, видимо, поторопился.

— Такое дело… — замялся он. — Мне надо кое-что постирать.

— Так дал бы Кэти, — пожал плечами Виктор и, примерившись острием ножа в Гарри, прищурил один глаз.

— Не хочу, — коротко ответил он.

Выпрямившись, Виктор замахнулся и бросил нож, и тот, со свистом разрезав воздух возле уха Гарри, воткнулся прямо в деревянный столб, от которого к бане были протянуты веревки.

— Не думаешь же ты, что я буду стирать твои шелковые труселя? — поинтересовался Виктор с угрозой в голосе.