— Спасибо. Садитесь за стол рядом со мной, и я с радостью покажу вам.

Мои щеки нагрелись радостным потоком.

— Но, ах, — медленно добавила она, — пожалуйста, позаботьтесь о том, чтобы не срываться, если у вас не будет получаться. Мне бы не хотелось, чтобы начался новый пожар, особенно здесь.

Моя радость исчезла. — Не я начала то пожар Сестра Пастель.

Она помолчала, внимательно изучая меня. — Я рада это слышать. Хотя я начинаю думать, что пожар начал один из моих собратьев, и что он не вышел, чтобы признаться, когда вас обвиняли.

Я покачала головой. — Это мог быть пожар по неосторожности. Мы никогда не узнаем, что произошло. Но позвольте вас заверить, вы можете мне доверять. Если я расстроюсь, то найду Аркуса и попрошу дополнительную подготовку. Общения с ним, это всегда хороший выход для моего гнева.

Сестра Пастель усмехнулась и протянула мне кисть.

***

В течение следующей недели жизнь в аббатстве стала сплошной рутиной. Несмотря на то, что я выздоровела, я продолжала спать в лазарете. Мне там было комфортно, и Брат Гамут признался, что не многие комнаты в аббатстве пригодны для проживания. По утрам я просыпалась с колокольным звоном и одевалась в тунику и штаны. Затем дважды поднималась и спускалась по лестнице башни, прежде чем встретится с Братом Тислом на тренировочной площадке.

Я уже не так часто выходила из себя и наконец, смогла сжечь ненавистный кустарник, который пропустила во время первого урока, а затем и любую цель, на которую указывал Брат Тисл. Он заставлял меня проявлять более тонкий уровень контроля, каждый день разжигать огонь в каминах, высушивать мокрую одежду после стирке, даже зажигать свечу на расстоянии, что занимало часы и часы практики. Я могла выполнять поставленные задачи с больше уверенностью. Тем не менее, более широкое использование пламени часто ускользало от меня, к моему большому разочарованию.

После уроков я обычно направлялась в конюшни, чтобы помочь Сестре Клове, которая отвечала за скот. У нее были грубо высеченные черты лица и большие руки, которые были нежны с животными. Я помогала ей чистить конюшни и носить тяжелые мешки с семенами или зерном для цыплят, свиней и коз.

Когда я заканчивала в конюшне, то направлялась в кухню, расположенную в отдельном здании из-за опасности пожара, и помогала повару, Брату Пилу. Обычно он заставлял меня мыть горшки и носить воду из колодца. Иногда он просил меня собирать травы, чтобы приправить приготовленную похлебку.

Прогуливаясь по аббатству, по дороге на кухню, я вдохнула запахи скошенной травы и кухонного дыма. Проходя мимо ледяной статуи Форса, я подмигнула ему и крепче укуталась в свою мантию. После нескольких дней теплой погоды, северный ветер взбесился с удвоенной силой, пробираясь сквозь мою одежду и замораживая мои суставы.

Когда я проходила через благоговейную тишину церкви, я заметила, что некоторые скамейки были убраны, без сомнения, сгорели в огне, а запах пепла все еще висел в воздухе. Мои шаги стали тише, своды арочного потолка и большие витражи с изображением Темпуса, словно наполнили меня священным трепетом. По импульсу я прошла по центральному проходу и села возле одного из окон. Я пристально посмотрела на Темпуса, а он смотрел куда-то вдаль и никто из нас не был уверен вдруг друге. Может быть, было бы проще, если бы это была Сюд или Циррус. Но Темпус был почти столь же неприступен, как Форс и более могущественен, будучи отцом четырех ветров.

Я сжала руки и помолилась Циррус. Она наблюдала за мертвыми, и я попросила ей оберегать мою маму в загробном мире. Когда я вспомнила о матери, мою грудь словно скрутило в болезненный узел. Дрожавшими руками я попыталась стереть боль с глубин моих глаз прежде чем идти на кухню.

