Но вот Джабрил добрался до штурвала и налег на него; сопротивление руля уменьшилось; через секунду к Джабрилу присоединился Мазукка, и Локки почувствовал, что корабль дюйм за дюймом поворачивает. Наконец его нос снова стал резать волны. Они выиграли время, чтобы подумать о катастрофе, вызванной упавшей мачтой.

Из трюмов через люки выскакивали матросы — фигуры, казавшиеся в свете штормовых фонарей нечеткими. Над ними вспарывали тьму молнии. Локки, Жеан, Джабрил отдавали команды, и никто не думал, кто сейчас старше. Минуты превратились в часы, часы казались днями. В полном хаосе моряки продолжали бороться; замерзшие, усталые, испуганные, они боролись с ревущим ветром и бездной под ними.

— Три фута воды в трюме, и она не поднимается, капитан.

У Аспеля, доложившего об этом, рука кое-как перевязана рукавом, оторванным от чьей-то куртки.

— Хорошо, — сказал Локки, держась за грот-мачту, как раньше Калдрис. Все суставы и мышцы в его теле кричали о своем недовольстве; Локки чувствовал себя тряпичной куклой, набитой стеклом и вдобавок промокшей. Но в этом он ничуть не отличался от остальных уцелевших на борту «Красного вестника». Как сказал однажды Цепп: если отчаянно хочешь умереть, это бесспорное свидетельство того, что ты жив.

Предосенний шторм превратился в уходящую темную полосу на северо-западном краю неба; он выплюнул корабль несколько часов назад. Волны теперь были пять-шесть футов высотой, свинцовые тучи никуда не делись, но по сравнению с настоящей бурей это был сущий рай. До Локки доходило достаточно траурного света, чтобы он догадался, что сейчас день. Некоторым образом.

Он осмотрел палубу; повсюду рваные тросы и обломки рей. Обрывки паруса бьются на ветру, матросы бранятся, спотыкаясь об упавшие части оснастки. Жеан трудился на баке, сооружая первую за боги знают сколько времени горячую еду.

— Будь оно все неладно! — выбранился Локки.

Спасение обошлось им дорого: троих унесло за борт, четверо серьезно ранены, двое мертвых (один из них — Калдрис). Мирлон, кок, стоял у руля; мачта, падая, проткнула его, словно копье божества, и раздробила голову.

— Нет, капитан, — сказал у него за спиной Джабрил. — Нет, если обойтись с ними по чести.

— Что? — Локки, не понимая, повернулся… но вдруг вспомнил. — О да, конечно.

— Мертвецы, капитан, — сказал Джабрил, объясняя, словно маленькому. — Мертвецы лежат на палубе и не могут покоиться с миром, пока мы не отошлем их, как полагается.

— Да, — сказал Локки. — Давай займемся этим.

Калдрис и Мирлон лежали у трапа левого борта, завернутые в парусину. Светлые тюки, перевязанные рваными веревками, ждали последних проводов. Локки и Джабрил склонились к ним.

— Скажите нужные слова, Ревелл, — произнес Джабрил. — По крайней мере это вы можете для них сделать. Отправьте их души к Отцу Бурь, дайте им покой.

Локки смотрел на тела у своих ног и чувствовал новую боль в сердце. Почти побежденный усталостью и стыдом, он обхватил голову руками и напряженно думал.

По традиции капитаны кораблей считаются жрецами Ионо, получая минимум обучения в храмах этого божества. В море они вправе совершать богослужения, заключать браки и даже давать отпущение грехов умирающим. Некоторые внутренние ритуалы храма Ионо Локки знал, но не был знаком со службой. Он ведь служитель Покровителя Воров, и здесь, в море, на тысячу миль углубившись во владения самого Ионо, на борту корабля, уже проклятого из-за нарушений воли бога… Локки не знает, как испросить у Ионо покой для погибших. Ради их душ он должен воспользоваться той единственной силой, что у него есть.

— Покровитель Воров, Безымянный Тринадцатый, к тебе взывает твой слуга. Обрати свой взгляд на уход этого человека, Калдриса бал Комбара, слуги Ионо. Этот человек поклялся красть под красным флагом и потому заслужил место в твоем царстве…

— Что вы делаете? — зашипел Джабрил, хватая Локки за руку. Локки оттолкнул его.

