– Всего лишь?

– Всего лишь, господин Аронакс! И расчет этот легко проверить. У меня имеются запасные резервуары емкостью в сто тонн. Благодаря этому я могу погружаться на значительные глубины. Если я хочу подняться в уровень с поверхностью моря, мне достаточно выкачать воду из запасных резервуаров. Если я захочу, чтобы «Наутилус» вышел на поверхность океана на одну десятую своего объема, я должен до отказа опорожнить резервуары.

Что можно было возразить против чисто математической выкладки капитана?

– Должен признать правильность ваших вычислений, капитан, – отвечал я, – и напрасно было бы их оспаривать, тем более что ваши расчеты каждодневно оправдываются на практике. Но у меня возникает сомнение…

– Какого рода, сударь?

– Когда вы находитесь на глубине тысячи метров, обшивка «Наутилуса» испытывает давление ста атмосфер, не так ли? Но если вы пожелаете опорожнить резервуары, чтобы, облегчив судно, поднять его на поверхность, вашим насосам придется преодолеть давление ста атмосфер, не так ли? А ведь это равняется ста килограммам на квадратный сантиметр! Тут нужна большая мощность…

– Которую может дать только электричество, – поспешил досказать капитан Немо. – Повторяю, сударь, возможности моих машин почти не ограничены. Насосы «Наутилуса» большой мощности. Вы могли в этом убедиться, когда на палубу «Авраама Линкольна» обрушился целый водяной столб, извергнутый ими. Впрочем, я пользуюсь запасными резервуарами лишь в крайнем случае, а именно при погружении на глубины от полутора до двух тысяч метров. Без особой нужды я не перегружаю батареи. Ну, а ежели мне приходит фантазия побывать в океанских пучинах, короче говоря, на глубине двух-трех лье под поверхностью воды, я пользуюсь более сложным маневром, но не менее надежным.

– Что это за маневр, капитан? – спросил я.

– Предварительно я должен рассказать вам, каким способом управляется «Наутилус».

– Я весь нетерпение, капитан!

– Чтобы направлять судно на штирборт, на бакборт, чтобы делать эволюции, короче говоря, вести судно по горизонтальной плоскости, я пользуюсь обыкновенным рулем с широким пером, подвешенным к ахтерштевню, который приводится в движение штурвалом посредством штуртроса. Но я могу направлять «Наутилус» и в вертикальной плоскости, сверху вниз и снизу вверх, посредством двух наклонных плоскостей, свободно прикрепленных к его бортам у ватерлинии. Плоскости эти подвижны и приводятся в любое положение изнутри судна при помощи мощных рычагов. Если плоскости поставлены параллельно килю, судно идет по горизонтали. Если они наклонны, «Наутилус», в зависимости от угла наклона, увлекаемый винтом, либо опускается по диагонали, удлиняемой по моему желанию, либо поднимается по той же диагонали. Более того, при желании можно ускорить подъем, выключив винт. Под давлением воды «Наутилус» всплывает на поверхность по вертикали, как взлетает в воздух наполненный водородом аэростат.

– Браво, капитан! – вскричал я. – Но как может рулевой вести подводный корабль вслепую?

– Управление ходом судна производится из рубки, образующей выступ в наружной части корабельного корпуса. Иллюминаторы рубки из толстого черепицеобразного стекла.

– И стекло способно выдержать такое давление?

– Как нельзя лучше! Хрусталь, при всей своей ломкости при падении, оказывает, однако, значительное сопротивление давлению воды. В тысяча восемьсот шестьдесят четвертом году производилась в Северном море опытная рыбная ловля при электрическом свете. И что же? Хрустальные пластинки в семь миллиметров толщиной выдержали давление в шестнадцать атмосфер! Причем надо сказать, что был включен ток высокого напряжения. Стекла же, которыми пользуюсь я, имеют толщину не менее двадцати одного сантиметра, то есть в тридцать раз толще упомянутых пластинок.

– Все это так, капитан Немо! Но чтобы ориентироваться в пути, необходим свет, который рассеивал бы тьму. А во мраке вод…

– Позади рубки помещается мощный электрический рефлектор, который освещает море на расстоянии полмили.

