– О какой «Шотландии» вы говорите? – наконец спросил Джон Мангле.

– Да о пароходе «Шотландия», на котором мы с вами находимся. Это прекрасное судно. Мне расхвалили его и за внешние его качества и за нравственные достоинства его командира, славного капитана «Бертона. А кстати, не родственник ли вы великого африканского путешественника Бертона, этого отважного человека? Если да, то примите мои горячие поздравления.

– Сэр, я не только не родственник путешественника Бертона, но я даже и не капитан Бертон, – ответил Джон Манглс.

– А-а… – протянул незнакомец. – Значит, я говорю с помощником капитана Бертона, мистером Берднессом?!

– Мистер Берднесс? – переспросил Джон Манглся Он уже начал догадываться, в чем тут дело, только еще не мог разобрать, кто перед ним: сумасшедший или чудак. Молодой капитан уже собирался без дальнейших околичностей это выяснить, но на палубе появились Гленарван, его жена и мисс Грант.

Увидев их, незнакомец закричал:

– А, пассажиры! Пассажиры! Чудесно! Надеюсь, мистер Берднесс, вы будете так добры представить меня…

Но тут же, не ожидая посредничества Джона Манглса, он непринужденно выступил вперед.

– Миссис… – сказал он мисс Грант. – Мисс… – сказал он Элен. – Сэр… – прибавил он, обращаясь к Гленарвану.

– Мистер Гленарван, – пояснил Джон Мангле.

– Сэр, – продолжал незнакомец, – я прошу извинить меня за то, что сам представляюсь вам, но в море, мне кажется, можно несколько отступить от светского этикета. Надеюсь, мы быстро познакомимся, и в обществе этих дам путешествие на пароходе «Шотландия» покажется нам и коротким и приятным.

Ни Элен, ни мисс Грант не нашлись, что на это ответить. Они никак не могли объяснить себе, каким образом этот посторонний человек мог очутиться на палубе «Дункана».

– Сэр, – обратился к нему Гленарван, – с кем я имею честь говорить?

– С Жаком-Элиасеном-Франсуа-Мари Паганелем, секретарем Парижского географического общества, членом-корреспондентом географических обществ Берлина, Бомбея, Дармштадта, Лейпцига, Лондона, Петербурга, Вены, Нью-Йорка, а также почетным членом Королевского географического и этнографического института Восточной Индии. Вы видите перед собой человека, который, проработав над географией двадцать лет в качестве кабинетного ученого, наконец решил заняться ею практически и теперь направляется в Индию, чтобы связать там в одно целое труды великих путешественников.

Очевидно, секретарь Географического общества был приятным человеком, так как все это было сказано им чрезвычайно мило. Впрочем, теперь Гленарван прекрасно знал, с кем имеет дело: ему было хорошо известно уважаемое имя Жака Паганеля. Труды его по географии, доклады его о новейших открытиях, печатаемые в бюллетенях общества, переписка его чуть ли не со всем светом – все это сделало Паганеля одним из самых видных ученых Франции. Поэтому Гленарван сердечно протянул руку своему нежданному гостю.

– А теперь, когда мы представились друг другу, – сказал он, – вы позволите мне, господин Паганель, задать вам один вопрос?

– Хоть двадцать, сэр, – ответил Жак Паганель: – разговор с вами всегда будет для меня удовольствием.

– Вы явились на борт этого судна третьего дня вечером?

– Да, сэр, третьего дня, в восемь часов вечера. Прямо из вагона я бросился в кэб, а из кэба– на «Шотландию», где я еще из Парижа заказал каюту номер шесть. Ночь была темная. Я никого не заметил на палубе. А так как я был утомлен тридцатичасовой дорогой и к тому же знал, что во избежание морской болезни полезно немедленно по прибытии на судно улечься на койку и не вставать с нее в первые дни плавания, то я сейчас же лег и самым добросовестным образом, смею вас уверить, проспал целых тридцать шесть часов!

Теперь для слушателей Жака Паганеля стало ясно, каким образом он очутился на борту их яхты. Французский путешественник, перепутав суда, сел на «Дункан» в то время, когда на нем почти никого не было. Все объяснялось очень просто. Но что скажет ученый-географ, узнав название и место назначения судна, на которое он попал?

