Наверное, в пятидесятый раз за этот день Деккерет поразился ее ослепительной красоте: блеску волос, сиянию глаз, энергии, которую излучали точеные черты ее лица, и тому, насколько изящно сочетались в ее фигуре сила спортсменки и женская чувственность. И, кроме того, она была изумительной спутницей: умной, бодрой, проницательной, живой.

Он никак не мог перестать изумляться тому что они едва не расстались навсегда. В памяти у него то и дело — пожалуй, слишком часто — звучали некогда произнесенные слова. «Деккерет, я не хочу быть супругой короналя», — сказала она ему в роще неподалеку от Горного замка. А ведь и сам он сказал Престимиону в Тронном дворе Лабиринта, что они совершенно не подходят друг другу. Теперь было трудно представить, что они когда-то говорили такие вещи. Но эти слова были произнесены. Были. Неважно, думал Деккерет, время прошло, и все переменилось. Они поженятся, как только эта неприятная проблема, связанная с Мандралиской, уйдет в прошлое.

Деккерет взглянул в глаза Фулкари и увидел, что в них играют шаловливые огоньки.

— Увы, у нас совершенно нет времени, — печально сказал он. — Мы должны одеваться. Его превосходительство мэр ожидает нас к столу, затем состоится экскурсия по городу, а на закате мы отправимся смотреть знаменитые говорящие деревья.

— Вот видишь! Видишь! У короналя и его супруги все время занимают дела!

— Нет, не все, — чуть слышно откликнулся Деккерет, прикоснувшись губами к ямке за ее ключицей. Кожа была теплой и ароматной после ванны. Он погладил обеими ладонями ее стройную спину, гладкие ягодицы, бока. Фулкари задрожала всем телом и сильнее прижалась к нему. И все же она полностью владела собой, как и он. — Когда сегодняшние речи закончатся, — продолжал он, — мы останемся здесь вдвоем, и вся ночь будет нашей. Ты ведь знаешь это, не так ли?

— Да. О да, Деккерет, я знаю! Но прежде всего… дела зовут! — Она легко прикоснулась губами к его губам, чтобы у него не осталось сомнений в том, что она смирилась с этим и понимала, что королевские удовольствия должны подождать, пока не будет закончена королевская работа.

Затем она выскользнула из его объятий, распахнула дверь между их апартаментами и с подчеркнуто смиренной улыбкой широко взмахнула обеими руками, как бы говоря, что ему следует удалиться к себе и дать ей возможность одеться и приготовиться к исполнению своих обязанностей. Деккерет поцеловал ее в щеку и удалился; ему тоже нужно было облачиться в парадные королевские одежды зеленого и золотого цветов и взять все атрибуты его высокого титула: кольцо, нагрудную цепь и прочие мелочи, служившие символами его власти как правителя всего мира.

Она изменилась, думал он. Она вошла в свою роль Мы будем очень счастливы вместе.

Но прежде всего, как сказала Фулкари, дела зовут!

Завтрак в ратуше, естественно, оказался нескончаемым пиром, на котором присутствовала вся городская знать, произносились бесчисленные речи с выражениями великой радости по поводу посещения короналем Шабиканта и пожеланиями долгого и великолепного царствования, так что лишь перед самым закатом Деккерета и Фулкари в сопровождении Динитака и нескольких приближенных Деккерета проводили к берегу реки, чтобы показать им величайшую из достопримечательностей Шабиканта — деревья Солнца и Луны.

Мэр Крискиннин Дёрч, почти не помня себя от волнения, тяжелой трусцой семенил впереди. Позади шествовали с полдюжины сановников, присутствовавших на пиру, теперь каждый из них надел через плечо широкую фиолетовую ленту, служившую, как объяснил мэр, отличительным знаком жреца деревьев. В настоящее время эта должность носила лишь почетный характер, добавил он, так как деревья молчали уже несколько тысяч лет и им уже почти перестали поклоняться. Поэтому принадлежность к кругу жрецов была фактически лишь одним из знаков социального статуса горожан Шабиканта.

Фулкари с улыбкой, полной деланного злорадства, вдруг принялась уверять Деккерета, что ей пришла в голову новая мысль по поводу посещения городской святыни.

