Переплутов волхв вынужден был дважды обойти небольшой сквер на Архангельской, перед зданием, где Грац арендовал команты под лабораторию, прежде чем почувствовал, что окончательно успокоился. И всё равно, возвращаясь в кабинет старого приятеля и проходя мимо помещения, где он оставил юного конструктора, Вышата недовольно нахмурился. Ну не ожидал он такой прыти от семнадцатилетнего мальчишки. По всем канонам, тот должен был смутиться… впрочем, поначалу он так и поступил, но потом! И бес бы с самим его заявлением, его вполне можно списать на отсутствующее воспитание и жизнь в не самых благополучных условиях. Но тон, какой тон! Он же, поняв, что ляпнул, не выказал ни малейшего беспокойства… словно озвучил абсолютно естественную вещь. Хм, кажется, Бийская в кои-то веки ошиблась, определяя состояние пациента. И это плохо… С другой стороны, кто знает, что именно видел мальчишка в своей явно богатой на события жизни? В конце концов, дно общества куда откровеннее и непригляднее, хотя и открывается с изнанки далеко не каждому. Но это спокойствие Ерофея… настораживает.

— О чём задумался, Вышата? — Явно чем-то довольный, Грац развернул своё кресло, оказываясь лицом к лицу с вошедшим в кабинет Остромировым.

— О мальчишке. — Буркнул тот. — Странный он.

— Это мне говорит Переплутов волхв? — С лёгким намёком на удивление, профессор приподнял бровь. Но увидев взгляд собеседника, махнул рукой. — Ладно-ладно. Не буду спорить, тем более, что я полностью с тобой согласен.

— Вот как? — Настал черёд удивляться Остромирову. — Позволь спросить, с чего вдруг ты пришёл к такому выводу?

— Проще показать. — Поднимаясь с кресла, заявил Грац. — Идём.

— Куда и зачем? — Недовольно спросил волхв.

— В соседний кабинет. — С готовностью ответил профессор. И куда только подевалась вся его флегматичность? — Ты же знаешь, что недавно отмочил Ерофей? Историю с нападением на его лавку слышал?

— Конечно. — Кивнул Остромиров.

— Во-от! — Грац воздел указательный палец к потолку. — Я попросил его показать, как именно ему удалось остановить двух из трёх нападавших, и юноша принёс из своей лавки один занимательный артефакт. Довольно простой в плане конструкции, но чрезвычайно затейливый по воздействию… Впрочем, чего я рассказываю? Он в соседней комнате. Идём, сам всё увидишь. Только щиты ослабь, иначе ничего не поймёшь.

Заинтригованный волхв последовал за старым другом. Дверь в нужный кабинет открылась, и Грац сделал приглашающий жест рукой. Хмыкнув, Остромиров вошёл в помещение и…

Тихий шёпот, змеёй вползающий в уши, непонятный, неясный, заставил напрячь слух, чтобы понять смысл, но даже тренированное ухо не могло различить ни единого слова. А в следующий миг в комнате словно сгустилась темнота и пространство поплыло. Стены пошли волнами, будто состояли из воды и в них кто-то бросил камень. Непрерывные искажения захлестнули комнату, а потом всё вокруг завертелось и шёпот превратился в оглушающий крик. Волхв рухнул на колени, а в следующий миг его лицо обожгла мощная пощёчина, отвешенная Грацем.

— Ну, Ружана! — Прохрипел Вышата, медленно приходя в себя. — Я тебе покажу «совершенно уникального мальчика»!

Допрос о воздействии артефакта, так удачно вырубившего большую часть напавших на лавку бандитов, я пережил без потерь и даже, в какой-то мере с прибытком. В том смысле, что насевший на меня после пережитого на своей шкуре воздействия созданного мною приборчика, Остромиров, в начале беседы давивший, словно следователь на допросе, довольно скоро успокоился и даже расщедрился на объяснения причин своего гнева, в первую минуту нашего разговора, чуть не размазавшего меня по ближайшей стенке. Но все претензии были сняты, когда мы на пару с Всеславом Мекленовичем объяснили суть воздействия артефакта, чем и успокоил рычащего волхва.

— Прибор не воздействует на разум. Прямо, во всяком случае. — Поддержал меня совершенно довольный Грац. — Да, я тоже поначалу подумал о запрещённых манипуляциях сознанием, но разобрав с помощью Ерофея рисунок конструкта, ответственно могу заявить, это чистая физика… и небольшая зрительная иллюзия. И только, Вышата, слышишь?

