- Что это ты замерла, как суслик в поле? - спросил насмешливо прокуренным голосом.

   - Тебя встречаю, часа три тут стою, - ответила я ему в тон.

   - Да ну?.. Смеешься, а я поверил. Ну, здравствуй, птичка залетная. Раз встретила, садись, поехали, - мужчина приглашающе взмахнул рукой над своей машиной.

   - Привет, Валерыч! С превеликим нашим удовольствием, - шагнула я в его сторону, но вдруг остановилась. - Погоди, что-то в тебе не так... А ну-ка, пройдись!

   - Я тебе тюлень, что ли, в цирке, чтобы прохаживаться... - пробубнил Валерыч, но, затем, с явным удовольствием сделал несколько шагов туда-сюда.

   - Ну, точно! И ведь почти не хромаешь теперь... Покажи новый протез!

   - Вета, прекрати издеваться над контуженным! Садись лучше в машину. У меня в багажнике рыба из фитилей киснет, - взмолился мужчина и первым показал пример...

   Валерыча я знала много лет. Как раз в первый год нашей с бабушкой качелинской жизни, он, афганским дембелем с ампутированной до колена левой ногой вернулся в родную деревню. И как то не заладилось у него с самого начала. Девушка не дождалась, укатила в Тюмень с заезжим бизнесменом. Потом, через полгода умерла его старенькая мать, оставив парня полным сиротой. Ситуацию эту усугубляло еще и то обстоятельство, что Валерыч никак не хотел считать себя калекой: от пенсии категорически отказался, хотя работу достойную найти так и не смог, зато, будто специально, каждый день искал себе "по пьянке приключений". Сердобольные деревенские бабки вздыхали, глядя вслед шатко хромающему на костыле парню в тельняшке, и прятали, от греха по дальше, своих сыновей и внуков.

   Как то мы с бабушкой выходили из магазина, под стеной которого Валерыч как раз вольготно храпел в лопухах. В дверях ее окликнула тетя Вера, оба беспутных сына которой почему то особенно не нравились десантнику и, тыча пальцем в торчащий из зарослей костыль, прошептала: "Неужели тебе, Марковна, его не жалко? Ведь ты же можешь его вылечить". Бабушка тогда посмотрела на вдруг открывшего мутные глаза Валерыча, и передернула плечами: "А может быть, у него судьба такая, водку пить да дураков бить" и, взяв меня за руку, спустилась с крыльца. Но, судьба в моем лице приготовила для десантника иное предназначение, о чем, я уверена, он неоднократно вначале сожалел...

   Мне тогда едва исполнилось тринадцать лет, а выглядела я уже на все шестнадцать. К нам в деревню в то лето с этнографической экспедицией приехали студенты - второкурсники из какого то уральского института культуры. "Экспедиция", это для пятнадцати дорвавшихся до свободы вчерашних мальчишек и девчонок, было сказано громко. На самом деле они, разбив за Качелино палаточный лагерь, около месяца сильно пили, громко пели, дрались с местными и лишали их подруг шанса на "целомудренное замужество". Вся эта "этнографическая вакханалия" продолжалась до тех пор, пока однажды не настала моя "счастливая" очередь. Причем, совершенно неожиданно для меня... Парень был коренастый и лопоухий. Он мне даже запомнился, когда я пару раз до этого видела его на улицах деревни. Но запомнился так, как запоминаются хорошим девочкам сказки про принцев или фотографии белозубых звезд в глянцевых журналах. То есть, просто девическое восхищенное "Ах!" и все, без надежд и последствий. Когда же я увидела его, наглухо перегородившего собой узкую тропинку, ведущую с местного пляжа, то всем своим маленьким 13-ти летним мозгом ощутила: последствия наступили.