— Извините, я опоздала, — сказал я Брату Пилу, когда повесила свой плащ на стенку. — Я… Мне показалось глупым сказать ему, что я молилась. Он молился пять раз в день в назначенное время вместе с другими монахами. К счастью, Брат Пил был слишком занят измельчением картофеля, чтобы заметить мою незаконченную фразу. В первый раз, когда я пришла на кухню, чтобы предложить ему помощь, он все время молчал, только наблюдал за мной словно я была лисицей, пришедшей чтобы украсть его цыплят. Но постепенно он привык ко мне, стал довольно разговорчив.

— Кролик уже в кастрюле, — сказал он, указывая ножом. Он приехал откуда-то с севера, и говорил с акцентом, проглатывая букву Р.

— Я займусь репой, — сказала я, вытаскивая небольшую сумочку и ставя ее на стол. — Кстати я принесла вам дикую петрушку, которую нашла вчера у ручья.

— Отлично. Мы найдем ей достойное применение. Но постарайся не использовать много соли сегодня. Её добывают в Сафре, и почти невозможно добраться до него сейчас, когда торговля закрыта. Так что ненужно бросать горсти в каждое рагу. И держи свои грязные пальцы подальше от моего хлеба. Ты хуже барсука в подвале.

Мы все еще чистили, рубили и измельчали, когда дверь распахнулась.

— Где, черт побери, ты была? — спросил Аркус.

— Я уговаривала Брата Пила, чтобы он дал мне ещё печенье, — сказала я. — К сожалению он оказался довольно скуп.

Я получила игривый удар от ухмыляющегося Брата Пила и яростный взгляд от Аркуса

— Час назад ты должна была встретиться со мной для тренировки владения мечом.

Я разинула рот. — Это завтра.

— Сегодня.

— Но… — Я бросила извиняющийся взгляд на Брата Пила.

Аркус был совершенно непреклонен. — У тебя есть десять минут. Не заставляй меня ждать.

***

Мои руки дрожали, когда я натянула свою красную тунику и завязывала шнурки на сапогах, мой живот скручивался от нервов.

Я никогда не держала в руках меч, даже деревянный, который мальчишки из моей древни, использовали для игр. Мама говорила, что оружие и горячий нрава, создают опасную пару.

Мой огонь был оружием, но и частью меня. Он мог навредить, но его также можно было использовать для готовки пищи, согревания и кипячения воды. Меч же мог только калечить и убивать. Учитывая, что моя задача состояла в том, чтобы убить короля, было странно, как эта мысль на меня навалилась.

Густые серые облака, казалось, парили над местом, которое Аркус выбрал для нашего урока. Вместо обычной тренировочной площадки он выбрал место с густо растущими фруктовыми деревьями и прудом, где, словно лоскутное одеяло плавили лилии.

Одет он был в свою тренировочную экипировку, синюю тунику, черные штаны и маску, закрывающую его щеки и нос, но не глаза, цвета замерзшей реки, отражающее синее небо.

Он протянул меч. Мои руки застыли, когда сомкнули вокруг рукояти холодного оружия. Меч оказался на удивления тяжелым. Даже после двух недель тренировки моей силы, оружие болталось в моих руках, как сломанная ветка.

— Почему у меня настоящий меч, а у тебя нет? — Я кивнула на деревянный меч для тренировок, в его руке. — Разве ты не боишься, что я пораню тебя?

— Твой меч затупился. И я хотел, чтобы ты ощутил вес настоящего. Теперь подними его вот так.

Я сцепила мускулы и подняла оружие.

— Выше! — приказал он. Моя рука дрожала, но я подняла ее так, чтобы кончик был вровень с моим носом.

— Теперь встань так.

Я скопировала его позу, ноги расставлены, колени согнуты.

— Ты вне баланса, — обвинил он. — Я мог бы сбить тебя одним ударом.

Он подошел ко мне и указал как нужно встать, положив руки мне на спину, на плечо, на колено, пока не был удовлетворен. Хотя его руки были холодными, холод не жалил меня сильно. Казалось, чем дольше я нахожусь в аббатстве, тем больше привыкаю к близости Ледокровных.

— Теперь иди на меня.

Я двинулась на него. Одним ударом он выбил у меня из руки оружие. Меч с глухим стуком упал в траву, поднимая брызги утренней росы. Аркус все еще держал свой меч в положение готовности.

— Это та часть, где я прошу о пощаде? — спросила я.