- Что ты наделала? - прозвучал в тишине голос Борамира. - Так ты отплатила мне за мою... заботу? Решила избавить от друга?

  - Да, - горько согласилась я с ним. - Видимо, я очень неблагодарна и, как выяснилось, опасна для окружающих.

  - Не переживай за меня, Борамир, - вмешался Конт. Я не видела его лица, но голос мага очень достоверно дрожал. - Девчонке место в столичной тюрьме. Пусть там с ней разбираются и кто она, и почему кидается на людей и магов.

   - Я сам с ней разберусь! - рявкнул в ответ граф. - Ольт!.. Где Ольт? Да что здесь сегодня происходит, к лешьей вас всех матери?! Вы, двое, - кивнул он стоящим с краю воинам из своей охраны. - отведите ее в тюремную башню...

   "Коричневые" мужчины подошли ко мне и выжидающе встали по сторонам, а я, как могла, распрямила спину и посмотрела в глаза Борамиру. Он так и сидел на своем месте и, встретив мой взгляд, понуро отвернул голову. Ну что ж, возможно, я это заслужила:

   - Прости меня, - сказала ему, проходя мимо. - Я проиграла по всем пунктам...

   А на выходе из зала нам навстречу попалась Лулияна. Девушка остановилась и проводила меня грустной улыбкой:

   - Я поплачу за тебя... сегодня ночью, - услышала я уже за своей спиной.

  И этот вкрадчивый голос дриады, как ни странно, выдернул меня из мрака отчаяния: "Конечно, дорогая", - злорадно подумала я. - "Ведь постонать тебе вряд ли сегодня удастся"...

   Мои конвоиры всю дорогу хранили молчание, а у самых дверей тюремной башни, расположенной справа от задних замковых ворот, нас "радушно" встретил невысокий мужчина в расстегнутой на объемном животе коричневой форменной куртке. Завидев меня, гордо следующую на свое новое ПМЖ, он удивленно присвистнул:

   - Вот это поворот! А куда ж я ее посажу? У меня, благодаря вам, госпожа графская гостья, все лучшие места уже заняты.

   - А это уже не наша забота, Власий, - сухо ответил ему один из конвоиров.

   - Конечно, не ваша, - возмутился "хозяин тюремного отеля". - У меня в одной камере сидит Колун, в другой - старый маг, почти не жилец, а в яме Хлыст скучает. По ней, кстати. Вот обрадуется, если я...

   - Даже не думай! - осек его второй мой провожатый. - Его сиятельство, вскоре, опомнится и опять за своей гостьей отправит. А ты ему что предъявишь?

   - Ладно, - почесав свой живот, вздохнул негостеприимный Власий. - Посажу ее к Мабуку. Все веселее будет старику помирать, да и мне к нему бегать не придется. Пойдемте, госпожа, - и пропал в темном дверном проеме.

   Идя впереди меня по гулкому каменному коридору, он, привычным движением, выдернул из настенного гнезда факел и спустился по нескольким ступеням вниз. Потом позвенел ключами на кольце возле замочной скважины узкой двери и пропустил меня вперед:

   - Прошу. Уж, не обессудьте за скромность.

  Я сделала несколько шагов и застыла в нерешительности, куда идти дальше. Потому что вокруг меня была кромешная тьма. Вскоре, дверь за мной закрылась, но не на замок, а через пару минут моего столбняка в дверном проеме вновь появился хозяин апартаментов, в одной руке с тем же, видимо, факелом, а подмышкой другой - узким матрасом, скатанным в рулон с чем-то, смутно напоминающим подушку и одеяло:

   - Свое отдаю, госпожа. Что уж теперь, раз такое дело, - рассуждал он, по-хозяйски расстилая мне постель на широкой деревянной лавке у стены. Почти над ней он, немного раньше, пристроил местный "светильник" и ушел, теперь уже насовсем, громко хлопнув напоследок дверью.

   А я, недолго думая, скинула бальные графские туфли и уселась на свою новую кровать, в привычную "позу мыслителя". Постепенно эмоции, пережитые в течение этого долгого дня, так меня захватили, что я начала рассуждать уже в полный голос:

   - Вот ведь, дура же безнадежная! Ввязалась в такое дело! Решила потягаться с магом. Нет, ну ладно, палкой там махать, а здесь то - чистая магия. Сделал он тебя, как слон муравья... Ненавижу тебя, Конт! Ненавижу! И себя ненавижу за глупость свою беспросветную!..

