— Расскажи нам подробнее о Лисле, — попросил он.

Слэтон заколебался, глядя на юношу, который все еще играл на лютне и выглядел совершенно счастливым. Несколько успокоившись, Слэтон повернулся к новым своим друзьям.

— Лисле был слабым и болезненным ребенком, и уже в самом раннем детстве обнаружилось, что он… не вполне нормален. До четырехлетнего возраста он не умел ходить, а говорить толком до сих пор не может — так, несколько слов, хотя способен безошибочно повторить все, что произносит его собеседник. Зрение у него слабое, он даже одевается по утрам с трудом. Все считают его недоразвитым, но мне все время мерещится, будто рассудок его попал в некую западню и может заявлять о себе только через музыку…

— В этом он воистину гениален! — вставил Бростек.

— То, что вы нынче видели, — это еще цветочки, — продолжал Слэтон. — Он знает сотни песен, мелодий, даже сложнейшие инструментальные пьесы. И никогда не забывает ни единой ноты.

— Это нечто сверхъестественное, — выдохнула Магара.

— Мне и по сей день верится с трудом, хотя я наблюдаю эти чудеса вот уже несколько лет. — Слэтон вновь разгневался. — Юношей просто пользовались! Забавлялись, словно игрушкой, словно дрессированной мартышкой. Он ни секунды не был для них человеком! Порой за это я ненавидел отца… — Слэтон смутился и опустил глаза. — А через некоторое время и Селия не смогла больше этого сносить, особенно когда… — Он осекся и умолк. Все терпеливо ждали, и он снова с болью в голосе заговорил: — Она убежала, бросила его. Оставила мне записку — ухожу, мол, в волшебный сад, что в Неверне. С тех пор мы ее не видели.

— А я думала, туда больше никто не ходит, — задумчиво произнесла Магара.

— Так оно и есть.

— Что это за место? — спросил Варо.

— Это небольшая долина, скорее даже горная лощина, — принялась объяснять девушка. — Такое особое место, где некогда жили древние маги. Оно всегда считалось средоточием магии и целительных сил.

— Тогда почему же люди больше не ходят туда? — не унимался Бростек.

— Мы пытались пойти, — ответил Слэтон, — но этого места больше нет.

— Как это нет?

— А вот так. Там нет ни сада, ни вообще чего бы то ни было. Над лощиной всегда висит густой вязкий туман. Там сыро и холодно, и, когда входишь туда, ощущаешь под ногами лишь голые камни. Там просто не может ничего расти! Я сам пытался пересечь эту лощину, но вскоре, словно слепой, уже не понимал, в каком направлении иду. Некоторое время поплутав в тумане, я вышел почти в том самом месте, где вошел. Даже смельчаки обычно не отваживаются попытать счастья в другой раз…

— Но ты, насколько я поняла, отважился? — спросила Магара.

— Да, и не единожды, — ответил Слэтон. — Все с тем же результатом. Если Селия там, то она потеряна для нас навек. К тому же это место очень пугало Лисле, и я в конце концов оставил свои попытки.

— Звучит жутковато, — констатировал Бростек.

Варо промолчал.

— А тебя, похоже, нелегко застращать, — сказал, обращаясь к нему, Слэтон.

— Всяким разумным человеком когда-то овладевает страх, — заявил Варо. — Это вполне естественный защитный механизм нашего организма. Но случается и так, что важность миссии заставляет преодолеть боязнь.

Слэтон внимательно оглядел молодого человека.

— А у тебя, по всему видать, есть некая миссия на этой земле…

— Да, это так, — очень серьезно ответил Варо. И они с Бростеком принялись растолковывать Слэтону, в чем состоит дело их жизни.

Магара никогда прежде не видела Варо столь оживленным. Слэтону доводилось слышать о зверских нападениях на приграничные деревни, но сейчас он впервые узнал об этом из первых рук. Его потряс истинный масштаб бедствия — прежде он ошибочно полагал, будто дело исчерпывается единичными бесчинствами на хуторах. Теперь же описание творимых ужасов заставило его похолодеть. Он был полностью солидарен с друзьями, пытавшимися в одиночку противостоять напасти, но ничуть не удивился равнодушию и бездействию Картеля.

