А ещё удалось отыскать допрашивавшего меня офицера. За три часа допроса, я довольно неплохо его «прочувствовал», так что опознать недавнего знакомца среди невнятно серых теней неизвестных мне личностей, было несложно. Сейчас этот хмырь сидел на каком-то совещании, проходившем на втором этаже здания, подвал которого меня приютил. Жаль, что поток внимания не в силах передать звук, по крайней мере, не с моим мизерным опытом, так что узнать, о чём там идёт речь не удастся, зато я прекрасно ощущаю общую нервозность обстановки. Хотя, если разобраться… нервничают лишь двое из пяти присутствующих, оставшиеся трое спокойны, хотя и несколько напряжены. Вот, они поднялись со своих мест и, на миг задержавшись, направились к выходу из помещения. Мой «знакомец» лишь полыхнул недовольством им вслед и, дождавшись, пока гости скроются за дверью, обратил своё внимание на единственного оставшегося собеседника. Даже сквозь нарастающую головную боль, я почувствовал презрительное отношение офицера к этому человеку. Интересно, с чего вдруг такие эмоции?

Обратив своё внимание на собеседника моего «дознавателя», я попытался прислушаться к нему… и подивился. С одной стороны, передо мной обычный человек. Нервничает, чего-то боится, точнее, опасается, но не до потери способности мыслить. Кажется, он не рад происходящему, но смирился с необходимостью и готов беспрекословно подчиняться приказам собеседника. Впрочем, ни о какой сломленности здесь и речи нет. Под готовностью подчиняться, так и просвечивает что-то животное. Хищное, хитрое… крысиное. Странное ощущение, двоякое.

Моё любопытство было наказано острым приступом головной боли. Слишком долго я был сосредоточен, слишком «глубоко» полез. Тихо зашипев себе под нос, я открыл глаза и потёр виски указательными пальцами. Невидимые шурупы, вворачивавшиеся в мой череп, пропали, оставив лишь лёгкую слабость и апатию. Перестарался, всё-таки. И чего я полез к этому несчастному, зачем? Своих проблем мало?

Откуда-то из-за стены послышался тихий гул, а в следующую секунду, мне в спину что-то толкнулось. Я откатился в сторону и с удивлением взглянул на выехавшую из открывшейся щели, полку, обитую каким-то упругим материалом. Тёплую полку. М-да, продвинутая кроватка, однако. Я потыкал пальцем в появившийся предмет «мебели» и, вздохнув, улёгся на неё. Жестковато, конечно, и одеяло с подушкой не помешало бы, но выбирать не приходится.

Уснул я почти моментально. Просто закрыл глаза и провалился в беззвучную черноту.

— Меня не интересуют отговорки и объяснения. — Мерный голос хозяина кабинета отзывался в ушах его собеседника, грохотом гвоздей забиваемых в крышку его личного гроба. — Я хочу знать, какая сволочь посмела поднять руку на моего человека!

— Но фигурант не состоит… — Второй гость попытался было что-то сказать, но первый его одёрнул.

— Фигурант находился под вашим присмотром. Вы отвечали за его безопасность. И вы же его упустили. — Отчеканил возвышающийся над столом хозяин дома. В серых глазах полыхнула ярость. — Я хочу знать, кто раззявил на него пасть!

— У нас нет ответа на этот вопрос. — Тихо проговорил спутник гостя, так неосмотрительно нарвавшегося на гнев старика. — Пока нет. Капитан Орвар, проводивший захват фигуранта, погиб в перестрелке.

— Какой перестрелке? — Прищурился хозяин дома.

— Предположительно, под Ростовом его пятёрке не повезло нарваться на РДГ. Итог: четыре двухсотых в группе Орвара, включая самого капитана, и три трупа в противостоявшем им отряде. Что странно, все трое — европейцы, тест крови показал происхождение двоих из Италии, третий — выходец из Валлона и Фландрии. Какие-либо документы или идентификаторы отсутствуют. Вооружены по стандартам Рейха, никаких отметок, вроде татуировок или приметных родинок на телах нет, по нашим базам подобные личности не проходили. Запрашивали смежников, у них тоже пусто. — Ответил тот же гость. — Военные явно не предполагали, что диверсанты валахов окажутся так далеко от нынешнего театра боевых действий, но этого инцидента хватило, чтоб их встряхнуть. Сейчас, спецы роют носом землю в поисках других групп, на усиление «особнякам» уже выслан полк внутренней службы и две роты «волкодавов». Окружные начальники в курсе дела. С введением военного положения, реестровых казаков собрали в съезжих частях, сейчас из них формируются охотничьи команды и сеть охранных разъездов. К сожалению, из-за этого же режима мы не можем действовать на территории Области с прежней эффективностью. Полномочия военных с лихвой перекрывают наши.

