Лес в этих местах состоял из деревьев, большинство которых колонисты уже встречали в окрестностях озера Гранта и плато Дальнего Вида. Это были гималайские кедры, ели, кедры, казуарины, камедные деревья, эвкалипты, драконовые деревья, гибискусы и другие породы, в основном небольшой высоты, потому что здесь они росли слишком густо, что мешало им развиваться. Колонисты двигались вперед очень медленно, прокладывая себе дорогу топорами и ножами. Инженер, указывая направление, в то же время обдумывал, каким способом можно будет впоследствии протянуть эту дорогу до Красного ручья.
С момента вступления в лес колонисты шли, спускаясь по пологим откосам, образующим горную систему острова. Несмотря на очень сухую почву под ногами, буйная растительность поражала своей роскошью и разнообразием. Вероятно, где-нибудь под зеленым сводом бежали ручьи, доставляющие живительную для растений влагу. Если это так, то ручьи должны быть очень небольшими, потому что Сайрес Смит, осматривая остров с вершины кратера, не заметил никаких водных потоков, кроме Красного ручья и реки Милосердия.
По пути колонисты опять встретили несколько стай обезьян, которые с видимым удивлением и любопытством рассматривали совершенно незнакомых им по облику людей. Гедеон Спилет пошутил, что ловкие и сильные обезьяны считают их существами себе подобными, но только выродившимися под влиянием неблагоприятных обстоятельств. Действительно, двуногие существа, которые, несмотря на свои топоры, с трудом пробирались сквозь густую чащу, застревали в кустах, путались в лианах и натыкались на поваленные деревья, казались жалкими и беспомощными созданиями. А проворные обезьяны без малейшего труда легко перепрыгивали с ветки на ветку, играючи преодолевая препятствия. Обезьяны все прибывали и прибывали, но, к счастью, не проявляли никаких враждебных намерений.
Кроме обезьян, колонисты видели в лесу еще пекари, агути, кенгуру и куланов, в которых Пенкроф с большим удовольствием послал бы несколько зарядов дроби.
– Но нет, – говорил он, – охота пока еще запрещена. Поэтому скачите, прыгайте и бегайте сколько угодно… Надеюсь, мы еще встретимся с вами на обратном пути!.. Не бойтесь, сейчас мы вас не тронем!
В половине десятого утра колонисты, продолжавшие двигаться в юго-западном направлении, вдруг увидели, что им загораживает дорогу неизвестный ручей шириной от тридцати до сорока футов. Его быстрые воды с шумом неслись по довольно крутому склону, с рокотом разбиваясь о многочисленные камни, усеивавшие его русло. Ручей был прозрачным и глубоким, но совершенно непригодным для плавания.
– Вот так штука! Этот ручей загородил нам дорогу!.. – вскрикнул Наб.
– Нет, – возразил Герберт, – ручей маленький, и мы легко его переплывем.
– Зачем? – вмешался Сайрес Смит. – Этот ручей наверняка впадает в море. Не переправляясь на другую сторону, мы пойдем по левому берегу, держась как можно ближе к воде, и я буду очень удивлен, если он не приведет нас прямо к морскому побережью. Вперед!
– Подождите одну минутку, – вмешался Спилет. – Вы забыли дать этому ручью название, друзья мои! Неужели мы так и оставим его безымянным?..
– Правильно! – сказал Пенкроф.
– Придумай ему название, Герберт, – сказал инженер, обращаясь к юноше.
– А не лучше ли подождать, пока мы исследуем его до самого устья? – заметил Герберт.
– Верно, – ответил Смит. – Не будем терять времени, господа… Идем вперед не останавливаясь!..
– Еще минутку! – сказал Пенкроф.
– В чем дело? – спросил Спилет.
– Охота запрещена, но, надеюсь, это распоряжение не касается рыбной ловли? – продолжал моряк.
– У нас нет на это времени, – ответил инженер.
– О! Всего пять минут! – возразил Пенкроф. – Я прошу у вас только пять минут в интересах нашего завтрака.
Вслед за этим Пенкроф лег на землю, погрузил руки в воду и стал выбрасывать на берег одного за другим крупных раков, кишевших между камнями.
– Вот что хорошо, так хорошо! – воскликнул Наб, бросаясь на помощь моряку.