— Подобное поведение весьма типично для сытых и довольных лордов! — воскликнул он. — Как можно быть столь близорукими?

— Может, ты сумеешь помочь нам раскрыть им глаза? — с надеждой спросил Бростек.

— Сомневаюсь. Теперь я всего лишь проклятый отпрыск не столь уж знатного семейства. Вот если бы мы могли представить им весьма и весьма убедительный повод зашевелиться… — Он подался вперед, упершись локтями в стол. — Расскажите-ка мне подробнее о самых последних случаях.

Магара уже наизусть знала отвратительные и кровавые подробности, и ей больше всего на свете хотелось хотя бы на время позабыть о них. К тому же беседа со Слэтоном пробудила в ее душе полузабытые воспоминания о прежней жизни. И хотя причины, по которым они оба покинули отчий дом, были различны, девушка искренне сочувствовала другу детства.

«Ни для него, ни для меня нет обратной дороги», — печально подумала она.

Магара была младшей из четырех дочерей в семействе. Отец ее, богатый землевладелец и влиятельный лорд, расстроился было, когда понял, что супруга так и не родит ему долгожданного сына, но в конце концов решил продолжить династию, одну за другой выдавая своих дочерей замуж по расчету. Магара с ужасом наблюдала, как старшие сестры безропотно покоряются отцовской воле. Девушек выдавали за выходцев из домов не менее, а то и более аристократических, чем их собственный, что немало способствовало расширению сферы влияния их расчетливого отца.

Само собой разумелось, что Магара разделит судьбу сестер, но у юной строптивицы совсем иное было на уме. Свободолюбивая и независимая, наделенная живым умом, она неустанно противилась отцовской воле, используя малейшую возможность побольше узнать о дальних странах, об истории родной земли, ее мифах и легендах. Она жила в мире грез и старинных книг, в который время от времени врывался свежий ветер дальних странствий, когда в поместье случайно являлся какой-нибудь путешественник. Две ее сестры вместе с мужьями жили тут же, в их родовом поместье — величественном строении из камня, кирпича и бревен, и девушка собственными глазами видела, чем обернулось для ее сестер нежеланное замужество. Впрочем, притерпевшись, они начинали испытывать и некоторые радости, но Магара твердо знала: это не для нее.

Когда и к ней зачастили сваты, туманные мечты ее обрели конкретную форму, а решимость удесятерилась. Настало время проявить твердость — так Магара и поступила. Отец ее, человек алчный и самоуверенный, тем не менее нежно любил свою младшенькую, и ее непокорность больно его ранила. После долгих и бесплодных споров, сопровождаемых ее слезами и вспышками его безумного гнева, он уступил наконец отчаянной мольбе дочери и разрешил ей отправиться попутешествовать, чтобы «поглядеть мир». Бунтуя против отцовского деспотизма, Магара стала взрослой и в глазах окружающих, и в своих собственных. К своему изумлению, она поняла, что сестры завидуют ей и лишь притворяются возмущенными, и это открытие приумножило ее решимость следовать своей дорогой. «Только год, — сказал отец. — Помни, я даю тебе один год — не больше и не меньше».

Благодарная за отсрочку исполнения своего приговора и трепещущая от волнения девушка вскоре отправилась в путь. Тому минуло уже три с половиной года…

Задолго до истечения условленного срока Магара благополучно отделалась от спутников, навязанных ей строгим родителем, и прямиком направилась в Тревайн, совершенно уверенная в том, что все равно не сумеет оправдать отцовских чаяний. Когда отпущенный для путешествий год уже близился к концу, она послала домой весточку, уведомляя обо всем домашних. В ответ посыпались угрозы вперемежку с мольбами, но все было втуне. Со временем связь с родным домом прервалась окончательно. Никто уже не предпринимал попыток принудить ее возвратиться. Официально отец не проклял дочь, не изгнал ее, но достаточно твердо дал ей понять, что коль скоро она не желает быть частью семьи, то пусть и пожинает все плоды своеволия.

И вот сейчас, сидя в уютной таверне Ньюберри, Магара гадала, примут ли ее дома, если она надумает вернуться, или же с негодованием отвергнут блудную дочь. Впрочем, ей вовсе не хотелось это выяснять. Она ни о чем не жалела.