На обширном пространстве, в двадцать квадратных миль, подземные силы проявляли себя во всевозможных видах. Из рощ дикого чайного дерева струились до странности прозрачные соляные источники, кишащие мириадами насекомых. Вода их едко пахла жженым порохом и оставляла на земле белый осадок, напоминавший ослепительно сверкающий снег. Одни источники были горячи, другие холодны, как лед. Гигантские папоротники росли по берегам этих ручьев в условиях, сходных с условиями силурийской эры.
Со всех сторон среди клубящихся паров били из земли снопы воды, напоминавшие фонтаны какого-нибудь парка. Одни из них били беспрерывно, другие с перерывами, словно подчиняясь прихоти своенравного Плутона. Эти фонтаны были расположены амфитеатром на естественных террасах. Воды их, осененные, клубами белого пара, постепенно сливались воедино и, разъедая полупрозрачные ступени этих гигантских природных лестниц, свергались по ним кипящими водопадами, питая собой целые озера.
Потом на смену горячим ключам и бурным гейзерам пошли серные сопки. Вся земля казалась покрытой крупными прыщами, Это были полупотухшие кратеры; через их многочисленные трещины выбивались различные газы. В воздухе чувствовался едкий, неприятный запах серной кислоты, и земля кругом была усеяна кристаллами серы. Здесь целыми веками накапливались неисчислимые бесплодные богатства.
Можно представить себе, как трудно было нашим путешественникам продвигаться среди такого нагромождения препятствий! Место для привала найти было нелегко, и охотникам не попадалось ни одной птицы, достойной выть ощипанной руками мистера Олбинета. Поэтому чаще всего приходилось довольствоваться съедобным папоротником и сладким пататом – скудной едой, которая, конечно, не могла восстановить силы изнуренных пешеходов. Естественно, что каждый из них стремился поскорее выбраться из этой бесплодной, пустынной местности.
Однако понадобилось не меньше четырех дней, чтобы пересечь этот труднопроходимый край. Только 23 февраля наши путешественники смогли расположиться лагерем в пятидесяти милях от Маунганаму, у подошвы безыменной горы, обозначенной на карте Паганеля. Здесь перед глазами расстилались равнины, поросшие кустарником, а дальше, у горизонта, снова показались большие леса.
Конечно, это было приятно, но только при условии, чтобы эти удобные места не оказались слишком заселенными. До сих пор путешественники не видели и тени туземца.
В этот день Мак-Наббс и Роберт подстрелили трех киви, которые очень скрасили обед, но это удовольствие длилось недолго, ибо через несколько минут от дичи не осталось и следа.
За десертом (состоявшим из картофеля и сладкого парта) Паганель внес предложение, которое было принято с восторгом: назвать безыменную гору, вершина которой терялась на высоте трех тысяч футов в облаках, именем Гленарвана. Географ не замедлил нанести его имя самым тщательным образом на свою карту.
Было бы бесполезно описывать остальную часть путешествия: дни проходили однообразно и малоинтересно. Наши путешественники обычно шли целый день по лесам и равнинам. Джон Манглс определял направление пути по солнцу и звездам. Небо было довольно милостиво: оно не посылало ни зноя, ни дождя. Но тем не менее движение пешеходов, уже перенесших столько испытаний, замедляла все возраставшая усталость, и им не терпелось скорее добраться до английских поселений.
Они все же разговаривали между собой, но разговор тот не был общим. Отряд разбился на группки.
Гленарван обычно шел один. По мере приближения к побережью он все чаще вспоминал о «Дункане» и его команде. Забывая об опасностях, еще подстерегающих отряд на пути к Окленду, он думал об умерщвленных матросах. Эта страшная картина неотступно томила его.
О Гарри Гранте никто не заговаривал. К чему это было делать, раз нельзя было попытаться прийти ему на помощь! Если имя капитана и упоминалось, то только в беседах его дочери с Джоном Манглсом.
Молодой капитан никогда не возвращался к тому, что молодая девушка сказала ему в ту ужасную ночь в хижине. Чувство деликатности не позволяло ему напомнить Мэри о словах, вырвавшихся у нее в минуту отчаяния.
