Впервые за все время я откровенно описываю этот черный инцидент моего прошлого. Раньше я даже в разговорах с Верой в подробности не вдавалась, просто говорила, что отца влетело, и все. А вот Шульцу почему-то рассказала, как есть, без прикрас… Словно наболевшее выплеснула. Ведь папа тогда реально перешел границу.

Нет, он, конечно, извинялся потом, дескать, сорвался, на эмоциях был. И я, понятное дело, простила (будто у меня был выбор), но с тех пор мое отношение к отцу поменялось. Не могу объяснить, как именно, но что-то внутри меня умерло. Какая-то частичка любви к нему, наверное.

- Охренеть! – Шульц запускает пальцы в волосы, чуть наклонившись, упирается локтями в колени и потрясенно мотает головой. – Вот это я накосячил… Блин, Крис, я ведь подумать не мог, что все так обернется, честно. Мне казалось, он тебя под домашний арест посадит или компа лишит, но чтоб так жестко…

Андрей вскидывает на меня глазах, и в них плещется самое настоящее раскаяние.

- Крис, прости меня! Прости, пожалуйста! Если бы я знал, если бы мог предугадать исход, никогда бы на это не пошел!

Он находит мою ладонь и крепко стискивает в своей, будто этим движением хочет выразить всю глубину своего сожаления.

- Да ладно, - грустно вздыхаю я. – Теперь-то что об этом говорить…

- Нет, Крис, об этом надо говорить, - Андрей вскакивает на ноги и принимается расхаживать туда-сюда. – Ты ведь, получается, столько дерьма из-за меня хлебнула… Отец избил, а потом этот ящик в лесу, в который я тебя засунул… Боже, я ведь реально изверг! Только сейчас понял, прикинь? Мне вот раньше всегда казалось, что это ты нападала, а я лишь оборонялся, но на деле выходит совсем по-другому… Я столько боли тебе причинил, столько зла…

- Ну, я перед тобой тоже виновата, - тихо говорю я, наблюдая за его метаниями. – Когда Череп увидел мои раны, я сказала, что это твоих рук дело…

- Да, теперь все складывается в единый паззл, - он торопливо кивает. – Какие же мы глупые с тобой были! В особенности я…

- Чего уж тут… Оба были хороши.

Андрей замирает напротив меня, а потом вдруг опускается на колени, прижимаясь животом к моим ногам.

- Моя девочка, моя милая девочка, - с необыкновенной нежностью в голосе шепчет он. – Я больше не хочу обижать тебя, не хочу, чтобы ты плакала, слышишь? Я ни грамма твоих слез не вывезу… Извини за то, что мучил тебя, силами мерился… Я как мужик должен был положить этому конец раньше, гораздо раньше… Но вот такой я у тебя тупица, Крис, пять лет допирал, что без тебя мне хреново, что я дружить с тобой хочу… Я понимаю, что мы с тобой – это синоним слова «сложно» с усугубляющим «очень», но, пожалуйста, давай попробуем еще раз?

Я не отрываю от него глаз, и вдруг до меня доходит, что они уже давно застланы пеленой слез. Андрей говорит, а я плачу. Но не от горя или обиды, как раньше, а от радости. Ведь впервые в жизни он произносит то, что я так хотела слышать. С тринадцати лет от него этих слов ждала, и наконец дождалась.

- Давай попробуем, - улыбаюсь я.

Андрей

Впервые за долгое-долгое время Крис выглядит мягкой и податливой, словно сбросила с себя броню и предстала передо мной такая, какая есть. Невинная, искренняя, живая. И даже взгляд ее, по обыкновению пристальный и острый, сделался каким-то непривычно кротким и мечтательным, будто она о чем-то очень хорошем думает, будто в сердце у нее ландыши цветут…

Это мгновенье – апофеоз красоты и счастья. Еще секунда, и в небе догорит закат. Солнце сядет за горизонт, луч за лучом исчезнет из виду, опуская на землю полупрозрачную вечернюю мглу. Но вот сейчас, в последний миг этого уходящего дня я смотрю на Крис, тонущую в золоте света, и изо всех сил стараюсь запечатлеть эту картинку в голове. Как самое восхитительное и радостное свое воспоминание.

Она ловит мой взор. Не отводит взгляда и даже не моргает. Плавит меня в магме своих глазок, и все мое нутро начинает нагреваться и кипеть. Если мне сейчас засунуть градусник подмышку, то он наверняка треснет к чертям собачьим, потому что температура моего тела по ощущениям скакнула далеко за сорок два -  я весь горю и полыхаю. Вот-вот взорвусь, наверное.

