Вроде бы и вопрос по моей теме, но мне почему — то стало жутко неудобно, как будто бы я подглядываю в койку к паре, занимающееся любовью.

— Спасибо. Суть физиологического процесса мне известен, — поджав губы, чопорно возвестила я. — Она, видимо, не может смириться с тем, что вы ее бросили.

— Наверно, — сухо продолжил он. — Но у меня уважительная причина, которую я ей и объяснил. К сожалению, Ильза ничего не хочет слышать, она уже две недели устраивает мне скандалы, так что, уехав сюда, я еще и ограждаю свою нервную систему от потрясений. Мисс Вареску, Габи, я понимаю, что уже очень поздно и вам пора отдыхать, но мы с вами не дотанцевали наш танец в «Монмаранси». Не хотите ли продолжить?

— Почему бы нет? А музыка? — Я беспомощно оглянулась. Вокруг ни души.

Ирвин взял металлическую пластинку со стола, похожую на пульт, нажал на одну из кнопок, и вокруг полилась чудесная медленная музыка. Синатра! К месту и ко времени.

Мы, обнявшись, принялись небыстро вальсировать по площадке, а потом, просто перешли на шаг. Я была как в коконе в объятиях его больших и сильных рук. Эта таинственная темнота, разноцветные огни, создающие ощущение праздника, музыка моего любимого певца — все было так прекрасно. Его руки прижимали меня к себе все ближе и ближе, наконец, наши тела теснее некуда прижались друг к другу, а так как после купания под халатами у нас ничего не было, я почувствовала бедром прижимающуюся ко мне твердую плоть. Я вопросительно подняла глаза на своего визави и снова увидела ледяной взгляд, обращенный на меня. Меня тут же отпустили, Брайс отошел на шаг назад, поправил полы раздвигающего халата, и сказал:

— Извините, я не рассчитал свои силы. Я очень устал, поэтому разрешите откланяться.

И он быстрой походкой пошел к дому.

Шесть лет я просуществовала здесь, в этом мире, в образе актрисы. По идее, я должна была хорошо притворяться и играть разные образы. В нашем мире, в нашей семье ванн Реев лицедейство не приветствовалось. Мы жили истинными чувствами и эмоциями, а папенька, герцог ванн Рей, представлял собой еще и образец правдоискателя. За что, в общем — то, и расстался с жизнью.

Первая моя роль настолько совпала с моими истинными чувствами, а как оказалось впоследствии, что и лицо точно вписалось в роль, что мне и притворяться, особо не требовалось. Лишь получив своего первого грифона за лучшую главную женскую роль и пересмотрев фильмы других режиссеров, я схватилась за голову — я абсолютно не умела играть!

Пришлось срочно поступить в частную школу актерского мастерства, а чтобы заниматься с преподавателями по ускоренной программе, заплатить в три раза дороже номинала. Эту школу нашел для меня сам Стефан, который вначале решительно не понимал, зачем мне это?

— Детка, — орал он, — твое лицо просто создано для кино. Ты в миллион раз эффектнее и правдивее всех этих силиконовых дурочек.

— Стефан, — отвечала я ему тогда, — не учи меня, что мне делать, я же не лезу в твою режиссерскую абракадабру. Я привыкла все решать сама, я хочу иметь образование.

И, чтобы польстить его самолюбию, смягчила свое несогласие:

— Твой рейтинг повысится, если у главных героинь твоих фильмов и у твоей официальной подружки будет профессиональное образование.

А вот это уже был весомый довод! Стефан исхитрился и быстренько нашел мне подходящую школу.

Два года, параллельно со съемками, я осваивала это сложнейшее искусство лицедейства. Преподаватели меня хвалили и были довольны моими успехами, но я упорно продолжала самообразование — читала, смотрела, пробовала. А в последнее время, когда мы со Стефаном уже достаточно отдалились друг от друга, это занятие было моей единственной отдушиной и успокоением души. Критики продолжали нахваливать мою игру от фильма к фильму, некоторые даже уже начинали сравнивать меня с величайшими актрисами старого кино, а я все еще до конца не могла быть уверена в своем профессионализме.