Хозяин кабинета молча выслушал доклад, морщины на его лице разгладились, и даже взгляд больше не обещал всех мук Ада, но докладчик, в отличие от своего облегчённо вздохнувшего спутника, не обольщался. Он слишком хорошо знал старика, чтобы понимать, разнос ещё не окончен, это только небольшой перерыв, «глаз» урагана, можно сказать. И не ошибся.

— Чудесно. Захватчик сдох, парень сбежал. Надо было отправлять его с первой волной эвакуации, а не слушать ваши заверения. «Нет возможности залегендировать необходимость скорого отъезда!». Ну вот, время второй волны, легендировать отъезд необходимости нет. Как нет и самого фигуранта. — Заговорил старик и, бросив короткий взгляд на второго гостя, неожиданно грохнул кулаком об стол. — Я к вам прислушался, и что теперь?! Где искать мальчишку в разгар боевых действий, и как вы собираетесь это делать, «не имея возможности действовать на территории Области с прежней эффективностью»? Будете ждать, пока не утихнет буча?! Так могу вас заверить, ждать придётся очень долго! Крым пылает, тысячи неупокоев ежедневно горят, как спички. Мамалыжники уже заняли Бессарабию и встали у Днестра под вопли о защите мирных жителей от порождений Ада, а их покровители в Порте только и ждут, когда мертвяки выплеснутся за пределы полуострова, чтобы присоединиться «к священному походу против поднятой богомерзкими колдунами нечисти». Военное положение пока распространяется только на Область Войска Донского, Херсонское и Подольское воеводства. Но такими темпами, государь вскоре введёт его и на Кавказе. И как прикажете искать нашего фигуранта в этом хаосе?!

Выспаться мне не удалось, и виновата в том не жёсткая лавка, на которой я отлежал себе бока, а очередной допрос, на который меня выволокли из камеры через три часа после того, как я, наконец, смог уснуть.

Вторая «беседа» оказалась хуже первой. Нудные, повторяющиеся вопросы, непрекращающийся психологический прессинг и «активная электростимуляция откровенности», вымотали меня до невозможности. Не пытка, конечно, но нечто близкое. От плававшей в уставшем сознании мути, раскалывалась голова, и даже периодические удары током оказались не в силах развеять туман, застилавший так и норовивший уплыть в забытье, разум. Но, в конце концов, допрашивавший меня капитан, очевидно поняв, что его собеседник уже неспособен адекватно отвечать на задаваемые вопросы, и вот-вот уснёт прямо на «дыбе», невзирая на прошивающие его тело электроразряды, закончил это издевательство. Рука офицера коснулась кнопки на столе и ввалившиеся в допросную, конвоиры, исполняя его приказ, отцепили меня от карабина и потащили обратно в камеру. Ну, хоть не заставили самого тащиться по коридору, изображая букву «зю».

Правда, великодушия мордоворотов хватило ненадолго, точнее, ровно до того момента, как перед нами распахнулась дверь моих «апартаментов». Один из конвоиров снял с меня наручники, а другой в ту же секунду ткнул кулаком в спину, отчего в камеру я влетел головой вперёд и едва успел выставить руки перед собой, чтоб не пропахать бетонный пол носом. Глухо грохнула захлопнувшаяся дверь, и из меня словно вынули стержень. Изрядно ободранные ладони заныли и упиравшиеся в пол, руки подломились, отказываясь удерживать тело на весу.

Честно говоря, в тот момент я был готов уснуть даже на холодном бетоне, а потому единственной реакцией на тот факт, что меня кто-то ухватил за плечи и, довольно аккуратно приподняв над полом, втащил на тёплую полку, стало тихое «спасибо», перешедшее в долгий зевок, после чего я самым наглым образом отрубился.