Все, хватит. Не могу больше терпеть. Я ведь не железный человек, не робот, у меня чувства есть… И все до одного направлены на Крис, на губы ее пухлые, к которым так нестерпимо хочется присосаться…

Отдаваясь эмоциям, порывисто приникаю ртом к ее рту и целую. Мягко, нежно, не слишком напористо, изо всех сил стараясь не скатываться до языковой порнографии. Я хочу дать ей свободу, хочу, чтобы она поняла, каким приятным и упоительным может быть этот процесс… Без боли, слез и надрыва. Пусть расслабится, пусть доверится мне.

И самое кайфовое, что Крис отвечает. Поначалу робко и несмело, а затем более уверенно и горячо. Ее мягкий податливый ротик раскрывается чуть шире, вот я проскальзываю внутрь уже на полную глубину. Как же там уютно, тепло и влажно…

Все еще стоя на коленях перед сидящей на качелях Крис, я легонько развожу ее ноги по сторонам и подползаю ближе. Она милостливо пускает меня в свое заветное пространство, и наш поцелуй становится еще интенсивнее, глубже и откровеннее. Мы тяжело дышим друг другу в рот. Лижем, тянем, посасываем. Толкаемся языками. Пропитываем друг друга насквозь.

Что это? Мне послышалось, или она издала тихий стон? Сдавленный, приглушенный, но такой настоящий?

Нет, не послышалось. Вот он опять. Рвется из ее груди. Воспламеняет, возбуждает, заводит.

Да, моя девочка, не останавливайся, не молчи…  Мне так нравится тебя слушать, нравится ощущать твой вкус…  Какой же кайф… У меня никогда и ни с кем так не было… Чтобы прям кишки скручивались от страсти… Ты ведь тоже уже поняла, что я специально для тебя создан? А ты для меня, получается… Две половинки образуют целое. Вот такая арифметика.

За спиной скрипит открывающаяся дверь, но я не желаю оборачиваться. Не желаю делать ничего такого, что разлучит наши с Крис губы и языки. Это несправедливо и бесчеловечно их разделять! Им ведь так хорошо вместе!

Крис, кажется, полностью со мной согласна, потому что тоже не предпринимает ни малейшей попытки отстраниться. Наоборот, расхрабрившись, она запускает пальцы мне в волосы и начинает мягко перебирать их. То потянет, то сожмет, то погладит. И я от этого просто возношусь к небесам! При жизни! Потому что ее инициатива для меня, как кусок хлеба для оголодавшего!

Кажется, непрошенный гость понимает, что ему здесь не рады, потому что буквально через пару мгновений дверь захлопывается. Мы опять одни. Крис и я. Продолжаем растворяться друг в друге, не ведая ни страха, ни стеснения.

Ну, наконец-то! Мы ведь так долго ждали этого! Ссоры, скандалы, драки, бесконечные подколы и нервотрепки – все осталось позади! Ну, по крайней мере, я очень хочу в это верить. Ведь мы уже сошли с этого адского круга, уже переступили черту, стали чем-то большим, чем враги. И даже большим, чем друзья.

Мы целуемся долго, самозабвенно, порывисто. До боли в губах, до мозолей на языке. А когда наконец расцепляемся, Крис хихикает:

- Ну вот, у меня теперь тоже герпес выскочит.

- Да нет у меня никакого герпеса! – смеюсь я. – Специально его выдумал, чтобы с Каринкой не целоваться.

- А почему ты не хотел с ней целоваться? – хитро щурится Крис.

- Потому что с тобой хотел, балда, - ласково провожу пальцем по ее щеке. – Отчего-то мне кажется, что после нее ты бы на это не согласилась.

- А ты молодец, Шульц, соображаешь, - она прижимается своим лбом к моему.

- Еще бы, я вообще пацан сообразительный, - вновь хочу поцеловать ее, но она уворачивается.

- Смотри, не помри от скромности, - хохочет Крис, откидываясь на спинку и запрокидывая голову назад.

Встаю на ноги, разминая затекшие колени, и сажусь рядом с ней. Скольжу взглядом по черным шелковистым волосам, по красивому с легкой горбинкой носу, по чувственным припухшим губам и не могу поверить, что все случившееся взаправду. Неужели я только что целовал свою подругу детства Кристинку Кавьяр? Ту самую девчонку, с которой мы вместе яблоки воровали и кораблики по лужам запускали? Вот жизнь, шутница чертова, фиг предугадаешь ее повороты!