Лохматый пес гавкнул на них из-за забора, но Кэти шикнула, и псина, добродушно вывалив розовый язык, тут же завиляла хвостом. Перегнувшись через забор, Кэти бесстрашно отцепила приставший к косматому уху репей.

— Театр под открытым небом, кстати сказать, соорудил ваш предшественник, — со значением добавила она, идя вперед. — Его сослали в Лоханки, и он не захотел покидать это прекрасное место. Чувствуете, какой воздух?

Она глубоко вдохнула, запрокинув голову к небу и придержав шляпку рукой.

— Навозом воняет, — подтвердил Гарри. — Так значит, прошлый ссыльный не смог отсюда вырваться? Тут и помер?

— У нас и памятная табличка есть, — встрял Франтик, наигрывающий веселенькие переборы на лютне. — На школе висит. И еще одна на городской управе.

— Там тоже кто-то умер? — догадался Гарри.

— Предпредпоследний ссыльный, — кивнул Франтик. — И еще один утопился от тоски в Лоханках, но там табличку не стали вешать, некуда. Городничий предлагал вбить столб, но в каком именно озере утоп бедолага — никто не помнит.

— А есть вообще шанс уехать отсюда живым? — поинтересовался он.

— Франтик, сгинь, — сердито отмахнулась от него Кэти. — А вы, герен, не торопитесь уезжать. Смотрите, вон тот каменный дом, напоминающий древний замок, принадлежит городничему, рену Кухту. С ним и его дочкой вы уже знакомы. Мэриан — чудесная девушка, правда ведь?

— О да, — согласился он, с иронией глядя на мрачный серый дом, на который какой-то местный скульптор-самоучка налепил толстых горгулий.

— Молодая, красивая, из хорошей семьи, — с воодушевлением продолжила Кэти и, понизив голос, добавила: — Единственный ребенок. Большое приданое.

— Вы что же, сватаете меня? — Гарри так поразился, что остановился, и Франтик врезался ему в спину.

— Почему бы нет, — ответила Кэти. — Если будете делать свадьбу у меня в таверне, сделаю скидку.

— А я готов выступать бесплатно! — подхватил Франтик. — Если потом вы у себя в столицах расскажете друзьям, мол, есть такой самородок в Лоханках…

— И что же, репертуара хватит? — засомневался Гарри, обернувшись.

— А то! — горячо подтвердил певец, раскрасневшись. — У меня сто листов исписано мелким почерком. А то и двести!

— Я бы ознакомился с вашими стихами, — покивал он.

— Так я принесу, — загорелся Франтик. — Я сбегаю! Одна нога тут, другая там. Вы куда сейчас? К озерам?

— Давайте не будем спешить, Франциск, — перебил его Гарри. — Выберите пять самых лучших песен и презентуйте их вечером за ужином. Согласны?

Франтик ударил себя кулаком в грудь и убежал прочь.

— Зачем вы даете ему напрасную надежду? — укорила его Кэти.

— Почему же напрасную? — возразил Гарри. — Голос у него, конечно, на любителя, но стихи вроде ничего. Томные ночи, нежные красавицы — на такое всегда есть спрос. А вы разве не хотели бы уехать отсюда?

— Нет, — отрезала Кэти. — Итак, дом рена Кухта — это и есть городская управа. На обратном пути зайдете к нему подписать бумаги. Мэриан наверняка тоже там…

— Кушает, — пробормотал Гарри, и Кэти сердито на него зыркнула.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌ — А вот и Лоханки, — она обернулась в другую сторону, и ветер взметнул синие ленты на ее шляпке, — Наши чудесные озера.

Три озера, раскинувшиеся в долине, и правда выглядели примечательно: одинаковые, круглые, точно кто-то вырезал их с помощью циркуля, решив проделать дыры, чтобы потом выбраться на поверхность из-под земли, а может и вовсе — из другого мира…

По спине пробежал холодок, лопатки отчаянно зачесались, и Гарри, втянув воздух, довольно улыбнулся. Там было опасно. То, что надо.

Гарри плелся по Лоханкам без всякого энтузиазма, и было до обидного ясно, что ни школой, ни театром мне его впечатлить не удалось. Но потом, завидев озера, он словно ожил: побежал вперед, чуть не выпрыгивая из сапог и принюхиваясь, как охотничий пес.

— Вода чистая, как слеза ребенка, — слегка запыхавшись, говорила я, едва поспевая за ним. — Рыбалка отличная, Виктор может вас сводить.

