Понятное дело, что всплыви этот файл в суде, и мне сильно не поздоровится, двойное убийство налицо, но Ростопчин не идиот, и как он сам сказал, прекрасно понимает, что в этом случае, я и сам молчать не буду, а это нанесёт его фамилии немалый урон. Придётся, дескать, изыскивать возможности заставить меня замолчать, а это расходы и, опять же, риски. Тем не менее, Шалей готов на них пойти, в случае, если эта история так или иначе всплывёт. Говорил он открытым текстом, явно не полагаясь на умение семнадцатилетнего юнца читать послания между строк. Собственно, он даже причины такого своего решения объявил. Дескать, мало ли что в жизни может пригодиться, а разбрасываться если не добрыми, то хотя бы нейтральными отношениями с талантливой молодёжью, есть глупость несусветная. Не могу сказать, что легко поверил в такой альтруизм, но… пусть так. Предложение разойтись бортами и молчать о происшедшем во веки вечные, было высказано, и я его принял. Тогда как слов о дальнейшем сотрудничестве я не услышал и, следовательно, в текущее соглашение мы его не включаем… О чём и сообщил Борхарду, когда тот вернулся в мою палату для продолжения разговора. Надо было видеть лицо Брюсова, когда я известил его о своём решении.

— Это здорово! — Просиял Борхард и словно скинул лет десять. Понятно. Если бы я упёрся рогом или начал вилять, то из этой палаты, скорее всего, живым бы уже не вышел. По крайней мере, по мнению Брюсова. И плевать, что ему претит идея убивать детей, приказ главы дома, он, как гвардеец, не выполнить не может. Сейчас же я снял с его плеч немалый груз, так что мой собеседник даже разговорился. — И хрен с ним с сотрудничеством. Главное, что история с Барном осталась в прошлом, и наши стороны не имеют друг к другу претензий.

— Хм, пока я ещё не увидел компенсацию. — Заметил я.

— Вот ты меркантильный. Будет тебе компенсация. — Борхард бросил мне на колени зерком, в котором я узнал аппарат, купленый у Аглаи. — Загляни на свой счёт.

Открыв казначейский аккаунт, я довольно хмыкнул. Ещё недавно обнулённый мною счёт, теперь мог похвастать пятизначной суммой. Кстати, надо бы туда и снятые прежде деньги бросить. Мысль и дальше таскать с собой эту «котлету», меня не привлекает.

— Вы были так уверены, что я приму предложение Ростопчина? — Спросил я, глянув на Брюсова, вновь с удобством устроившегося на стуле рядом с моей койкой.

— Я — нет. — Ответил Борхард. — А вот Шалей Силыч…

— Понятно. Рисковый он дядька. — Констатировал я и добавил. — Но жёсткий.

— Он глава. — Пожал плечами Брюсов. — И очень хороший глава, должен заметить. Справедливый.

— Странно слышать такое о представителе высокой фамилии. — Вздохнул я, отгоняя воспоминания Горазда. В них, фамильных, с которыми сталкивался сам мальчишка или другие простолюдины, о чём ему доводилось слышать, можно было назвать по-разному, но справедливыми… хм.

— В меру своего положения. — Понимающе усмехнулся Борхард. — Абсолютной справедливости не существует, ей всегда препятствуют интересы общества или отдельных его представителей.

— Но стремиться к нему… — Заговорил было я. Мне семнадцать, мне семнадцать. Я юный, горячий максималист…

— Нужно в меру, не забывая о своих обязательствах, иначе такой радетель справедливости окажется от неё дальше, чем любой мерзавец, беспокоящийся лишь о собственных интересах. — Пресёк мою фразу Борхард, но тут же махнул рукой. — Впрочем, это долгий и несвоевременный разговор. Не находишь?

— Согласен. — Я изобразил вздох и, шевельнув рукой, демонстративно поморщился от боли, прострелившей раненое плечо. — Долго мне здесь валяться?

— Медики обещают, что поставят тебя на ноги меньше чем за неделю.

— С разбитой костью? — Удивился я.

— Ментальные конструкты годятся не только для того, чтобы крушить головы. — Пожав плечами, произнёс мой собеседник.

— А потом? — Осведомился я.

— А что «потом»? — Деланно удивился Борхард. — Это уже твоё дело. Хочешь, возвращайся в Ведерников, хочешь, езжай, куда собирался. Это уже не наше дело.

— Вообще-то, я имел в виду свою собственность. Когда и как мне её вернут? — Уточнил я.