— Единственное, что могу, — ответил он. — Единственное честное благословение, какое я могу дать этим людям, понятно? — Он коснулся свертка с телом Калдриса. — Мы отдаем этого человека, его тело и душу, в царство твоего брата Ионо, могучего повелителя моря. — Локки считал, что легкая лесть в таких делах никогда не помешает. — Помоги ему. Отнеси его душу к Той, что взвешивает нас всех. Уповаем на это от всего сердца.

Локки жестом попросил Джабрила помочь. Мускулистый матрос молчал, когда они вместе подняли тело Калдриса и просунули в прорезь для трапа. Еще не прозвучал всплеск, а Локки уже обратился ко второму телу.

— Покровитель Воров, наблюдающий за нами, тебя призывает твой слуга. Обрати свой взгляд на уход этого человека, Мирлона, слуги Ионо. Этот человек поклялся красть под красным флагом и потому заслужил место в твоем царстве…

Мятеж начался на следующее утро, когда Локки крепко спал в своем гамаке, по-прежнему в мокрой одежде, в которой проходил всю бурю.

Проснулся он от того, что кто-то захлопнул дверь каюты и закрыл ее на засов. Смущенный, не проснувшийся, он едва не выпал из гамака и должен был схватиться за свой матросский сундук, чтобы устоять на ногах.

— Вооружись, — сказал Жеан, пятясь от двери с двумя своими топориками в руках. — У нас проблема.

Это быстро привело Локки в чувство. Он торопливо нацепил пояс с оружием, с удовлетворением отметив, что крепкие ставни на окнах закрыты. Из-за их краев пробивался свет; неужели уже день? Боги, он проспал всю ночь, ни разу не проснувшись.

— Кое-кто… гм… не очень мной доволен, верно?

— Нами.

— Думаю, мной они недовольны больше. Ты все еще можешь притвориться одним из них; им нужна моя кровь, а ты знай тверди, что я обманул и тебя. Отведи меня к ним. Ты еще сможешь закончить дело и получить у Страгоса противоядие.

— Ты спятил?

Жеан оглянулся на него, но от двери не отошел.

— Странный ты человек, братец. — Локки с сомнением смотрел на веррарскую морскую саблю: в его руках она будет производить меньшее впечатление, чем сейчас в ножнах. — Вначале ты хотел наказать себя за чужую ошибку, а теперь надумал отвечать за ошибку, допущенную только мной.

— Какого дьявола ты читаешь мне мораль, Локки? Вначале уперся — останься да останься, хотя я представляю для тебя угрозу, теперь просишь предать тебя ради выгоды. Да пошел ты. Ты десять пинт безумия в однопинтовой бутылке.

— Удачное описание нас обоих, Жеан. — Несмотря на серьезность положения, Локки улыбнулся; есть что-то освежающее в том, что тебе грозит опасность от людей, а не от безликой бури. — Хотя ты скорее графин, а не бутылка. Я знал, что ты не купишься.

— И не ошибся.

— Хотел бы я посмотреть на лицо Страгоса, когда мы сделаем с ним то, что сделаем, — сказал Локки. — И еще хотел бы знать, когда наступит этот прекрасный миг.

— Что ж, — подхватил Жеан, — раз уж речь зашла о желаниях, я бы хотел иметь миллион солари и попугая, который умеет говорить на тронном теринском. Да видно, не судьба.

— Может, тебя утешит, что небольшой план Страгоса терпит крушение?

— Ну что ж, Локки. — Жеан вздохнул, и его голос смягчился. — Может, они хотят сначала поговорить. А если они хотят поговорить с тобой, то — с твоим-то умом — у нас еще есть шанс.

— Несомненно, ты единственный человек на корабле, который хоть как-то во мне уверен, — вздохнул Локки.

— РЕВЕЛЛ! — послышался крик с трапа.

— Ты никого из них не убил, Жеан?

— Пока нет.

Локки подошел к двери каюты и крикнул через нее:

— Очень умно, Джабрил! Ты безошибочно отыскал меня в каюте, где я проспал всю ночь. Кто тебе подсказал?

— Весь корабль наш, Ревелл!

— Черт возьми, — ответил Локки. — Вы, должно быть, вскрыли оружейные ящики. А я-то надеялся, что у нас будет приятный танцевальный или карточный мятеж, понимаешь?

— Нас тридцать два человека, Ревелл, тех, что еще могут двигаться. Вас двое, у вас нет ни воды, ни еды… корабль наш. Сколько вы собираетесь там сидеть?