Гарри не отвечал, а только кивал на мои слова, а потом свернул к острым белым скалам, торчащим из-под земли точно кости гигантского животного.

— Пляж лучше на правой Лоханке! — воскликнула я, но дракон уверенно забирал влево.

Он остановился, только забравшись на верх утеса и, глянув вниз, присвистнул.

— Омут, — выдохнула я, опершись на березку, а потом и вовсе села на пенек и, сняв шляпку, принялась обмахиваться.

— Глубокий? — спросил Гарри, обернувшись.

— Очень, — подтвердила я. — Дна не достать. Посмотрите, какая вокруг красота. Берег словно ножом срезали, такой ровный.

— Угу, — промычал он, пройдясь вдоль края, а мне отчего-то захотелось оттащить его подальше.

— Неудивительно, что прежние ссыльные нашли здесь свое пристанище, — продолжила я. — Так и бывает, Гарри. Судьба иногда преподносит сюрпризы. То, что казалось наказанием, становится высшей наградой.

— Вы так расхваливаете ваши Лощинки… Еще немного — и я подумаю, что вы решили цены взвинтить, — заметил он.

Скинув сапоги, Гарри стянул и носки и с наслаждением прошелся босиком по траве.

— Один из ссыльных, тот, что утопился, был драконом, — сказала я, сама не зная почему.

Я ведь хотела, чтобы он полюбил Лоханки, а теперь говорю об утопленниках. Язык мой — враг мой. Но то, как Гарри смотрел в омут, очень мне не нравилось.

— Вот как? — переспросил он. — Значит, я тут не первый дракон?

— В театре даже есть картина, на которой нарисован дракон, летящий над озером.

У него толстое брюхо с золотой чешуей, короткие кожистые крылья, как у летучей мыши, а щеки круглые, как у рена Фейреха. Интересно, какой дракон получается из Гарри? Точно без брюха. Вон какой живот плоский. А глаза у герена Шпифонтейна оказались лазурного цвета, словно безоблачное небо, раскинувшееся над нами.

— А у вас большие крылья, Гарри? — вырвалось у меня.

— Полагаете, размер имеет значение? — со странной улыбкой спросил он.

— Думаю, да, — неуверенно ответила я. — Для скорости, маневренности полета…

— И вы, значит, хотели бы взглянуть на моего дракона, — понял Гарри, и я часто-часто закивала.

Виктор обзавидуется! И Мила! И все! А может, он прокатит меня над Лоханками? Только представив ветер, свистящий в ушах, я покрылась мурашками от восторга. А Гарри, глядя на меня, принялся неспешно расстегивать рубашку.

— Что вы делаете? — напряглась я.

— Раздеваюсь, — невозмутимо ответил он. — Это чистый шелк. Вы ведь не хотите, чтобы моя рубашка порвалась при обороте?

Я кивнула, а потом пожала плечами. Не хочу, наверное. Хотя какая мне разница?

Сняв рубашку, Гарри повесил ее на сучок березки, а я быстро отвела взгляд. Еще не хватало, чтобы герен подумал, что я на него пялюсь. Он снова подошел к краю утеса, а я посмотрела ему в спину. Красивая спина. Широкие плечи, узкая талия, никакого жира, кожа гладкая такая, чистая, ни родинки…

— Правда, это вам дорого обойдется, — заявил Гарри.

— Что? — не поняла я.

— Вы хотите увидеть дракона, — пояснил он, повернувшись ко мне, — но, согласитесь, это уникальное зрелище. Когда еще следующего пришлют? К тому же оборот потребует от меня усилий. Так что, скажем, пять золотых.

— Я дам вам в рог подуть, — тут же предложила я. — То на то выйдет.

Гарри усмехнулся и взялся за завязку штанов.

— Я передумал. Рог — явно фальшивка.

— Ну, знаете, я пока тоже не уверена, что ваш дракон потянет на пятерку, — возмутилась я.

— Обижаете, — сказал Гарри, снимая штаны.

Я быстро закрыла глаза рукой, но потом, растопырив пальцы, выглянула. Гарри стоял ко мне спиной, в голубых трусах в цвет глаз, и смотрел куда-то вдаль.

— А что насчет поцелуя? — вдруг предложил он, не оборачиваясь.

— Мои поцелуи не продаются, — с достоинством произнесла я, хотя в глубине души и зашевелился червячок сомнений: да, поцелуй — это очень интимно, но пять золотых!