Все серебристые колечки были одинакового размера, они не налезали ей даже на мизинчик. Магара порылась в шкатулочке, отыскала шнурок и, продев его сквозь одно из колец, надела диковинку себе на шею, словно драгоценную подвеску.

Ночь Магара проспала безмятежно, пробыв долгие часы в блаженном неведении по поводу тайн и загадок, окружавших ее…

Магара и Хьюитт отбыли из кратера, как и планировали, с первым лучом солнца. Они двигались наверх, к яркому солнцу, а Тревайн все еще дремал в тени оранжевых скал. К тайному восторгу Магары, ее Талисман лениво парил у них над головами, словно прощаясь, но потом плавно скользнул вниз, к мерцающему озеру. Оба путешественника чувствовали себя как-то странно, глядя на город сверху. Им нелегко было повернуться к нему спиной и уйти…

Хьюитт сдержал слово в том, что касалось лошадей, хоть брат его и ворчал, и вскоре путники уже ехали на север. План Магары был прост. Сперва они доедут до Аренгарда. Нет, девушка вовсе не собиралась навещать домашних, просто оттуда было рукой подать до горы Свистуньи, которая так манила ее. Ну, а от горы, следуя инструкциям Иро и полагаясь на помощь местных жителей, нетрудно будет добраться и до самого Неверна. О последующем она сознательно не желала думать…

Когда Магара поведала Хьюитту о своих планах, музыкант удивился, отчего девушка не хочет остановиться в Аренгарде.

— Я занял у брата немного деньжат, — признался он, — однако того, что дал этот скупердяй, надолго не хватит, поэтому бесплатный ночлег пришелся бы очень кстати.

— Это слишком долгая история, — сказала Магара.

— Ну, уж чего-чего, а времени у нас предостаточно, — настаивал Хьюитт.

И Магаре волей-неволей пришлось поведать о своем разрыве с родными, о нежелании сваливаться им как снег на голову, особенно беря в расчет то, что вскоре ей вновь придется с ними проститься.

— Однако, — закончила она, — я с радостью провела бы пару часов в домашней библиотеке. Не поверишь, сколько там старинных книг!

— Тогда почему бы не воспользоваться случаем?

— Но я ведь только что объяснила!

— Так проберись туда тайком, — предложил Хьюитт. — Твой папочка когда-нибудь приглашает в поместье бродячих музыкантов?

— Да. Музыку он любит, но…

— Значит, будешь моим помощником, — решительно заявил Хьюитт, оглядывая Магару с головы до ног. — В мужском платье и с фальшивой бородой никто тебя не узнает. Я буду играть, а ты тем временем проникнешь в библиотеку.

— Ничего у нас не получится, — расхохоталась Магара.

Очень уж дикой показалась ей эта идея. Однако искушение было более чем велико, и Хьюитт это прекрасно знал.

Как только они пересекли горный хребет и увидели вдали башни Аренгарда, Магаре отчаянно захотелось пуститься наутек. Некоторое время назад хитроумный план Хьюитта казался ей забавным и вполне реализуемым, но теперь, когда до поместья оставался какой-нибудь час езды, затея показалась ей сущим безумием. Накануне вечером, заночевав в таверне, они привели в исполнение первую часть плана, несказанно изумив наутро хозяина заведения. Теперь Магара щеголяла в запасном платье Хьюитта, которое, хотя и сидело на ней на удивление хорошо, было еще более драным, чем обычный наряд музыканта. Волосы она туго стянула какой-то грязной тряпкой, а брови начернила сапожной ваксой. Девушка успела уже изрядно загореть с тех пор, как покинула Тревайн, а теперь ее щеки и подбородок покрывала еще и клочковатая щетина — творение Хьюитта и предмет его гордости. Для своего шедевра он использовал настриженный конский волос, который наклеил Магаре на лицо при помощи обычного теста. Хотя по цвету щетина и отличалась от волос девушки, Хьюитт вполне удовлетворился результатом. Магара, чувствуя себя в высшей степени неловко, опасалась, что ее раскусит первый же встречный. Однако до сих пор никто и бровью не повел, и она понемногу начала успокаиваться. Но теперь, по мере приближения к дому, ей делалось все хуже.

— Не уверена, что все получится, — пробормотала она.

