— Это твое зловоние, жжет мои ноздри, Огнекровная, и ничего больше. Надеюсь, у Брата Тисла достаточно мыла в аббатстве.

Если он не хотел находиться рядом со мной, это было прекрасно. Чувство было взаимным.

— Вы брат Тисл? — спросила я старика, который тяжело шагал к карете и шоферу, ожидавшему в тени здания напротив.

— Это я, девочка. А как тебя зовут?

— Руби, — ответил я. — Руби Отрэра.

— Руби, — повторил он, улыбаясь. — Как уместно

Я забыла, о том как гремят кости от езды в карете. Аркус сидела рядом со мной, а напротив нас сидел Брат Тисл. Когда карета в очередной раз подпрыгнула от плохой дороги, удалявшей нас от города, я забилась в самый дальний угол, подальше от Аркуса и его ледяной кожи. Несмотря на то что я закуталась в одеяло, мои суставы болели от холода, и волны холодного воздуха, исходящего от него, лишь усиливая боль.

Аркус раздраженно вздохнул. — Я не знал, что люди Огненной Крови настолько восприимчивы к холоду.

Я посмотрела на него. Мой дар помогал мне держаться в живых, пока другие заключенные кашляли до смерти или замерзали ночью. Но за месяцы, проведенные в тюрьме, мой внутренний огонь уменьшился до того, что мне было все время холодно, даже если я все еще ощущала прикосновения Аркуса. Я сомневалась, что он поймет мою боль, а объяснять не хотела. Спустя пару часов стоны, которые я не могла сдержать, раздражали его до такой степени, что он согласился на короткий отдых.

Мы остановились на пустынном участке дороги. Кучер вышел потянуть ноги, пока два Ледокровных поплелись прочь, поговорить под большим деревом, чьи скелетные ветви освещал яркий полумесяц.

- Она слаба, — сказал Аркус шепотом. — Я сомневаюсь, что она даже сможет, переживет дорогу.

- В самом деле, — равнодушно сказал Брат Тисл. — Но она выжила в тюрьме. У нее сильный дар. И возможно есть ещё и другие таланты, о которых мы не знаем.

- Отличный слух, например, — предложила я, заставляя монаха вздрогнуть. Мы были не настолько далеки от того, чтобы вернуться в тюрьму. Я не могла позволить им увидеть меня слабой.

Старый монах поклонился, его голос звучал с досадой. — Приношу свои извинения, мисс Отрэра.

Мои щеки, казалось, трескались, как сухая кожа, и я поняла, что улыбаюсь его смущению. Это было первый раз, когда я улыбалась за долгое время, я почти забыла какого это.

Аркус повернулся ко мне, лунный свет отражался от застёжки его плаща. Что-то в ярком силуэте металла вызвало вспышку воспоминаний о движущихся ко мне фигурах в мерцающем свете факелов. Моя улыбка исчезла, и я поглубже завернулась в одеяло.

- Я буду считать твою грубость признаком улучшения здоровья, — сказал он.

Через пару минут мы снова отправились в путь. Лунный свет освещал деревни, через которые мы проезжали, и я смогла увидеть провалившиеся крыши, двери, свисающие с петель, и поломанные заборы. Большинство домов, построенные из глины или соломы, были заброшены и частично разрушены.

Когда мужчины и женщины ушли на войну, больше некому было садить и собирать урожай на этой суровой, северной, земле. Поля были в упадке, даже хуже, чем месяцами ранее, когда меня посадили в тюрьму.

Через пару часов вид из кареты изменился. Вместо лесов и полей лунный свет покрывал серебристые кустарники, припорошенные снегом. Мы двигались с грохотом по серпантину, ведущему в гору.

— Ты уверен, что не хочешь просто убить меня сейчас? — процедила я сквозь стиснутые зубы, пытаясь удержать внутренности в моем теле, которые так и норовили вырваться наружу от такой дороги. — Это причинило бы меньше страданий, а конечный результат был бы таким же.

— У нас есть на тебя планы, — ответил Аркус — и они не включают в себя, наблюдать как твое костлявое тело падает вниз по склону горы.

Звучало так, словно его привлекла эта мысль. Такой же, соблазн возник и у меня, вытолкнуть его из кареты, когда будем проезжать высокий утес. Или, возможно, поджечь его драгоценный плащ.

