– Итак, ты говорила с моей дочерью. И что-то из сказанного ею заставило тебя прийти сюда.

Я улыбнулась ему, растянув губы в клоунской ернической гримасе.

– Большой процент тех мужчин, которые становились убийцами женщин, вначале, как правило, выбирали себе либо более сильную партнершу, либо ту, что обладала чертами, способными вызвать зависть, к примеру, более высоким положением в обществе, – сказала я. И подумала: «Как Майя». – Вы когда-нибудь слышали о Тэде Банди, американском серийном убийце? Он как-то заявил, что если бы воспитывался в другой среде, то скорее всего стал бы воровать автомобили «порше», а не убивать студенток колледжей. – Я затолкала микрофон поглубже под воротник. – Потом им, конечно, становится все равно кого убивать.

– И к чему ты это клонишь?

Я взяла один из скальпелей.

– Майю и Сами резали подобным инструментом, с двумя лезвиями. А ваша супруга использовала такой нож, чтобы наносить себе увечья.

Калеб сжал кулак и поднял руку. Мне показалось, что он собирается ударить меня, но вместо этого он придвинул к себе коробку с инструментами, нашел что-то в ней и протянул мне найденный предмет. Двойной скальпель, как две капли воды похожий на тот, что я нашла в отеле «Рама».

– Это не такая уж большая редкость, Роз. Полагаешь, ты единственный человек, обративший внимание на то, что я пользуюсь этим инструментом? Или на то, что моя... жена когда-то воспользовалась им?

– Значит, это не вы столкнули Майю с балкона?

– Ее никто не сталкивал.

– Я видела порезы у нее на теле. Они такие же, как и у Сами.

– Прочти данные судебно-медицинской экспертизы. Майю не зарезали; она разбилась. Какой-то доброжелатель показал ей контракт Проспера на следующие три фильма, в котором ее имя не фигурировало. И Проспер этот контракт уже подписал. Майю просто вычеркнули. Ее жизнь закончилась. И она выбросилась из окна. Воздаяние... – Он снова положил скальпель на стол. – И тебе ли не знать, почему люди кончают с собой. Потому что им больше не на что надеяться. Или некуда бежать. – В его голосе появилась горечь. – Или потому, что к ним предъявляют слишком много требований, которые они не в силах выполнить. У Майи было громадное количество врагов. Очень многие воспринимали ее как помеху. А спонсорам нужно было молоденькое личико.

– Личико вашей дочери.

– Проспер дал Нони главную роль без всякой протекции с моей стороны. А потом он оказал ей честь, переспав с ней. Ну, он, конечно, никогда бы не женился на ней. Не та родословная.

– Не по этой ли причине вы так ненавидите Проспера? Даже несмотря на ту помощь, которую он вам оказал?

– Все правильно. Проспер был моим наставником. Моим гуру. Он научил меня главным приемам нашей профессии, давал мне читать книги, наставлял меня в правилах хорошего тона. Подсказывал, что может помочь мне в карьере и что, напротив, повредит. Он переделал меня под свой стандарт.

– Как отец.

Калеб как-то странно хохотнул.

– О, он был намного ближе отца. Он был мне как мать. Я был готов ради него на все. – Калеб замолчал. – Почти на все.

– Даже на то, чтобы избавить его от жены.

Калеб уселся на диван рядом со мной, задрал на мне рубашку, провел пальцем по спине. Пока он сосредоточен на спине, подумала я, он вряд ли заметит спрятанные за воротником микрофоны.

– Так, значит, именно это ты хочешь услышать, Роз? Да, наверное, ты права: в каком-то смысле я помог ему избавиться от жены. В каком-то смысле. – Его пальцы задержались на синяке, оставшемся у меня от дверной ручки в том доме, где мы были с ним вместе. – Тебе известно, что Богиня-Мать часто является в образе оскопительницы своего смертного супруга? Одна из причин ее гнева в том, что он отверг ее. – Он надавил на синяк. – Когда я впервые встретил тебя, мне показалось, что ты на нее похожа. Оскопительница. Как Майя. Только, конечно, в отличие от Богини она не была матерью. Она была гарпией. Как и ты. Ведь ты же не мать, не так ли, Роз?

– Что вы имеете в виду?

