— Но теперь там все по-иному, — сказал Варо.

— Сейчас все времена года умирают, — добавил Бростек.

Они внимательно поглядели на устрашающую картину смерти и запустения.

— Однако волшебное панно — это единственное, что у нас есть, — сказал Кередин. — Но когда мы окажемся внутри, то ничего не сможем на нем разглядеть.

— Тогда нам лучше выучить все наизусть, — предложил Варо. — На это потребуется какое-то время.

Он взял панно, отошел в сторону и принялся внимательно его изучать.

— Разве он сможет все это запомнить? — тихонько спросил Хьюитт.

— Все до последнего стежка, — уверенно заявил Бростек. — Такова уж удивительная у Варо память.

— Пора нам заняться лошадьми, — напомнил Кередин. — Ты пособишь нам, Хьюитт?

— Ты пойдешь с нами? — спросил Бростек у Кередина.

— Да, — решительно ответил бывший волшебник.

— А ты уверен? Ведь это наше дело — Варо и мое…

— А я делаю это ради себя, — последовал ответ. — И еще ради Мэтти…

— Ради твоей погибшей возлюбленной? — спросил Бростек.

Кередин, никогда прежде не упоминавший ее имени, кивнул.

— Ради нее я отказался от колдовства. Это последний мой шанс восстановить справедливость. Если кто-то употребит магию — пусть лишь однажды — на доброе дело, то я обязан это видеть! Я уверен, она тоже бы этого захотела, невзирая на все то, что магия сделала с нами обоими…

— А ты никогда не жалел о том, что пытался бежать вместе с нею? — спросил Бростек.

— Нет, никогда не жалел, — ответил Кередин. — Я мучился лишь оттого, что нам так и не удалось убежать… Но Магару мы не подведем.

— Никогда, если это будет зависеть от меня.

— Ты ведь любишь ее, правда? — спросил Кередин.

— Люблю, — признался Бростек. — Да и Варо тоже — правда, порой мне кажется, что он сам об этом не подозревает…

На протяжении всего этого разговора Хьюитт не проронил ни слова, чувствуя себя очень неловко, словно подслушивал чужие тайны, но вот Бростек повернулся к нему.

— За десять дней ты наверняка порядком измучился. Одиночество нелегко сносить, — сказал он.

— Тут есть какое-никакое общество, — улыбнулся музыкант и поведал им о Селии. — А вчера она даже пела под мой аккомпанемент.

— Может быть, она и нынче нам споет? — подал голос Кередин.

Его друзья обернулись и увидели приближающуюся Селию. Женщина явно нервничала, стыдливо отворачивалась и поглядывала на незнакомцев исподлобья.

— Магара просила меня сыграть ей на прощание, когда входила в туман, — сказал Хьюитт и поманил пальцем Селию. — Мы с моей новой подругой можем устроить концерт и для вас.

— Мы будем рады, — сказал Бростек. Селия приблизилась, со страхом косясь на Тень, но та была совершенно спокойна.

— Огни приближаются, — объявила Селия. Бростек и Кередин посмотрели на Хьюитта, и тот изложил им странную теорию отшельницы, тихо добавив, что, похоже, она и впрямь лишилась рассудка.

— Ты покажешь нам эти огни? — ласково спросил Кередин.

Селия радостно закивала, словно малое дитя, обрадованное возможностью показать взрослым любимую игрушку, но никакими силами не удалось заставить ее хотя бы что-то объяснить. И они наконец сдались.

Тут возвратился Варо, объявив, что вполне готов. Все трое обвязались веревками, простились с Хьюиттом и Селией и в последний раз взглянули друг другу в лицо, прежде чем окунуться в непроглядный туман. Тень жалась к ногам хозяина. Со времени их приезда минуло не более часа. Хьюитт глядел им вслед, и в душе его надежда мужественно боролась с самыми дурными предчувствиями…

Он заиграл, а Селия запела. Женщина казалась самозабвенно счастливой. Вот три человека и волчица вступили в Лабиринт Теней — но на сей раз затмения не было…

Утро казалось Магаре бесконечным. Время ползло по-черепашьи, к тому же девушка чувствовала, что черный колдун прохаживается где-то поблизости, готовый войти в тот самый миг, когда труд ее будет завершен. В последнее время он часто навещал свою пленницу, его нетерпение вселяло в душу Магары непреодолимое отвращение. Она работала так медленно, как только могла, но не все было в ее силах — и вот ей осталось описать лишь безвременную кончину Галаны… Однако Магара преисполнилась решимости никогда не писать об этом и еще несколько страничек посвятила описанию медленного угасания чудесного сада. Это все равно ничего не решало, но могло на время удовлетворить нетерпеливого мучителя.