— Подробности. — Хмуро потребовал волхв, недоверчиво взирая на своего приятеля.

— Ерофей? — Обернулся ко мне Грац. Я вздохнул и вызвал Бохома. Появившийся на столе перед нами, хомяк, наряженный в немецкую каску и мундир кайзеровского обер-офицера образца начала прошлого века, медленно развернул конструкт, встроенный в артефакт и застыл, удерживая работающее вхолостую воздействие.

— Рисунок довольно прост. — Пустился я в объяснения. — Сам конструкт был взят мною из набора авиаторов и несколько переработан. Это воздействие, позволяющее лётчику всегда чётко осознавать, где верх, где низ и снижающее инерцию вестибулярного аппарата. Особенность конструкта в том, что он воздействует непосредственно на эндолимфу, утрикулюс и, частично, на саккулюс[5]. Я чуть перестроил воздействие, так что при его активации, во внутреннем ухе начинается процесс аналогичный тому, что происходит, если раскрутить человека на карусели, а потом резко остановить. Иначе говоря, попав под действие артефакта, любое животное или человек теряет ориентацию в пространстве. Правда, пришлось отказаться от некоторых элементов безопасности, из-за чего воздействие раздражает ещё и слуховой аппарат. Ну а что бы конструкт был более эффективным, я подключил небольшую зрительную иллюзию, искажающую видимое целью воздействия изображение, в противном случае, у людей тренированных эта манипуляция не вызвала бы ничего кроме кратковременного приступа морской болезни.

— Насколько кратковременного? — Спросил Вышата Любомирич.

— Пара секунд, может чуть больше. Зависит от степени тренированности цели воздействия. — Пожал я в ответ плечами.

— И никакого влияния на разум? — Уточнил отчего-то весьма обеспокоенный волхв. Но хоть злиться перестал.

— Уверяю, Вышата. Только физика. — Ещё раз подчеркнул Грац.

— Интересно. — Задумчиво протянул Остромиров.

— А в чём проблема с воздействием на разум? — Спросил я. Профессор и волхв переглянулись, а у меня появилось ощущение, будто они ведут какой-то безмолвный диалог. Наконец, после недолгой игры в гляделки, Грац кивнул своему приятелю и тот тяжело вздохнул.

— Видишь ли, Ерофей… — С неуверенностью, которой за всё время нашего пока недолгого знакомства, я ещё никогда не замечал за волхвом, заговорил Остромиров. — Ментальные манипуляции не зря зовутся именно так. Основой, точнее, источником любого воздействия, является разум человека, искажающий определённую часть ментального поля, частью которого он сам и является. И как ты должен понимать, именно поэтому, разум уязвим перед воздействиями куда больше, чем любой материальный объект. Более того, до некоторого, достаточно недавнего времени, существовало целое направление в менталистике, изучавшее такие воздействия.

— «Мозголомы». — Пробурчал Грац и, поймав мой недоумённый взгляд, пояснил, — люди, чьей профессией… или хобби, стало создание конструктов влияющих на разум человека, его чувства, память и личность.

— То есть… чтение мыслей, внушения, подмена памяти… — Меня передёрнуло от отвращения.

— Именно. — Сухо ответил волхв.

— Собственно, эта ветвь естествознания существует и сейчас, но вот уже пятьдесят лет она находится под жёстким контролем государства. — Продолжил вместо приятеля профессор. — Незаконное занятие этим видом манипуляций, гарантирует виновному смертную казнь, в независимости от объекта и цели воздействия.

— Поня-атно. — Протянул я. Мысль о том, что мой артефакт можно приравнять к такому воздействию, отдалась пустотой в животе и холодом в сердце. Страшно же! Тем не менее, справившись с собой, я вопросительно взглянул на Граца. — А мой конструкт, значит, не относится к запрещённым?

— Как не удивительно, но не в большей мере, чем создаваемые тобой иллюзии. — Развёл руками профессор. — Здесь, Ерофей, нужно разделять прямое и опосредованное воздействие. Если бы твой артефакт туманил разум, подменял мысли и образы, то сейчас, скорее всего, мы бы здесь не разговаривали, а ты сидел бы в изоляторе Особой государевой канцелярии в ожидании скорого суда и, гарантирую, никакие объяснения о самообороне не смягчили бы твою печальную участь.