— Ольгерд говорил, что такими одарёнными в конструировании людьми разбрасываться нельзя. Расточительно.

— Барн, да?

— Ты его знаешь? — Удивился Ярослав.

— О да, была возможность познакомиться. — Протянул в ответ Хабаров, после чего коротко рассказал, как и где он познакомился с младшим партнёром дядюшки Шалея. Коротко, но чётко.

— Он не мог так поступить! — Ярик неверяще помотал головой.

— Тем не менее, это факт. — Безэмоциональным тоном сообщил Ерофей и кивнул на зажатый в руке собеседника конверт. — Там карта памяти, на ней запись из моей лавки, можешь убедиться в этой части.

Три часа спустя, Ярослав сидел под окном отцова кабинета и старался не упустить ни слова из того разговора, что он доносился до него через открытую форточку. А послушать было что…

— Шалей, ты слышишь? Твой дружок упрятал мальчишку в застенки «особняков», откуда тот благополучно сбежал и теперь, он, мать-перемать, благодарит высокую фамилию Ростопчиных за беспокойство, проявленное в его отношении, и заверяет, что со всеми своими дальнейшими проблемами справится сам! — Рычал старший Беленький, расхаживая перед огромным зеркомом, с которого на него устало взирал старший наследник рода Ростопчиных.

— Вежливый молодой человек. — Констатировал находящийся в сотнях вёрст от кабинета, собеседник отца Ярослава, бросив быстрый взгляд в сторону тихо сидящего в уголке подчинённого. А тот, явно пребывая не в лучшем настроении, нервничал и то и дело утирал испарину со лба. В этом Ярослав убедился, высунувшись на миг над подоконником.

— О да… Чудо, а не юноша. А уж в каких цветистых выражениях он благодарит семью Беленьких и фамилию Ростопчиных за то, что те, цитирую: «позаботились о принадлежащем мне имуществе, которое, за время моего вынужденного отсутствия, непременно было бы разворовано»! — Рявкнул хозяин кабинета. — И как мягко пеняет нам, дескать, нужно было предупредить заранее, что мы берём на себя труд «принять на хранение» товар из его лавки!

— Барн. — Взгляд Шалея Ростопчина упёрся в младшего партнёра. Тот нервно облизал губы.

— Да… мы вывезли имущество из его лавки. Но ведь там соверешнно уникальные разработки, которые…

— Барн! — В голосе «зазеркального» собеседника прорезались нотки гнева.

— Он не сможет ничего доказать. — Выпалил Ольгерд, и Ярослав поймал себя на мысли, что никогда прежде не видел… точнее, не слышал, чтобы обычно вальяжный и всем довольный партнёр дядюшки, был в таком взвинченном состоянии.

— Пересылаю запись. — Сухой голос отца взрезал тишину. — Временная отсечка оригинальная, я проверил.

Несколько минут с места, где спрятался Ярослав, можно было расслышать только тиканье часов, а потом…

— Ольгерд! Ты ополоумел?! — Рёв дядьки Шалея, наверное, можно было расслышать на другом конце города.

Глава 4

Поначалу, я предполагал покинуть Ведерников пешком и, поймав по дороге попутку, дошкандыбать до Ростова или Новочеркасска. Но вышло иначе… Нет, наглеть окончательно и покупать билет на автобусной станции я не стал, патрули там только что не обнюхивали пассажиров, а гарантии, что давешний капитан-дознаватель ещё не вырвался из «плена», и не успел сообщить комендантской роте данные спеленавшего его мальчишки, у меня не было. Но вот тут-то я и вспомнил, что проходящие рейсовые автобусы делают в Ведерниковом три остановки. Одну на въезде в город, в портовой части, одну на станции, кстати, расположенной недалеко от рынка и, соответственно, от моей бывшей лавки, а третью — на выезде. Ноги сами понесли меня по нужному маршруту, тем более, что в независимости от наличия или отсутствия патруля на выезде из города, путь мой всё равно лежал в ту сторону. Пешкодралом тоже лучше шагать по дороге, а не по буеракам.

Каково же было удивление, когда я узрел пустую остановку на окраине Ведерникова и не обнаружил поблизости ни одного патруля… в пределах видимости, если быть точным. Кажется, я даже рассмеялся в этот момент. Впрочем, после недолгих поисков, за поворотом в сотне метров от «околицы», я обнаружил целый блок-пост, где «отдыхал» добрый десяток… реестровых казаков при «крупняке» и поддержке в виде сидящего «на брюхе» бронированного чудовища, ощетинившегося тремя стволами куда-то в поле. И это, вместо уже ставших привычными за время моих сегодняшних прогулок, трёх комендачей в патруле. М-да.

