Дрейк кивнул. Махариус определенно был прав.

— Ты мог заменить их. — Инквизитор не собирался сдаваться.

— Людьми, столь же безжалостными, столь же амбициозными, но, возможно, менее компетентными? Нельзя стать имперским генералом, будучи травоядным, инквизитор. Ты не смог бы выжить на полях сражений Схизмы, будучи самой сильной овцой в стаде. Ты выжил потому, что ты волк.

— А теперь твоя стая обратилась против тебя.

— Я понял твою мысль.

— Надеюсь на это.

— Думаешь, мы приближаемся к точке, где я принесу большую пользу для Империума как мертвый герой, нежели как живой генерал? — В голос Махариуса вкралась нотка насмешливого веселья.

— Полагаю, некоторые могут так считать.

— Когда я покончу с Рихтером, они изменят свое мнение. — И вновь в голосе Махариуса появилась эта нотка раздражительной одержимости. Похоже, он убедил себя, что победа над его Немезидой возвратит все обратно на круги своя, восстановит его утраченный престиж, сделает все, как было прежде. Неужели он не видел, что все безвозвратно потеряно?

— Мои люди осмотрели дворец. Насколько они могут судить, он чист. — Это означало, что дворец был настолько безопасен, насколько в принципе представлялось возможным.

— Неизменно рад это слышать, — ответил Махариус.

Я знал, что его люди тоже провели проверку, просто на всякий случай. Скоро ко мне поступят доклады.

Воздушный корабль причалил к дворцу Махариуса.

Мы сопроводили генерала к его пентхаусу, после чего нас отпустили.

Зная, что получили краткую передышку перед тем, как на нас обрушится приливная волна генералов и бюрократов, мы поспешили к своим покоям. Вокруг нас по коридорам с мраморными стенами ходила армия слуг в зеленых ливреях, ведущих себя с заносчивостью древних аристократов. Здесь, по крайней мере, никто пока не сомневался в статусе Махариуса. Они отражали славу лорда верховного командующего и выглядели соответствующе.

— Интересно, чем они заняты в наше отсутствие? — спросил Антон, когда мы миновали очередного высокомерного мальчика-прислужника.

— Дворец сам за собой не присмотрит, — ответил Иван. — У каждого из них есть свои обязанности.

— Да и еда сама себя не съест, а вино не выпьет, пока мы сидим в траншеях и убиваем еретиков, — сказал Антон с такой горечью, какой я прежде от него никогда не слышал.

— Что в тебя вселилось? — спросил я.

В высоком арочном окне за его головой я увидел отражение черного звездоскреба. На его стене горели и угасали пиктоглифы, неся неведомое послание на давно утерянном для человечества языке.

— Ничего, — ответил Антон.

Он поджал губы, так что шрам у него на лбу вдруг показался мне живым, и едва заметно прищурился.

— Ты какой-то злой, — сказал я, пытаясь раздразнить его.

— Я не зол.

— Тогда недовольный.

— Я не недоволен. — От его возражений я лишь сильнее уверился в своей правоте.

— Ему просто не нравится, что не было победного парада, — сказал Иван. — Раньше ведь всегда были победные парады.

— Меня не волнуют эти долбаные парады! — отрезал Антон.

— Тогда отсутствие ликующих толп. Ты соскучился по ним.

— Меня не колышут толпы, ни ликующие, ни освистывающие, ни вообще какие-либо.

— Тогда почему ты так раздражен?

— Это из-за них… — сказал Антон и остановился перед фреской с очередным триумфом Махариуса.

На ней, как и на множестве других, его сопровождали выдающиеся генералы, командовавшие боевыми группами Крестового похода. На фреске были изображены все: Сеян, Тарка, Красс, Арриан, Фабий, Лисандр и Кир. Каждый из них сам по себе мог бы походить на главнокомандующего, если бы не их великий лидер.

— Из-за кого?

— Генералов, знати, политиков, всех больших шишек.

— А что они?

— Да, что они? — спросил Иван. — Они всегда были теми еще фраккерами. Почему ты решил заметить это сегодня?

— Они говорят о смещении Махариуса. Вы слышали Дрейка… Это измена.