Земля выровнялась на высокой равнине, окруженной скалистыми склонами и усеянными заснеженными соснами. То, что, казалось, издалека грудой камней, превратилось в растянутое здание с высокой башней, возвышающейся с одной стороны. Луна сидела на вершине башне, словно кто-то всадил серп в ее плоскую вершину.

— Это Аббатство, о котором ты упомянул? — спросила я, заметив груды камней под зияющими дырами в стенах. — Тюрьма — дворец по сравнению ним.

— Тогда не стесняйся, хочешь идти назад, — холодно ответил Аркус. — Я уверен, что охранники примут тебя с распростертыми объятиями. И палач наверняка тебя уже заждался.

— Палач не слишком ко мне спешил. Несомненно, у него и так было много работы благодаря солдатам короля, постоянно привозящих новых заключенных. Он вряд ли будет помнить меня до конца военной службы.

Аркус фыркнул. — К тому времени ты умрешь.

Я сжала губы. Вероятно, он был прав.

Карета подъехала к двери, кучер выскочил, и начал распрягать лошадей. Аркус вышел и потянулся за мной. Для человека таких размеров он легко двигался. Я напряглась, когда он поднял меня и прижал к холодной груди.

- Не жги меня, и я не причиню тебе вреда, — сказал он, ссылаясь на нашу более раннюю сделку. Боль отвлекала меня от страха. Я прикусила губу и вцепилась в его мантию, закрывая глаза от боли в моей лодыжке.

— Скажи Брату Гамуту, что наш гость прибыл, — сказал Брат Тисл, стоящему у двери человеку. — Затем отведите ее в лазарет.

— Гость? — сухо повторила я. — В аббатство приходит много гостей с цепями на лодыжке?

— Его стандарты пали, — ответил Аркус, переступая через мостовые камни, которые поднимались вверх, словно зубчатые пальцы. — Именно поэтому это идеальное место для тебя.

И для тебя, подумала я. Вы увезли меня из царской тюрьмы и поэтому были так же виновны в преступлениях против короля, как и я.

Большая деревянная дверь в аббатство была открыта человеком, держащим свечу, свет отражался от его блестящей лысины, чуть освещая темный коридор. Монах был довольно старым, с изогнутой спиной, большим горбатым носом и впалыми щеками.

— В лазарет, — сказал Аркус.

Монах развернулся и пошел в темноту. Мы следовали за ним сквозь темные коридоры с арочными окнами, и пришли в маленькую комнату с четырьмя соломенными матрасами на полу. Один из них был застелен потертой белой простыню, тонкой подушкой и одеялом, сложенным в ногах. Это был первый раз, когда я видела что-то вроде кровати в течение нескольких месяцев. Аркус грубо опустил меня на матрас. Я потерла ударившаяся бедро и уставилась на него.

Он жестом указал на меня одной рукой. — Приведи ее в порядок.

С этими словами он повернулся и вышел.

- Очаровательный парень, — сказала я монаху, когда он зажигал подсвечник на стене.

Монах посмотрел на меня резко, но потом кивнул. — Конечно, он может быть резким. Но с его историей это понятно.

- И что это за история делает его грубость простительной?

Он повернулся ко мне. — Время для вопросов завтра. А пока мы должны позаботиться о вашем физическому состоянию.

Я обхватила себя руками и с тревогой посмотрела на него. В тюрьме стражники были слишком нетерпеливы, чтобы ампутировать зараженные конечности. Я пригрозила их грязному целителю сжечь его, если он войдет в мою камеру.

- Сейчас, сейчас, — сказал монах, его взгляд смягчился. — Вы находитесь в незнакомом месте и вы, несомненно, много страдали, но сейчас вы в аббатстве Форейда. Братья и сестры Ордена Форса пообещали принять любого несправедливо осужденного и нуждающегося в помощи. Они могут подозрительно относиться к вам, но не причинят вреда.

Я взглянула на него, напряженные глаза, скованные плечи. — Вы не доверяете мне.

Он изучил меня слишком долго, прежде чем ответить. — Я буду судить о вас по вашим поступкам, а не потому что о вас говорят. Но я рекомендую вам держать ваш огонь скрытым. Не все такие же понимающие как я.