Помогите.

***

Кажется, что ссора в ложе мистера Хичкока закончилась, но вот уже гаснет свет, а они все еще стоят. Когда освещается сцена, они уже сидят с каменными лицами, только крупный мужчина сзади с видимым удовольствием жует чипсы из большой пачки. Последние несколько минут я, не обращая внимания на папу, пыталась научиться читать по губам, но о чем они разговаривали, так и не поняла.

Сердце колотится, как будто кто-то в моей груди усердно бьет в барабан, его удары я ощущаю всем телом. И все только из-за того, что он увидел меня, захотел прийти ко мне. Мне нужно несколько минут, чтобы сосредоточиться на чем-нибудь, кроме Джастина, но, когда я немного успокаиваюсь и снова смотрю на сцену, у меня при виде порхающей Бэа перехватывает дыхание, и я хлюпаю носом на протяжении всего ее выступления, как гордая тетушка. Сейчас мне кажется, что единственные люди, посвященные в те чудесные счастливые воспоминания в парке, — это Бэа, ее мать, отец… и я.

— Папа, я могу тебя кое о чем спросить? — шепчу я, наклоняясь к нему.

— Он только что сказал той девушке, что любит ее, но это не та девушка. — Он закатывает глаза. — Идиот. Девушка-лебедь была в белом, а эта в черном. Они совсем не похожи.

— Она могла переодеться для бала. Никто не носит каждый день одно и то же. Понимаешь, дело в том, что я, э-э… кое-что произошло, и, ну…

Он оглядывает меня с головы до ног:

— Господи, да говори уже, пока я не пропустил еще что-нибудь.

Я перестаю шептать ему на ухо и заглядываю ему в лицо:

— Мне кое-что дали… лучше сказать, что со мной разделили кое-что особенное. Это совершенно необъяснимо и вообще не имеет смысла, что-то вроде Девы Марии у нас в Ноке, понимаешь? — Я начинаю нервно смеяться, но быстро останавливаюсь, увидев выражение его лица.

Нет, он не понимает. Папа выглядит сердитым, от того что я использовала явление Богоматери в графстве Мейо в 1870-х годах как пример абсурда.

— Хорошо, возможно, это плохой пример. Я имею в виду, что случившееся нарушает все возможные законы. И я не понимаю почему.

— Грейси. — Папа поднимает подбородок. — Нок, как и вся остальная Ирландия, многие века страдал от набегов, выселений и голода, и Наш Господь послал Свою Мать, Благословенную Деву, навестить Его угнетенных детей.

— Нет. — Я прижимаю ладони к лицу. — Я имела в виду не то, почему явилась Мария, а то, почему это… эта вещь случилась со мной. Та вещь, которую мне дали.

— О! Что ж, тебе от этого хуже? Потому что если ее не было, а потом тебе ее дали, я бы перестал называть это «вещью» и стал бы говорить о ней как о «даре». Смотри, как они танцуют.

Он думает, что она девушка-лебедь. Странно, он же видит ее лицо. Или это как с Суперменом: он снимает очки и оказывается другим человеком, хотя совершенно очевидно, что это тот же самый?

Дар. Я никогда об этом так не думала. Я смотрю на родителей Бэа, светящихся от гордости, и думаю о ней, плывущей в стае лебедей. Качаю головой: нет, никому от этого не плохо.

— Но я не понимаю почему, и зачем, и…

— Что же это происходит с людьми в наши дни? — шипит папа, и мужчина рядом со мной поворачивает голову в нашу сторону. Я шепчу извинения.

— В мое время что-то просто было . Никаких курсов в колледже, после которых люди выпускались дипломированными специалистами по Почему, Как и Потому что . Дорогая, иногда нужно забыть все эти слова и записаться на небольшой урок под названием «Спасибо». Посмотри на сцену. Ты заметила, чтобы кто-нибудь удивлялся тому, что женщину превратили в лебедя? Ты когда-нибудь в своей жизни слышала что-нибудь более нелепое?

Я смеюсь и шепчу:

— Нет.

— И тем не менее эта чертова вещь несколько веков знаменита во всем мире. Кого в театре только нет, и верующие, и атеисты, и интеллектуалы, и все они хотят увидеть, как этот парень в трико окажется в итоге вместе с этой девушкой-лебедем, чтобы она могла покинуть озеро. Только любовь того, кто никогда не любил, может разрушить чары. Почему?