   Сейчас, вспоминая этот красочный эпизод моего детства, я, конечно, осознаю, что мне тогда крупно повезло. Во-первых, парень сам был не настолько опытен или испорчен, чтобы сразу перейти к решительным действиям. Вначале он захотел договориться со мной "по-хорошему". Во-вторых, эффектом неожиданности для него стала первая же произнесенная мной испуганная фраза: "Дяденька, вы чего?". Шестнадцатилетние, даже деревенские барышни изъяснялись гораздо увереннее. В-третьих, в правой руке за длинные ремешки я несла грозное оружие против насильников - бабушкины раритетные босоножки с каблуками, которыми я на спор забивала небольшой гвоздь. В итоге, парень пострадал больше меня. Я отделалась лишь синяками на запястьях, а он - почти квадратной шишкой на лбу и двумя сломанными ребрами. Откуда ж было знать неместному студенту, что сразу за тропинкой, прикрытый буйной крапивой, начинался крутой обрыв. Вот туда я его, почти контуженного и толкнула... Уже потом, глядя на его распростертое внизу тело, меня охватил ужас. Мне показалось, что он окончательно и бесповоротно мертв и это сделала я! Сломя голову, я рванула домой и с порога начала блажить: "Бабушка! Я его убила! Я убила человека!". Испуганная бабушка, в это время мирно пившая чай с Катериной Ивановной, кое-как дозналась у меня, что же такое произошло. В результате, уже через несколько минут, женщины, несвойственным их возрасту галопом, неслись на "место преступления"... За одним из поворотов они нос к носу столкнулись с матерящимся "убиенным"...

   Тем же вечером бабушка повела меня в жаркую, пропахшую травами баньку и часа два "снимала стресс" тяжелым березовым веником. На мой осторожный вопрос: "А, это поможет?", спокойно улыбнулась и поцеловала в нос:

   - Теперь ты под моей двойной защитой, но... кое-что сделать все-таки следует.

   А через два дня деревню с большим скандалом, устроенным с легкой руки Катерины Ивановны, наконец-то покинули понурые студенты. Правда, как раз перед тем, как за ними пришла бортовая машина, к нам в дверь робко постучали... Бабушка открыла и демонстративно громко произнесла:

   - Ветвяна, это к тебе!

   Я выглянула из комнаты, где с самого дня "боевого крещения" сидела под домашним арестом и увидела своего недавнего обидчика. Парень застыл в дверном проеме, отсвечивая густо смазанным лбом, и смотрел в пол. Затем выдавил:

   - Я пришел извиниться перед тобой. И, если ты... вы с твоей бабушкой, - боязливо скосил в ее сторону глаза. - захотите заявить на меня в милицию, то я готов понести полную ответственность. Вот...

  К горлу подкатил ком запоздалой злости, злости за то, что пришлось испытать ужас убийства, что наивное детство мое закончилось, что оказалась такой трусихой:

   - Бабушка, скажи ему, пусть он уйдет. Нам от него ничего не надо! - и хлопнула комнатной дверью.

   Села за стол, подперев горящие щеки руками, и в распахнутое окно увидела, как студент вышел из калитки, где его поджидала коротко стриженная брюнетка в красной майке. Он что-то тихо сказал ей, после чего девушка бросила быстрый взгляд в нашу сторону:

   - Это ты еще легко отделался, придурок. Своих тебе телок мало, связался с внучкой деревенской ведьмы.

  Парочка поплелась прочь, а я ненавидяще уперлась взглядом в спину незнакомке. "Да как она могла сказать такое про мою бабушку?" - молотом билось в голове. Я уже дернулась вперед, чтобы крикнуть им вслед что-нибудь обидное, но в этот момент девушка вскрикнула и кулем рухнула в пыль:

   - Мить, я, кажется, ногу подвернула, - донеслось до моих пылающих ушей.

   - Так тебе и надо, дура! - все-таки крикнула я в окно...

   А еще через день состоялось наше с Валерычем знакомство. Я на тот момент наивно полагала, что бабушкино "кое-что сделать все-таки следует" относилось к вынужденным извинениям студента Мити, но, не тут-то было. Она привела меня на пустынный школьный стадион и торжественно представила сидящему под деревом хмурому, но трезвому десантнику:

   - Вот, Юрий Валерьевич, моя внучка, Ветвяна. Если наша договоренность в силе, через месяц жду от вас результатов. Вы должны научить ее защищаться от разных... моральных уродов. Признаю, будет нелегко, - эти слова были произнесены уже лично мне. - Но, согласитесь, оно того стоит. Или нет?