– Итак, господин Паганель, вы избрали Калькутту исходным пунктом ваших сухопутных путешествий? – спросил Гленарван.

– Да, сэр. Всю свою жизнь я лелеял мечту увидеть Индию. И вот наконец-то эта заветная мечта осуществится!

– Значит, господин Паганель, для вас было бы не безразлично, если бы вам пришлось посетить не эту, а какую-нибудь другую страну?

– Мне было бы это, сэр не только не безразлично, а даже очень неприятно, так как у меня имеются рекомендательные письма к лорду Соммерсету, генерал-губернатору Индии, да к тому же мне дано Географическим обществом поручение, которое я должен выполнить.

– А! Вам дано поручение?

– Да, мне поручено осуществить одно полезное и любопытное путешествие, план которого был разработан моим ученым другом и коллегой, господином Вивьеном де Сен-Мартеном. По этому плану, мне надлежит направиться по следам братьев Шлагинвайт, полковника Bo Вебба, Ходжона, миссионеров Хука и Габэ, Муркрофта, Жюля Реми и многих других известных путешественников. Я хочу добиться того, что, к несчастью, не удалось осуществить в 1846 году миссионеру Крику, то есть обследовать течение реки Яру-Дзангбо-Чу, которая, огибая с севера Гималайские горы, на протяжении тысячи пятисот километров орошает Тибет. Мне хотелось бы наконец выяснить, не сливается ли эта река на северо-востоке Ассамы с рекой Брамапутрой. А уж тому путешественнику, которому удастся осветить этот важнейший для географии Индии вопрос, будет, конечно, обеспечена золотая медаль.

Паганель был восхитителен. Он говорил с неподражаемым воодушевлением, он так и несся на быстрых крыльях фантазии. Остановить его было бы так же невозможно, как воды водопада на Рейне.

– Господин Жак Паганель, – начал Гленарван, когда знаменитый ученый сделал минутную передышку, – конечно, то путешествие, о котором вы сообщили нам, – прекрасное путешествие, и наука будет вам за него признательна. Но я не хочу держать вас дольше в заблуждении и потому должен сказать, что, по крайней мере, на ближайшее время вам придется отказаться от удовольствия побывать в Индии.

– Отказаться? Почему?

– Да потому, что вы плывете в сторону, противоположную Индийскому полуострову.

– Как! Капитан Бертон…

– Я не капитан Бертон, – отозвался Джон Мангле.

– Но «Шотландия»…

– Это судно – не «Шотландия»!

Удивление Паганеля не поддается описанию. Он посмотрел по очереди на Гленарвана, сохранявшего совершенную серьезность, на Элен и Мэри Грант, лица которых выражали огорчение и сочувствие, на улыбавшегося Джона Манглса, на невозмутимого майора, а затем, пожав плечами, опустив очки со лба на нос, воскликнул;

– Что за шутка!

Но в этот момент глаза его остановились на штурвале, и он прочел надпись: «Дункан. Глазго».

– «Дункан»! «Дункан»! – крикнул Паганель в отчаянии, а затем, стремглав сбежав с лестницы, устремился в свою каюту.

Как только злосчастный ученый исчез, никто на яхте, кроме майора, не в силах был удержаться от смеха; хохотали и матросы. Ошибиться, когда едешь по железной дороге, ну хотя бы сесть в поезд, идущий в Эдинбург, когда надо ехать в Думбартон, – еще куда ни шло, но перепутать судно и плыть в Чили, когда нужно отправиться в Индию, – это уже верх рассеянности!

– Впрочем, такой случай с Жаком Паганелем меня не удивляет, – заметил Гленарван. – Он ведь известен подобными злоключениями. Однажды он издал прекрасную карту Америки, куда умудрился втиснуть Японию. Но все это не мешает ему быть выдающимся ученым и одним из лучших географов Франции.

– Что же мы будем делать с этим беднягой? – проговорила Элен. – Не можем же мы увезти его с собой в Патагонию!

– А почему нет? – веско сказал Мак-Наббс. – Разве мы ответственны за его рассеянность? Предположите, что он попал не в тот поезд, который был ему нужен, – разве он мог бы его остановить?