– Браво! Брависсимо, капитан! Теперь я понимаю, что означало свечение моря, столь смущавшее ученых! Бот он, пресловутый фосфоресцирующий нарвал! Кстати, скажите, столкновение «Наутилуса» с «Шотландией», наделавшее столько шуму, чистая случайность?

– Чистейшая, сударь! Я плыл в двух метрах под уровнем моря, когда произошло столкновение. Впрочем, я сразу же увидел, что оно не имело печальных последствий.

– Никаких, сударь! Ну, а что касается вашей встречи с «Авраамом Линкольном»…

– Весьма прискорбно, господин профессор, что пострадал один из лучших кораблей американского флота; но на меня напали, я вынужден был защищаться. Впрочем, я удовольствовался тем, что обезвредил фрегат. Судно отделается легким ремонтом в ближайшем порту!

– О командир, – воскликнул я, – ваш «Наутилус» действительно чудеснейшее судно!

– Да, господин профессор, – взволнованно отвечал капитан Немо, – я люблю его, как плоть от плоти моей! Если ваши суда, подверженные всем случайностям мореплавания, всюду подстерегает опасность, если первое впечатление, которое производит море, как хорошо сказал голландец Янсен, – страх бездны, то на борту «Наутилуса» человек может быть спокоен. Тут нечего бояться прогиба в корпусе, ибо двойная обшивка судна крепче железа; тут нет такелажа, который страдает от боковой качки или «устает» от качки килевой; нет парусов, которые может сорвать ветер; нет паровых котлов, которые могут взорваться; тут исключена опасность пожара, потому что на корабле нет деревянных частей; нет угля, запас которого может истощиться, потому что корабль управляется электрическими аппаратами; нет опасности столкновения, ибо он один плавает в морских пучинах; не страшны и бури, потому что в нескольких метрах под уровнем моря царит глубокий покой! Так-с, сударь! Вот совершенный подводный корабль! И если верно, что изобретатель больше верит в свое судно, нежели конструктор, а конструктор больше, чем сам капитан, то поймите, с каким безграничным доверием отношусь к «Наутилусу» я, одновременно изобретатель, конструктор и капитан судна!

Капитан Немо говорил с большим воодушевлением. Горящий взгляд, порывистые движения совершенно преобразили его. Да, он любил свое судно, как отец любит свое детище!

Но вопрос, возможно нескромный, так и срывался с моих губ; и, наконец, я все же спросил:

– Вы, стало быть, инженер, господин Немо?

– Да, господин профессор, – ответил он, – я обучался в Лондоне, Париже и Нью-Йорке в те времена, когда еще был жителем Земли.

– Но как же вам удалось сохранить в тайне строительство этого удивительного подводного корабля?

– Каждая часть корабля, господин Аронакс, получена мною из различных стран земного шара. Предназначение каждого заказа было вымышленным. Киль «Наутилуса» выкован у Крезо, гребной вал у «Пена и компании» в Лондоне, листовая обшивка корпуса у Лерда в Ливерпуле, винт у Скотта в Глазго, резервуары у «Кайля и компании» в Париже, машины у Круппа в Пруссии, таран в мастерских Мотала в Швеции, измерительные приборы у братьев Гарт в Нью-Йорке и так далее. Поставщики получали мои чертежи, подписанные всякий раз другим именем.

– Но, получив отдельные части, вы должны были их собрать, смонтировать? – спросил я.

– Господин профессор, моя судостроительная верфь находилась на пустынном острове, в открытом океане. Там обученные мною рабочие, мои отважные товарищи, под моим наблюдением собрали наш «Наутилус». Когда корабль был собран, огонь уничтожил всякие следы нашего пребывания на острове, который, если бы мог, я взорвал бы!

– Надо полагать, что корабль стоил вам немалых денег?

– Господин Аронакс, броненосец обходится в одну тысячу сто двадцать пять франков с каждой тонны. «Наутилус» весит тысячу пятьсот тонн. Стало быть, он обошелся около двух миллионов франков, если считать только стоимость его оборудования, и не менее четырех или пяти миллионов франков вместе с коллекциями и художественными произведениями, хранящимися в нем.