… Как жалела Магара, что пишет на бумаге, а не на ржавой скале Тревайна! Ведь написанное на красном камне вскоре исчезло бы само собой, не нанеся саду вреда. Тут девушка вспомнила о прощальном послании Бростека. «Думаю о тебе, моя малышка». Помечтала она и о том, что он не успел ей сказать… Магара знала, что небезразлична Бростеку, но не таилось ли в этой записке нечто большее? Ах, как она на это надеялась!

Желание вновь свидеться с ним стало несказанно сильным, сродни боли. Теперь Магара не сомневалась, что любит его и что никогда уже не будет у нее возможности ему об этом поведать. От этого ей хотелось плакать. Вовсе, оказывается, не важно, что внешность его далека от выдуманного ею идеала.

Магара знала: он для нее не просто добрый друг, и досадовала на себя, злилась — ну почему лишь сейчас, в своем страшном заточении, осознала она, что любит его? Девушка жестоко казнилась тем, что ничего не предприняла, когда была возможность.

А Варо? Магара прекрасно отдавала себе отчет в том, что ее влечет к нему физически, но она без содрогания не могла взглянуть в его ледяные карие глаза. Ну, а чувства Варо к ней навек останутся тайной, скрытой в самой глубине его холодного сердца и расчетливого разума. Как она уже давно догадалась, эти двое вместе именно потому, что такие разные. Теперь все ее надежды связаны только с этой странной парой. «Где они сейчас?» — гадала девушка.

«Они ждут твоего сигнала».

Голос девочки прозвучал ниоткуда. Магара вздрогнула, и сердце ее заколотилось, в душе воскресла надежда.

«Галана! Это ты?»

«Они вступили в Лабиринт Теней Неверна, — вновь зазвучал слабый голосок. — Теперь настало время тебе сделать выбор».

Контакт прервался, и Магара физически ощутила недуг, которым страдала магическая Сеть, — сродни дурному привкусу во рту… Нет, этого нельзя было объяснить словами! Она жалела, что ей не удалось поговорить с Галаной, спросить у нее совета. И все-таки надо действовать, и притом быстро. Варо и Бростек уже в Лабиринте Теней! Не было времени ломать голову, с ними волшебник или нет. «Они ждут твоего сигнала». Но довольно ли им будет тайных ее намеков, заключенных между строк страшной книги? Сумеют ли они их расшифровать? А как еще подать им сигнал?

Магара перевернула страницу и в ужасе отпрянула. Оставался единственный чистый листок. Самый последний. Теперь ей волей-неволей надо было дописать конец. И тут вспомнила она сказку, сочиненную ею же самой еще в Тревайне — об испытаниях, поджидавших храбреца в Лабиринте Теней. Последним было испытание верности! Герою предстояло доказать, что ради любви он рискнет самой жизнью, лицом к лицу встретится с опасностью, таящейся в непроглядном мраке… А разве Магара, входя в таинственный Лабиринт, была не в таком же положении? А Варо и Бростек? Если человек-нож разгадает ее хитрость, она погибла. Что ж, пусть, иначе все будет много страшнее… Магара не станет сидеть сложа руки! Она сдержит обещание, данное Галане!

И она принялась писать, на сей раз вкладывая душу в каждое слово, всем сердцем желая, чтобы все сбылось. Ей почему-то казалось, будто есть некая сила, способная претворить ее слова в жизнь. И она молила ее о помощи.

«Но тут во тьме, объявшей Неверн, блеснул одинокий луч света. Он сиял, словно огонь маяка, ведя героя, чистого сердцем, в магический сад. Огонь этот словно говорил: „Храни верность!“

Та же надпись возникла и на могильном камне, а под нею явственно видны были теперь четыре соприкасающихся кольца. «Храни верность!»