— Это было бы изменой, замышляй они дурное против Империума, — сказал я.

— Они замышляют дурное против Махариуса.

Его слова повисли в воздухе. Я огляделся по сторонам, чтобы убедиться, не слушает ли нас кто-либо. Кажется, никто не обращал на нас внимания, однако это ни о чем не говорило. В таком дворце половина слуг вполне могли работать на кого-то еще и доносить о каждом услышанном слове.

— Махариус — это не Империум, — четко выговорил я.

У меня разыгралось воображение, или у одной из прислужниц вдруг слегка расширились глаза? Сомневаюсь, что она понимала велиальский диалект, но кто знает — если кто-то очень хотел внедрить сюда агента, он мог и подыскать того, кто понимал.

— Но что эти фраккеры сами сделали для Империума? — спросил Антон.

— Вели его армии к победам.

— Я говорю о чинушах, которые сидели дома и считали деньги, пока мы воевали и проливали кровь в половине Галактики.

Я промолчал, но смерил его неодобрительным взглядом, который скорее означал, что мы обсудим этот вопрос там, где нас не могут подслушать, а не мое несогласие. Прислужница направилась в другой конец коридора. Я попытался убедить себя, что мне просто показалось.

«Пьяный ратлинг» был новой таверной, притворявшейся старой. Она располагалась в подвале глубиной с бункер, под одним из тех старых и черных зеркальных зведоскребов. Ее стены покрывали фрески, изображающие имперских гвардейцев, одерживавших победы над орками, эльдарами и толпой не менее странных ксеносов, которых мне ранее не приходилось видеть и которые, скорее всего, были плодом бурного воображения автора.

Помещение было битком набито людьми в форме, пьющими грог, пиво и коричневый эль. Сотни солдат сидели за длинными столами, держа в руках кружки и болтая на языках родных миров. Антон, Иван и я ничем от них не отличались. Мы говорили на велиальском улейном диалекте, хотя в последние годы общались на нем все реже и реже. Большинство из гвардейцев Махариуса были родом из его мира или отбирались из других полков, если как-то отличились в Крестовом походе. И все же было приятно иногда поговорить на старом языке, потравить старые шутки и вспомнить мир, который никто из нас не видел вот уже тридцать лет и, скорее всего, не увидит больше никогда. Временами хотелось вспомнить молодость, когда жизнь казалась намного проще.

Мы присели за угловой столик, и официантка принесла нам местное пиво — насыщенно-темный напиток, чуть шипящий на языке, словно в него или в воду, на которой его варили, добавили какие-то химикаты. Я поднял кружку и произнес тост за мануфакторумы шестеренок на Велиале и всех, кто в них горбатился, и Антон с Иваном эхом повторили за мной. Мы плеснули на столик немного выпивки в память обо всех, кто погиб рядом с нами на Локи. Не знаю, откуда появилась эта традиция, но она приобретала все больше смысла. На своем веку мы повидали немало смертей товарищей, и казалось уместным как-то отметить их кончину, пусть и таким незначительным способом.

Я огляделся по сторонам, сквозь клубы дыма палочек лхо и паров сомы. Вокруг меня сидели солдаты. У большинства вид был понурый. Я заметил, что многие украдкой бросают на нас взгляды. Один или двое тыкали в нас пальцем и хихикали. Тогда я не обратил на это внимания. Во время застолий неизменно находится пара-тройка людей, ведущих себя по-идиотски.

— Помните, как мы нашли капрала Гесса, дрыхнувшего под нашей «Старой десяткой»? — говорил Иван. — Вот уж кто умел поспать в любых обстоятельствах.

— Ценный навык для солдата, — ответил я, отпив еще пива.

Оно зашипело на языке. Я заметил, как один парень взглянул на меня, ткнул товарища в бок и рассмеялся. На нем была форма, в изобилии украшенная лампасами. Пуговицы на богато расшитом пальто выглядели так, словно были из чистого золота. Скорее всего, это была просто позолота, однако некоторые солдаты предпочитали носить свое богатство на себе. Так оно легко транспортировалось и бросалось в глаза. Хотя, по моему мнению, тем самым ты только делал себя лакомой мишенью для воров.