Говоря о Гарри Гранте, Джон Манглс всегда возвращался к проектам новых поисков капитана. Он уверял Мэри, что Гленарван организует новую экспедицию. Молодой капитан исходил из того, что подлинность найденного в бутылке документа не подлежала сомнению. Следовательно, Гарри Грант где-то должен находиться. А если так, то в конце концов он все же будет найден, хотя бы для этого пришлось обшарить весь свет.
Мэри упивалась этими речами. Оба они с Джоном Манглсом жили одними и теми же мыслями, надеждами. Часто и Элен принимала участие в их разговоре. Она не разделяла надежд молодых людей, но не хотела возвращать их к печальной действительности.
Мак-Наббс, Роберт, Вильсон и Мюльреди старались, не слишком удаляясь от товарищей, настрелять как можно больше дичи.
Паганель, по-прежнему драпируясь в свой плащ из формиума, молчаливый и задумчивый, держался в стороне.
И надо сказать, что хотя испытания, опасности, усталость и лишения обычно делают придирчивыми и раздражительными даже людей с самым лучшим характером, наши путешественники остались так же дружески настроены, преданы друг другу и были готовы пожертвовать своей жизнью один за другого.
25 февраля дорогу путникам преградила река. Судя по карте Паганеля, это была Вайкари. Через нее удалось перебраться вброд.
В течение двух дней тянулись равнины, поросшие кустарником. Теперь половина пути между озером Таупо и побережьем океана была пройдена, если не без усталости, то, во всяком случае, без нежелательных встреч.
Затем пошли громадные, бесконечные леса, напоминавшие австралийские, только вместо эвкалиптов здесь росли каури. Хотя за четыре месяца странствований у Гленарвана и его спутников изрядно притупилась способность восторгаться, но все же они были восхищены этими гигантскими соснами, достойными соперниками ливанских кедров и мамонтовых деревьев Калифорнии. Они были так высоки, что только футах в ста от земли начинались ветви. Лес состоял из бесконечного количества отдельных рощиц этих гигантов, простиравших на двухсотфутовую высоту зонты из зеленых листьев.
Некоторые, еще молодые каури, едва достигшие столетнего возраста, походили на красные ели европейских стран: у них была конусообразная крона темного цвета. У более старых деревьев, переваливших за пятьсот-шестьсот лет, кроны представляли собой огромные шатры зелени, покоившиеся на бесчисленных переплетающихся ветвях. У этих патриархов новозеландских лесов стволы были до пятидесяти футов в окружности. Все наши путники, взявшись за руки, не могли бы охватить такой гигантский ствол.
Три дня маленький отряд брел под этими огромными зелеными сводами по глинистой почве, на которую никогда не ступала нога человека. Это видно было по нагроможденным кучам смолистой камеди: она могла бы на долгие годы обеспечить туземцев товаром для их торговли с европейцами.
Охотники наталкивались на большие стаи киви, столь редких в местностях, посещаемых маори. Видимо, эти любопытные птицы нашли себе убежище от новозеландских собак в этих недоступных лесах. Мясо их явилось здоровой и обильной пищей для наших путников.
Вечером 1 марта Гленарван и его спутники, выйдя наконец из огромного леса гигантов-каури, расположились лагерем у подошвы горы Ики-Рендж высотой в пять с половиной тысяч футов.
От горы Маунганаму было пройдено около ста миль, и до побережья океана оставалось еще миль тридцать. Джон Манглс надеялся закончить весь переход от Маунганаму до побережья дней в десять, но он не знал тогда обо всех трудностях пути.
На деле же оказалось, что частые обходы, различные препятствия, неточности, допускавшиеся при определении местоположения отряда, удлинили этот маршрут на одну пятую. Поэтому наши путешественники добрались до горы Ики-Рендж уже в совершенном изнеможении.
Чтобы выйти на побережье, нужно было еще два дня усиленной ходьбы. И как раз теперь требовалось удвоить энергию и бдительность, ибо путники снова вступали в местность, часто посещаемую туземцами. Однако все преодолели свою усталость и на следующий день на рассвете вновь двинулись в путь.