— Хм… да, забыл. — Повинился Брюсов. — Как поправишься, сможешь забрать своё имущество со складов в Портовом районе Ростова. Номер склада и договор я тебе пришлю на зерком. Или, если желаешь, можем доставить его «скатом» в тот же Ведерников, в твою лавку.

— Боюсь, этот вариант не прокатит. — Вздохнул я. — Сомневаюсь, что после давешних приключений, управляющий согласится сдать мне квартиру и помещение под магазин ещё раз. Так что, пожалуй, я заберу свои вещи со склада сам. Продлить аренду я смогу?

— Без проблем. — Кивнул Брюсов и тут же усмехнулся. — Но это уже за свой счёт, будь добр.

— Пусть так. — Согласился я, но продолжить фразу не успел. В палату вошёл медик.

— Процедуры. — Провозгласил он, окинув нас о-очень суровым взглядом… и Борхард даже слова поперёк не сказал. Только развёл руками и, на ходу забрав у меня оба зеркома, исчез из комнаты.

Ну а мне не оставалось ничего иного, кроме как отдаться в надёжные руки здешних врачей… и попытаться подсмотреть используемые ими лечебные конструкты.

Глава 3

Зерком Аглаи, как и прочие шмотки, вернулся ко мне лишь на седьмые сутки пребывания в госпитальном блоке имения Ростопчиных. Нет, если бы я попросил врачей, они принесли бы его значительно раньше, но всё это время я пребывал в несколько помутнённом и заторможенном состоянии, эдаком полусне-полуяви, так что просто не додумался потребовать зерком. Хотя, может быть оно и к лучшему. Представляю, что мог бы подумать тот же Остромиров, услышав прорезавшийся у меня акцент урождённого чухонца. А тормозил я в эти дни действительно знатно, и лишь по вечерам, в краткие периоды меж снятием выдохшихся и наложением новых комплексов лечебных конструктов, приходил в себя и… еле удерживался от отказа продолжать лечение. Но честное слово, оно того стоило, несколько дней тормознутости, не великая плата за столь скорое исцеление. Лубки с меня сняли на пятый день, а ещё через сутки медики Ростопчиных констатировали полное восстановление всех повреждённых тканей. Вот тогда, обнаружив в боксе рюкзак со своими вещами, я, наконец, смог добраться до стекляшки. Покрутил её в руках и, вздохнув, отложил в сторону. Звонить кому-либо не хотелось, совсем. Я просто не знал, что сказать. Бийским ли, Остромирову или Грацу, неважно. У меня нет желания с ними разговаривать, по крайней мере, сейчас.

Решив, что об этом можно будет подумать позже, когда покину сию гостеприимную обитель, я снял надоевшую больничную пижаму и, бросив взгляд за окно, принялся рыться в своих вещах. За то время, что я здесь валялся, погода словно опомнилась, и начала доказывать, что октябрь всё же осенний месяц. На улице изрядно похолодало, а сейчас, затянувшие небо серой пеленой, тучи и вовсе пролились на землю противной моросью.

Отыскав среди купленных в компании Аглаи вещей, свитер крупной вязки и лёгкую ветровку, я мысленно погладил себя по голове за предусмотрительность и, отложив их в сторону, вновь нырнул в рюкзак. Выудив из него «нимы», иногда по привычке всё ещё именуемые мною джинсами, я в очередной раз удивился. Испохабленные ползаньем по парку, сейчас они выглядели как новые. Кажется, обитатели этого дома позаботились не только о ранах, но и о чистоте моей одежды. Славно. Какие, однако, добрые, внимательные и щедрые на помощь люди…

С этой мыслью, я подцепил телекинезом сияющую в моём внимании нить, искусно вшитую в боковой шов нимов и, сосредоточившись, осторожно и незаметно извлёк это инородное включение, оказавшееся тонкой металлической проволокой, длиной не более пяти сантиметров. Я же говорю, о-очень внимательные люди.

Пока я надевал штаны, нитевидный «маячок», направляемый всё тем же телекинезом, опустился в пустой карман рюкзака. Туда же последовали и два его «сотоварища», вытащенные мною, последовательно, из подошвы кроссовка и шва ветровки. Больше «обновок» в своём гардеробе я не обнаружил, хотя и перерыл его сверху донизу, изображая поиск якобы потерянной футболки. Правда, зерком вызывал определённые сомнения, в виду недавно услышанной истории о слежке за зарвавшимся Барном, но избавляться от него я не стал. Пока.