— Ты считаешь, что туда стоит идти, Деккерет? А что, если они вдруг решат снова заговорить, именно сейчас, и скажут тебе нечто такое, чего лучше было бы не знать?

— Я думаю, что язык деревьев к настоящему времени, скорее всего, полностью забыт. Но если это и не так, то мы всегда можем решить не слышать перевод. А если пророчество действительно окажется плохим, то жрецы наверняка притворятся, что не могут понять, что сказало дерево; вспомни случай с Колкалли.

Между тем сумерки приближались. Солнце, бронзово-зеленое на закате, висело низко над Хагджито; в этих широтах взгляду казалось, будто светило странно сплющилось перед тем, как нырнуть за горизонт и начать свое ночное прохождение через запад к востоку.

Деревья находились в маленьком прямоугольном парке близ берега реки. Их защищала ограда из толстых черных металлических прутьев, увенчанных острыми шипами. Они стояли рядом, два одиноких в своей огромности силуэта, четко вырисовываясь на фоне темнеющего неба, в котором, кроме них, не было ничего.

Мэр отпер ворота, устроив из этого акта настоящее представление, и препроводил гостей с Замковой горы в ограду.

— Дерево Солнца слева, — объявил он дрожащим от гордости голосом. — Дерево Луны справа.

Деревья были мироболанами (Деккерет сразу узнал их), но намного крупнее любого дерева этой породы, которое ему когда-либо приходилось видеть, — титаны среди своих сородичей, — и, несомненно, на самом деле насчитывали немыслимое количество лет. Вполне возможно, что во времена лорда Колкалли они уже производили весьма внушительное впечатление.

Но было легко заметить, что кончина этих двух растительных гигантов уже не за горами. Яркий, заметный издали узор из зеленых и белых полос, украшавший кору здоровых мироболанов, расплылся и превратился в бесформенные пятна, а высокие толстые стволы опасно накренились. Дерево Солнца бессильно склонило вершину к югу, а дерево Луны — в противоположную сторону. Многочисленные ветви над головой были почти голыми, лишь кое-где на них виднелись отдельные серые листья в форме полумесяца. Почву под деревьями размыло редкими дождями и разнесло ветрами, так что обнажились узловатые скрюченные коричневые корни, хотя кто-то, очевидно жрецы, попытался спрятать их, навалив под каждое дерево по груде знамен, лент и талисманов. Все это место в целом показалось Деккерету грустным, даже трагическим.

Ему и Фулкари загодя вручили талисманы, чтобы они могли прибавить их к груде подношений. Согласно ритуалу, они должны были точно в момент окончания заката выйти вперед и преподнести деревьям подарки. На что деревья могут ответить — при этих словах мэр восторженно захлопал широко раскрытыми глазами — неким прорицанием. А также, добавил он после небольшой паузы, могут и не ответить.

Нижний край приплюснутого солнца уже коснулся реки. Вот светило начало медленно погружаться в воду Деккерет стоял не шевелясь, представляя себе немыслимо огромный шар планеты, тяжело вращающийся вокруг своей оси, непреклонно ввергая эту часть мира во тьму. Вот солнце скрылось до половины И наконец осталась лишь небольшая дуга, сверкающая цветом старой меди. Деккерет затаил дыхание. Все разговоры в группе стоявших чуть поодаль горожан умолкли. Воздух внезапно показался странно неподвижным. Деккерет не мог не признаться сам себе, что во всем этом ощущался изрядный драматизм, причем подлинный.

Мэр безмолвно поклонился и жестом показал, что им следует приготовиться поднести деревьям дары.

Деккерет взглянул на Фулкари, и они одновременно торжественно шагнули к деревьям, он к женскому, а она к мужскому, опустились на колени и точно в тот момент, когда последний ломтик солнца ушел за горизонт, положили свои талисманы на груды подношений. Деккерет склонил голову. Мэр рассказал ему, что надо поведать деревьям свои сокровенные мысли и попросить у них совета.

Последние отблески дневного света стремительно угасали, а здесь, возле двух древних деревьев, наступила полнейшая тишина. Никто в группе горожан, стоящих позади, казалось, не смел даже дышать.