И вот сейчас я решительно не знала, что мне нужно сыграть с Брайсом, чтобы он хотя бы оттаял. Об этом я и думала, ворочаясь в удобной и мягкой постели в первую свою ночь у него в доме.

Физическую реакцию на мою близость к нему я уловила оба раза: и в ресторане, когда я лежала на его распростертом теле, и сегодня во время танца. Его член явно хотел меня, чего не скажешь о человеке, его носящем. И главное — он не сделал ни одной попытки соблазнения.

Ладно, допустим, он боялся отказа с моей стороны, хотя маловероятно, что олигархи вообще об этом думают, но пойти чуть — чуть дальше и посмотреть, что будет, он бы мог? Тем более в ресторане, я первой начала наши поцелуи. Вот вам, как говорится, и карты в руки. Пользуйтесь! А он, только терпел мои ласки, даже не уверена, что они были приятны ему. Странный человек! Я, что, должна его изнасиловать? Боюсь, что на это ни моих сил, ни моего умения не хватит.

Хотя положительный момент у этих сцен все же был— у меня просто не было времени думать об измене Стефану, следовательно, моральные соображения по этому поводу не терзали меня.

А вот теперь, лежа в одиночестве, мысли об измене нахлынули разом. Да, я давно не люблю Стефана как единственного мужчину своей жизни, я сквозь пальцы смотрю на его измены, и секс случается у нас только в минуты какого — то сильного эмоционального всплеска.

С горькой усмешкой даже вспомнила, что Стефан сам меня благословил посмотреть «что там и как у олигархов устроено». Но мое, вернее папенькино родовое правдолюбие, начинало меня подзуживать где — то внутри и говорить, что это неправильно, что это по — свински, что надо для начала расстаться со Стефаном, а потом уже соблазнять другого мужчину.

Своего отношения к Брайсу я тоже не могла понять: когда он нацеплял на свое лицо неприступное холодное выражение оставьте — все — меня — в–покое— мне— похрен — на — вас, никакого желания не только играть в любовь, но и общаться с ним у меня не было, но его необъяснимые поступки просто завораживали, вечерний разговор о семье и маме, поневоле рождал сочувствие и уважение к нему. И в то же время моя подленькая душонка хотела выполнить задание Фрида и получить этот чертов санкционированный переход, чтобы спасти себя, спасти Хельгу.

Хельга! Она мне заменила семью, которой у меня уже не будет. Я имею в виду семью — не муж и дети, а семью — мама, папа, сестра, брат — наши корни. Куда же от них денешься? Это приятное ощущение безопасности, это полное доверие, это уверенность в том, что эти люди не предадут тебя, ощущение себя частью чего — то целого, общего. И взвесив все «за» и «против», мне придется закрыть глаза на подлость моего поступка. У меня есть веская причина — моя семья — я и Хельга, нуждаемся в санкционированном переходе.

Брайс переживет мое предательство. Сместят с Главы Совета этих, как их там, сильных мира сего. Ну и что? Продолжит свою жизнь далее, может быть даже жениться на Ильзе Лонгман (сделаю еще одного человека счастливее). Я никак не восприняла оскорбления в свой адрес от нее. Мало ли что мы женщины можем ляпнуть в минуты ссоры? Мы со Стефаном выражаемся и позаковырестей, однако, я не обижаюсь на него. Что с него взять? Богема!

Успокоив себя, как могла, я все — таки заснула.

***

Здравствуй, утро, напоенное хмельным океанским воздухом и ощущением свободы и счастья!

Я открыла глаза абсолютно счастливая, потянулась и глянула на часы. Без четверти одиннадцать. Однако! Сегодня я увижусь с океаном. Моментально вскочила, оставив смятые простыни, побежала в душ. Меня никто не будил. Прекрасно! Мистер Брайс, наверно, еще сам спит. Наш ужин закончился довольно поздно, а на таком воздухе сон просто внедряется в тебя, не выпуская из своих объятий. Я натянула белые шорты и майку на лямках, водрузила на голову соломенную шляпу с большими красиво лежащими полями, прыгнула в пляжные шлепки и заторопилась вниз. Очень хочется кушать!

Выйдя из комнаты, увидела вдалеке девушку, вытирающую двери, наверно кто — то из прислуги, и окликнула ее.