Затем «Дункан» отчалил и вскоре исчез из виду.

Это было 18 марта 1855 года.

Айртон остался один. Но его снабдили оружием, боевыми припасами, зерном и всеми необходимыми инструментами. Кроме того, преступник мог воспользоваться домом, построенным капитаном Грантом. Словом, он мог жить там, пользуясь почти всеми удобствами и искупить в одиночестве совершенные преступления.

Господа, он раскаялся, он стыдился своих преступлений и был очень несчастен. Он сказал себе, что, если когда-нибудь эти люди приедут за ним на этот островок, он должен быть достоин вернуться в их общество! Как он страдал, несчастный! Как он трудился, не оставаясь ни одной минуты праздным! Как он молился, вымаливая себе прощение!

Так прошло два, три года. Что бы ни делал Айртон, подавленный одиночеством, взоры его были обращены на море. Он все ждал, не покажется ли на горизонте какой-нибудь корабль… Он все время спрашивал себя, когда же окончится назначенный срок испытания… Эти годы он страдал так, как не страдал еще никто из людей! Ах, как тяжела жизнь в уединении для человека, которого гложет раскаяние за совершенные преступления!

Но, вероятно, судьба посчитала, что этот преступник еще недостаточно наказан, так как понемногу он начал замечать, что становится дикарем!.. Он сознавал, что из человека превращается в животное!.. Он не знает и не может сказать вам, когда это случилось… Прошло два или, может быть, четыре года уединенной жизни, но только он наконец превратился в то несчастное существо, которое вы нашли!..

Мне незачем говорить вам, господа, что Айртон, или Бен Джойс, – это я!»

Сайрес Смит и его товарищи при последних словах неизвестного невольно поднялись на ноги. Трудно выразить, до какой степени они были потрясены! Столько горя, столько страданий и отчаяния выпало на долю этого несчастного!

– Айртон, – сказал Сайрес Смит, – вы были преступником, но и перед Богом и перед людьми вы искупили свои преступления! Бог простил вас, позволив вам снова вернуться в среду людей… Вы прощены, Айртон, вы искупили свою вину! А теперь я еще раз спрашиваю вас, хотите вы быть нашим товарищем?

Айртон сделал шаг назад.

– Вот вам моя рука! – продолжал инженер.

Айртон схватил руку, которую ему протягивал Сайрес Смит, и крупные слезы потекли из его глаз.

– Хотите вы жить с нами? – спросил Смит.

– Мистер Смит, отложите этот вопрос еще на некоторое время, – ответил Айртон. – Позвольте мне пожить сначала одному на ферме, в корале!

– Как хотите, Айртон, – ответил Сайрес Смит.

Айртон уже собрался уходить, когда инженер задал ему последний вопрос:

– Еще одно слово, друг мой. Если вы так хотели жить в одиночестве, то зачем же вы бросили в море бутылку с запиской, которая, собственно, и навела нас на ваши следы?

– Записка? – переспросил Айртон, по-видимому не понимая, о чем его спрашивают.

– Да, записка, которую вы вложили в бутылку, в ней были указаны точные координаты острова Табор!

Айртон провел рукой по лбу. Подумав немного, он сказал:

– Я никогда не бросал в море никаких записок!

– Никогда? – воскликнул Пенкроф.

– Никогда.

И Айртон, поклонившись, повернулся к двери и ушел.

Глава восемнадцатая

Беседа. – Сайрес Смит и Гедеон Спилет. – Идея инженера. – Электрический телеграф. – Проволока. – Гальваническая батарея. – Алфавит. – Лето. – Колония процветает. – Фотографии. – Эффект снега. – Два года на острове Линкольна.

Несчастный человек! – сказал Герберт, который инстинктивно бросился к двери, но, увидев, что Айртон уже спустился вниз по веревке подъемника и исчез в темноте, вернулся назад.

– Не беспокойся, он вернется! – уверенно сказал Сайрес Смит.

– Послушайте, мистер Смит, – заговорил Пенкроф, – что же это значит? Оказывается, Айртон и не думал бросать бутылку в море? Кто же в таком случае это сделал?

Если и нужно было о чем-нибудь спрашивать, так именно об этом. Ответ Айртона не разъяснил ничего, а знать это было необходимо.