– Миранда очень много о тебе рассказывала. Например, что сделала твоя мать, когда узнала, что ты убила ребенка.

Отец, должно быть, рассказал ей.

– Да, я сделала аборт. Ничего особенного. Это ведь не настоящее убийство. Хотя, возможно, вам и не понятна разница. – Мои родители часто занимались этим. Терзали друг друга. Пытали друг друга, вскрывая старые, почти затянувшиеся раны. – Но с какой стати Миранда стала рассказывать это вам?

– Так часто поступают любовники, – ответил он и стал внимательно всматриваться мне в глаза, чтобы понять, какое впечатление произвели на меня его слова. – Обмениваются интимными признаниями как знаками доверия.

Так вот что они имели в виду тогда у Анменна, выкрикивая грубые шутки о моей сестре и Калебе.

– И сколько же у вас это продолжалось с Мирандой?

Я ощущала настоящую боль, так, словно кто-то вырывал эти слова у меня изо рта, как зубы без анестезии.

– Это закончилось несколько месяцев назад, как только иссякло ощущение новизны от траханья жены Проспера.

– Из этого я заключаю, что вы никогда не спали с Майей.

– И из чего же ты это заключаешь?

– Из слова «новизна». Вы же сами сказали «новизны от траханья жены Проспера».

Он снова встал, нервным движением повернулся ко мне, положил руку мне на горло, сжал его, словно собираясь душить. Затем отпустил. Сел. Я облегченно вздохнула. Он все еще не заметил микрофонов.

– Я пытался подступиться к ней, по-своему, по-босяцки. Я не заинтересовал ее. Майя ненавидела меня. Она всегда винила меня в том, что Проспер связался со всякого рода грязными делами. Но безосновательно. У Проспера подобные наклонности имелись и до встречи со мной. Она же была готова пойти на крайности. Она способна была допустить, чтобы построенное им здание в один прекрасный день на него обрушилось.

– Гарпии всегда ассоциировались с бурями и ураганами.

– Что?

– Проспер научил вас снимать кино, а вы отплатили ему тем, что попытались соблазнить его жену.

– Это была его идея. Убедить ее таким образом уйти со сцены. Это его слова, не мои. Но я оказался недостаточно хорош для нее.

– Расскажите мне о ней.

– У нее не могло быть детей. В этом заключалась суть всех ее проблем. Деторождение делает женщину мягче. Мне кажется, благодаря боли.

Он снова надавил на синяк у меня на спине, и на этот раз с такой силой, что у меня от боли закружилась голова.

– А как на счет Сами? – спросила я, надеясь самой неожиданностью вопроса заставить его проговориться. – Разве Сами не был ребенком Майи?

Он отрицательно покачал головой:

– Думаю, нет.

Я почувствовала себя обманутой.

– А чьим же в таком случае?

Он поднял руку и провел ею по моему лицу, напоследок крепко сжав подбородок.

– Не знаю, наверное, какой-то другой несчастной сучки, которая спуталась с Проспером. Незаконный ребенок.

Он положил руку мне между ног. Ощущение было приятным. Что это там Анменн говорил по поводу наших эротических предпочтений? То, что они не всегда соответствуют нашим нравственным стандартам? Я положила свою руку на руку Калеба и провела пальцами по тыльной стороне. Затем вонзила в нее ногти.

– Каким образом вы избавились от Майи? – спросила я.

В медицинской клинике рядом с нашим домом в Керале я часто наблюдала за тем, как у кобр собирали яд. Известно, что при каждом укусе кобра тратит примерно одну пятую своего яда. При искусственном получении яда от кобры, напротив, змея выпускает до половины содержимого своих желез. При подобном способе добывания яда кобру заставляют кусать снова и снова. После нескольких укусов оставшегося яда хватит, пожалуй, только на то, чтобы вызвать у жертвы состояние эйфории. Или ввести ее в кому.

Он отдернул окровавленную руку и поднес ее к губам.

– Я не избавлялся. Я же тебе говорил. И потом, если у тебя одна дорога – в канализацию, какая разница, кто спустит воду?

– Тем не менее это не дает мне покоя. Я постоянно задаюсь вопросом, постоянно возвращаюсь к мысли: чья была идея избавиться от нее, Проспера или ваша?