Какая разница почему? Ты думаешь, что эта женщина в перьях спросит почему? Нет. Она скажет спасибо, потому что она может жить дальше, носить красивые платья и гулять, вместо того чтобы клевать промокший хлеб в вонючем озере каждый день до конца своей жизни.

Я ошеломленно молчу.

— А теперь тссс, мы пропускаем представление. Смотри, она что, хочет теперь себя убить? — Он облокачивается на край балкона и наклоняется, чтобы лучше разглядеть происходящее на сцене.

Во время бурных аплодисментов Джастин видит, как отец Джойс помогает ей надеть красное пальто, то же, что было на ней, когда он столкнулся с ними на Графтон-стрит. Она начинает двигаться к ближайшему выходу с отцом на буксире.

— Джастин. — Дженнифер сердито смотрит на своего бывшего мужа, который занят тем, что рассматривает в бинокль людей, вместо того чтобы обратить внимание на свою дочь, кланяющуюся на сцене.

Он откладывает бинокль и громко хлопает, одобрительно крича.

— Ну что, я пойду в бар и займу хорошие места. — Джастин начинает двигаться в сторону двери.

— Все уже заказано, — повышает голос Дженнифер, перекрикивая аплодисменты.

Он подносит руку к уху и качает головой — «Я тебя не слышу».

Он выходит из ложи и бежит по коридорам, пытаясь найти путь наверх, к Джойс. Должно быть, занавес опустился в последний раз, потому что люди начали выходить из зала, заполняя коридоры и мешая Джастину.

Он решает изменить план: будет ждать ее около выхода. Так он ее точно не пропустит.

***

— Давай что-нибудь выпьем, дорогая, — говорит папа, пока мы медленно раскачиваемся в толпе, покидающей театр.

— Я видел бар на этом этаже.

Мы останавливаемся, чтобы изучить указатели.

— Есть бар «Амфитеатр» на нашей стороне, — говорю я, озираясь в поисках Джастина Хичкока.

Женщина-билетер объявляет, что бар открыт только для исполнителей, сотрудников и членов их семей.

— Отлично, значит, там мы сможем спокойно посидеть в тишине, — говорит билетеру папа, когда проходит мимо нее, слегка касаясь своей кепки в знак приветствия. — О, видели бы вы мою внучку на сцене! Это самый счастливый день в моей жизни. — И он прикладывает руку к груди.

Женщина улыбается и позволяет нам пройти.

— Папа, пошли. — После того как мы купили напитки, я тяну его подальше от входа, от собравшихся людей, и мы садимся за столик в дальнем углу.

— Если они попробуют нас отсюда выгнать, Грейси, я не оставлю свое пиво. Я только сел.

Я нервничаю и сижу на краешке стула, оглядываясь в поисках его, Джастина. Мысли о нем не идут из головы.

Люди покидают бар, остаются только исполнители, сотрудники и члены их семей. Никто больше к нам не подходит, возможно, это одно из преимуществ компании пожилого человека. Мать Бэа входит с двумя незнакомыми мне людьми из ложи и толстым мужчиной, которого я узнаю. Но мистера Хичкока нет. Мои глаза обшаривают помещение.

— Вот она, — шепчу я.

— Кто?

— Балерина. Она танцевала одного из лебедей.

— Откуда ты знаешь? Они все выглядели одинаково. Даже этот женственный мальчик в трико их не различал. И ведь не боялся, что признается в любви не той. Чертов идиот!

Джастина не видно, и я начинаю переживать из-за еще одной упущенной возможности. Может быть, он ушел раньше и вообще не придет в бар.

— Папа, — поспешно говорю я. — Мне кое-кого надо найти. Пожалуйста, не двигайся с этого кресла. Я скоро вернусь.

— Единственное движение, которое я буду делать, — вот это. — Он поднимает кружку и подносит ее к губам. Делает глоток «Гиннесса», закрывает глаза и наслаждается вкусом, над губами остаются белые усы из пены.

Я выхожу из бара и мечусь по огромному театру, не зная, где искать. Некоторое время стою в ожидании у ближайшего мужского туалета… Смотрю на ложу, где он сидел, но она пуста.