А вот тот факт, что казачки даже не почесались, когда мимо них прошелестел рейсовый автобус, меня несказанно обрадовал. Уж не знаю, что тому виной — беспечность реестровых, ещё не прочухавших, что военное положение это серьёзно, или отсутствие должного контроля и «накачки» от окружного начальника, но мне такое раздолбайство только на руку.

Дождавшись очередного рейсового «сотника» на остановке[6], я загрузился в автобус и, расплатившись с кондуктором рублёвой монетой, с облегчением устроился в самом хвосте салона. До Новочеркасска катить больше сотни вёрст, а это значит, что у меня есть, как минимум полтора часа на отдых.

Дорога была пуста и я почти задремал под тихий шелест движка автобуса, но стоило подъехать к Семисаракелу, и всё разом изменилось. Тяжело груженные военные машины вперемешку с гражданским транспортом просто заполонили дорогу, но, кажется, я был единственным человеком в автобусе, которого удивила эта картина. Люди хмурились, недовольно вздыхали… и не выказывали никакого недоумения.

— Вторая волна. — Донёсся до меня тихий голос сидящего рядом мужчины. Я недоумённо взглянул на попутчика. Тот, очевидно, принял это за немой вопрос и не менее тихо пояснил, — сегодня утром должны были объявить вторую волну эвакуации. Старшие классы школ, семьи военных и реестровых. Сам видел приказ по второму округу в Нижнем Чире. Вот, еду к своим… у меня семья в Новочеркасске, помогу им собраться, да отправлю к родне в Саратов.

— Ясно. — Кивнул я. — Значит, мертвяки уже и сюда добрались?

— Типун тебе на язык, парень. — Мотнул головой мой собеседник и, пожевав губами, мрачно договорил. — Хотя, кажется, к тому всё и идёт. Говорят, в Ейске уже неупокоев видели… Ну да ничего, остановят эту заразу. А ты тоже до родни добираешься?

— Можно сказать и так. — Я отвернулся к окну, не желая продолжать беседу. Седой это понял и навязываться больше не стал. Так и доехали в тишине до станции в Семисаракеле.

Небольшой городок кипел явно непривычной для него бурной жизнью. Машины снуют туда-сюда по улицам, прохожие морщатся от их шума, и над всей этой суетой то и дело взмывает заполошный лай никогда прежде не видевших такого столпотворения дворовых кабысдохов. Наш автобус тем временем, прокатившись по окраине старинного поселения, сохранившего своё название ещё со времён хазарского владычества, остановился на станции и тяжело осел наземь. Кто-то вышел, кто-то вошёл, двери автобуса прошипели пневмоприводами, и мы вновь покатили в сторону Новочеркасска. Правда, теперь и речи не могло идти о той скорости, с которой автобус домчался до Семисаракела. По загруженной транспортом дороге, он вынужден был ползти почти с черепашьей скоростью. Впрочем, меня это вполне устраивало.

Мысли ползли так же медленно, как и наш «сотник», и были ничуть не светлее настроения людей, сидящих в его салоне. Сейчас, рассуждая здраво, я мог признаться себе, что идея с письмом была мальчишеским порывом, продиктованным злостью и обидой. Но и ошибкой свои действия я не считаю. Да, можно было бы не рисоваться и просто позвонить Ярославу или отправить к нему Бохома с сообщением, но так или иначе, свой «ультиматум» я его родственникам выставил бы. Наглость? Так, если подумать, у меня и нет ничего кроме неё. Я не принадлежу к одной из фамилий, у меня нет ни связей, ни капиталов… то есть, возиться в песочнице Ростопчиных, мне нет смысла, это гарантированный проигрыш. Сожрут и не подавятся. А значит, мне нужно сменить поле и правила игры.

Именно это я и сделал своим ультиматумом, оставив противнику лишь два из множества ходов. Либо высокие господа утрутся и вернут мою собственность, после чего мы вежливо улыбаемся друг другу и расходимся краями, либо они лезут в бутылку и атакуют, что полностью развяжет мне руки и даст формальное право на жёсткий ответ. Впрочем, вру. Есть ещё один вариант: Ростопчины могут просто сделать вид, что ничего не было, и они вообще не понимают, чего от них хочет этот странный конструктор-недоучка. Что ж, их право. Любой ультиматум имеет свои сроки, и мой не исключение. Иными словами, не отдадут добром, огребут вагон хлопот. Уж чего-чего, а пакостить меня в своё время учили профессионально. Но это совсем другая история.