   Я еще, некоторое время, громко себя разоблачала, попутно привлекая к ответственности всех своих здешних обидчиков, пока, между тирадами, не услышала тихое старческое хихиканье, раздающееся, откуда то, с противоположной стороны. И тут только вспомнила, что в камеру эту меня "подселили". Я замолчала, старательно вглядываясь в темноту, хихиканье тоже смолкло, а потом темнота "сухо прокашлялась" и вступила со мной в беседу:

   - Что же вы так убиваетесь? - участливо поинтересовалась она.

   - А мне, знаете, больше нравится злиться, чем рыдать, - призналась я неизвестно кому.

   - Ох, уж эти две грани одной души, - посетовала темнота. - Мы либо бурно себя разрушаем ненавистью, либо тихо умираем от безысходности. А итог всегда один.

   - И какой же?

   - Тупик, дорогая девушка. Тупик и никакого просвета. Потому что просвет - это созидание. А для созидания нужен холодный ум.

   - Ну, знаете ли... - тут же попалась я на удочку любителя "умных бесед". - Сначала вы говорите про грани души, а потом вдруг резко переходите на рассудок. Вам не кажется, что это совершенно разные понятия?

   - Так в том то все и дело! - встрепенулась темнота и снова закашляла. - И я специально ушел от такого понятия, как любовь. Потому что именно любовь может и убивать и возрождать, но она никогда не даст вам ни единого шанса мыслить здраво... И вы этому, дорогая девушка, самый наглядный сегодня пример.

   - О, вы знаете, я всегда была плохим примером... Меня, кстати, Вета зовут. А вы, видимо Мабук, к которому меня "подселили" и который... - вспомнила я страшные слова тюремщика и смолкла.

   - Да, я действительно, Мабук и я действительно, умираю, - спокойно изрекла темнота. - Но, в этом нет ничего страшного. Я очень долго пожил и успел совершить много хороших и плохих дел. И, честно вам признаюсь, от этого порядком устал. Да и вы тоже, дорогая девушка Вета, должны сейчас отдохнуть. Так что, как бы мне не хотелось с вами поговорить, но, отдыхайте... У нас с вами еще осталось время все успеть.

   - Да уж, времени у меня теперь, очень много, - усмехнулась я и покорно вытянулась на жесткой тюремной кровати. - Спокойной ночи, Мабук...

   Утром, открыв глаза, я долго соображала, где же сейчас нахожусь. Потом, по очереди передо мной всплыли все вчерашние события, зацепились в памяти и начали больно давить на солнечное сплетение. Не знаю, сколько бы я так пролежала, боясь глубоко вдохнуть, если бы не услышала слабый стон откуда то сбоку.

   Тюремная камера с зарешеченным полуподвальным окошком, была огромна. Справа от входа в ней стояла моя "спартанская" кровать, а вот на противоположной, точно такой лавке, сейчас, укутанный в драное одеяло, лежал на спине и стонал старик. Он часто открывал свой большой рот, силясь вдохнуть по глубже, а когда у него это получалось, замирал на миг, а потом издавал тихий протяжный звук, который я и приняла за стон. Веки его были полузакрыты кустистыми бровями, а седые волосы, неровные и выстриженные какими-то клочками, торчали на тощей подушке, как лучи абстрактного солнца.

   - Мабук, - позвала я его, склонившись над самым лицом. - Вам плохо?

  Он открыл глаза, посмотрел на меня и едва заметно улыбнулся. А потом попытался повернуться набок. Я постаралась ему помочь, как можно аккуратнее, а когда коснулась пальцами голой руки, он, вдруг, вздрогнул:

   - Дорогая девушка Вета, можно вас попросить? - сказал совсем тихо.

   - Просите, конечно.

   - Положите мне свою ладонь на лоб. Это немного мне... поможет.

  Морщинистый лоб его был и без моих озябших рук холодным, но, я выполнила просьбу старика. И, видимо, ему на самом деле полегчало. Потому что он вскоре затих и даже немного порозовел. А я тем временем, занялась разглядыванием места, где он провел, по его же словам, довольно долгий срок. Рядом с кроватью стояла низкая табуретка, полностью загруженная книгами. Сверху, на самой маленькой и толстой из них, высилась старая выщербленная кружка, до половины наполненная водой. "Это что же надо было совершить, чтобы заслужить такую старость?", - с ужасом подумала я и представила себя, лежащую на месте Мабука, через много-много лет.