– А я уверен, что это сделал именно он, – заметил Наб, – но только он этого не помнит, потому что в то время был уже наполовину сумасшедший.

– Да, – сказал Герберт, – наверное, он сам хорошо не сознавал, что делал.

– Это единственное объяснение, друзья мои, – оживленно сказал Сайрес Смит. – Теперь я понимаю, что Айртон мог точно указать местоположение острова Табор, потому что события, предшествовавшие его высадке на остров, давали ему эти знания!

– Однако, – заметил Пенкроф, – если он не был еще животным, когда писал эту записку, и если прошло семь-восемь лет с того времени, как он бросил бутылку в море, то почему же бумага нисколько не пострадала от морской воды?

– Это доказывает, – ответил Сайрес Смит, – что Айртон лишился рассудка гораздо позже, чем он думает.

– Конечно, так и должно быть, – согласился Пенкроф, – иначе эту историю нельзя объяснить.

– Да, этого объяснить пока нельзя, – сказал инженер, по-видимому не желая продолжать этот разговор.

– Но правду ли сказал Айртон? – спросил Пенкроф.

– Да, – ответил Спилет. – Рассказанная им история правдива от начала до конца. Я прекрасно помню, что в свое время в газетах писали о поисках капитана Гранта.

– Айртон сказал правду, – добавил Сайрес Смит, – не сомневайтесь в этом, Пенкроф, потому что он был слишком беспощаден к себе самому. Человек не может говорить неправду, обвиняя себя таким образом!

На следующий день, 21 декабря, колонисты спустились на побережье и, взобравшись на плато, не нашли там Айртона. Айртон ночью отправился в свой домик в корале, и колонисты решили пока его не беспокоить. Время само сделает то, чего они не могли добиться словами.

Герберт, Пенкроф и Наб приступили к своим обычным занятиям, а Сайрес Смит и Спилет отправились работать в мастерскую, устроенную в Гротах.

– Знаете что, дорогой Сайрес, – сказал Гедеон Спилет, – меня, признаюсь вам, совсем не удовлетворило ваше объяснение по поводу этой записки! Неужели и вы допускаете, что этот несчастный написал записку, вложил ее в бутылку и бросил в море, а потом забыл об этом?

– Он не писал записку и не бросал бутылку в море, дорогой Спилет.

– Так вы думаете…

– Я ничего не думаю, ничего не знаю! – ответил Сайрес Смит, перебивая журналиста. – Я ограничиваюсь тем, что причисляю этот случай к числу тех, которые я не могу объяснить себе до сих пор!

– Да, Сайрес, если сказать правду, – продолжал Гедеон Спилет, – все это очень загадочно! Ваше спасение, ящик, выброшенный на песок, случай с Топом, наконец, эта бутылка… Неужели нам никогда так и не удастся узнать эту тайну?..

– Узнаем, непременно узнаем, – перебил его инженер, – хотя бы мне пришлось для этого обыскать этот остров до самого его дна!

– Может быть, случай даст нам ключ к загадке!

– Случай!.. И это говорите вы, Спилет. Я не верю в эти случаи точно так же, как не верю во все таинственное на этом свете. Всем этим необъяснимым происшествиям есть причина, и я найду ее… А пока будем наблюдать и работать.

Наступил январь 1867 года. Летние работы велись с большим усердием. Герберт и Гедеон Спилет, отправляясь за дичью, ареной для своих охотничьих подвигов выбирали преимущественно окрестности Красного ручья и часто заходили в кораль, где теперь поселился Айртон. Возвращенный к жизни и раскаявшийся преступник с полным знанием ухаживал за порученными его заботам животными, и колонисты теперь были освобождены от этой обязанности и только заглядывали в гости к новому фермеру, не желая оставлять его одного надолго. Айртон с каждым днем все меньше и меньше дичился своих товарищей.

Инженер и Гедеон Спилет сочли возможным сообщить ему о своих подозрениях, и Айртон взял на себя наблюдение за местностью, прилегающей к коралю. В случае каких-нибудь происшествий, которые могли пролить свет на интересующие всех явления, он обещал немедленно дать знать об этом обитателям Гранитного дворца.