— У тебя нет выбора, — жизнерадостно ответил Хьюитт. — Ведь я-то еду туда, да и вся твоя одежда при мне.

Хьюитт принарядился в одну из холщовых рубашек Магары, куда более презентабельную, нежели собственные его отрепья, а чисто вымытые длинные волосы придавали ему живописный вид, приличествующий истинному художнику. Все пожитки Магары сложены были в суму, притороченную к его седлу.

— С какой стати упускать столь потрясающую возможность? — сказал он, заранее наслаждаясь предстоящим приключением. — Не забывай говорить низким голосом, а лучше вообще молчи.

— В толк не возьму, с какой стати я когда-то считала тебя симпатягой? — сердито проворчала Магара.

— Ты имеешь в виду, помимо моего обаяния, таланта и несравненной красоты? — ухмыльнулся Хьюитт.

«О, да ты, голубчик, совсем поправился!» — подумала Магара, вслух же девушка сказала:

— Не смеши меня! Я даже улыбнуться боюсь — вдруг все это сооружение начнет отваливаться.

— Не бойся, — успокоил ее спутник, — Подумай лучше, как после будешь все это отдирать! Знаешь, я горжусь делом рук своих! Может, еще с недельку так походишь, а?

— Еще чего…

Этот легкий разговор на некоторое время отвлек Магару от терзаний и опасений, но, подъехав ближе к поместью, она снова ощутила страх, а при мысли о разоблачении прямо-таки похолодела.

Итак, Магаре все же пришлось возвратиться в дом своего детства. На нее нахлынули тысячи воспоминаний, принеся радость и боль, веселье и грусть… Вот те самые поля, где резвилась и училась ездить верхом. Вот сады, где она всегда ходила осторожно, боясь повредить юные саженцы. А вот и пасека, где столько счастливых часов провела в обществе деда… Наконец она различила и строения, из которых и состояло поместье Аренгард; конюшни, где впервые привелось ей увидеть появление на свет новой жизни. Вспомнилось, как во все глаза глядела на первые шаги новорожденного жеребенка. Вот амбары, вот мельница, приводимая в действие огромным водяным колесом, вот пруд, где она каждое лето всласть плавала. А вот и усадьба — многочисленные пристройки окружали солидное двухэтажное здание, к которому каждое поколение владельцев считало своим прямым долгом пристроить новое крыло…

Ей вдруг до боли в сердце захотелось увидеть свою комнатку — такая ли она, как прежде? Захотелось побывать на кухне, в детской, поговорить со старыми друзьями, с домашними, особенно с сестрами, у которых, должно быть, уже подрастают детишки…

— Пошевеливайся, Горман! Наведаемся в усадьбу, авось там пригодимся! — громко сказал Хьюитт.

Магара так расчувствовалась, что даже не сразу отозвалась на это придуманное накануне имя. Она с трудом возвращалась к реальности. Хьюитт драл глотку не зря, а в надежде, что его услышат те, кто работает в саду. Проезжая мимо них, Магара старательно играла роль и все же уверена была, что первый, кто посмотрит на нее вблизи, в тот же миг узнает блудную дочь владельца Аренгарда, и ее тотчас же с позором изгонят. Еще бы, ведь она в таком непристойном виде! Это было даже хуже, чем заявиться домой открыто…

У ворот их встретил дородный мужчина, которого Магара не узнала.

— Вы по делу?

— Не желает ли твой господин насладиться искусством заезжего музыканта? — поинтересовался Хьюитт. — Взамен мы хотим лишь ночлега да угощения.

Мужчина долго и пристально разглядывал прибывших.

— Подождите во дворе, — сказал он наконец и удалился.

Путешественники въехали во двор, немедленно став объектом любопытства нескольких зевак. Магара тотчас вспотела. Лицо у нее невыносимо чесалось. Она молила провидение, чтобы куски теста со щетиной не стали осыпаться прямо на глазах у изумленных зрителей. Наконец дородный мужчина возвратился и поманил Хьюитта пальцем. Музыкант пошел на зов, прихватив свою скрипку, а Магара спешилась, изо всех сил стараясь двигаться как мужчина. Вскоре Хьюитт возвратился.

— Отведи лошадей в конюшню, Горман, — скомандовал он. — Встретимся на кухне, а пока позаботься о корме и воде.