– Я ведь уже говорил вам, что, за исключением табака, на этом острове есть все! – сказал Пенкроф, вздыхая.
Улов был превосходный – ручей просто кишел раками. Через пять минут пойманных раков положили в мешок, и колонисты снова тронулись в путь.
Идти по берегу ручья было гораздо легче, изредка только приходилось пускать в дело топоры, и потому колонисты двигались вперед довольно быстро. Но и здесь, на берегах ручья, как и на всем исследованном пространстве острова, не было видно никаких следов человека. Зато колонистам в изобилии попадались следы всевозможных животных, даже очень крупных, вероятно, приходивших к ручью утолять жажду. Нет, сюда не проникал еще человек, и с уверенностью можно было сказать, что не в этой части лесов Дальнего Запада пекари получил дробинку, которая едва не стоила Пенкрофу коренного зуба.
Глядя на ручей, стремившийся к морю, Сайрес Смит пришел к заключению, что он ошибся и его маленький отряд гораздо дальше от западного берега, чем он думал. И в самом деле, в это время начинался прилив, он должен был залить береговую полосу и гнать назад воду в ручье, будь его устье не более чем в двух-трех милях. Но ничего подобного пока не было заметно, и вода все так же быстро бежала к морю по естественному наклону русла. Инженер не знал, как объяснить это явление, и озабоченно посматривал на компас, точно боясь, что совершенно неожиданно ручей изменит свое направление и повернет снова в глубь лесов Дальнего Запада.
Между тем ручей постепенно становился все шире и спокойнее. Деревья на правом берегу росли так же густо, как и на левом, и, как ни напрягали глаза колонисты, они ничего не смогли рассмотреть за этой зеленой стеной. Но одно только можно было сказать с уверенностью – заросли были необитаемы, потому что Топ ни разу не залаял, а умная собака, конечно, дала бы знать о присутствии человека вблизи ручья.
В половине одиннадцатого, к большому удивлению Сайреса Смита, Герберт, шедший немного впереди, вдруг остановился и крикнул:
– Море!
Несколько мгновений спустя колонисты, выбравшись на лесную опушку, увидели весь западный берег острова, расстилавшийся у них перед глазами.
Но какой контраст между этим берегом и восточным побережьем, на которое они перебрались после падения воздушного шара! Ни гранитной стены, ни рифов, не было даже песчаной косы! Сплошной лес тянулся до самого моря, и крайние деревья, склонившиеся над водой, словно выходили прямо из пенистых волн. Обычно берег представляет собой широкий песчаный ковер, заливаемый приливами, или нагромождение скал и утесов. Здесь же была красивая лесная опушка из самых лучших в мире деревьев. Берег в этом месте возвышался над уровнем самых высоких приливов, а на плодородной почве, лежавшей на гранитном основании, деревья росли так же густо и прочно, как и в чаще лесов Дальнего Запада.
Выйдя на берег, колонисты очутились у края небольшой бухточки, в которой едва хватило бы места для двух-трех рыбачьих лодок. Бухточка эта была, собственно, устьем ручья, но вместо того, чтобы полого вливаться в море, как все реки и ручьи, он падал в бухточку с высоты более сорока футов. Это обстоятельство и объясняло, почему прилив не оказывал влияния на течение воды в ручье. И в самом деле, приливы Тихого океана даже во время максимума никогда не могли бы подняться до уровня ручья, русло которого было очень похоже на верхний бьеф шлюза. Вероятно, пройдут еще миллионы лет, прежде чем воды ручья подточат гранитное дно и устье опустится до уровня моря. Поэтому колонисты единогласно назвали открытый ими ручей ручьем Водопада.
Далее к северу опушка леса простиралась на расстояние приблизительно двух миль, затем деревья заметно редели, и за ними ясно виднелись очень живописные высоты, тянувшиеся почти по прямой линии к северу и к югу.
Что касается побережья между ручьем Водопада и мысом Аллигатора, то там видны были только деревья, сплошной стеной придвинувшиеся к морю; одни из них стояли прямо, а другие, где берег был пониже, склонившись к воде, омывали свои ветви в соленых морских волнах. Колонистам необходимо было исследовать именно ту сторону, то есть всю береговую полосу Змеиного полуострова, потому что только здесь потерпевшие крушение могли высадиться на землю и найти убежище, так как противоположный берег, дикий и пустынный, не мог привлечь к себе людей.
