На улице Деревянного квартала стояло самое лучезарное утро. Как будто бы специально в течении часа никто не попадался ему на глаза кроме стражи, с которой, ясное дело, нельзя было вести бои на деньги.

   «Странно. Сейчас полдень, а в городе как будто бы все собрались на войну и ушли. Выродились все что ли?» – размышлял он, пытаясь понять, где бы отыскать хоть одного воина.

   Блуждая по осветлённым улицам, он случайно нашёл свою престарелую мать. Она выпрашивала деньги у безразличных людей. Он сразу же определил по её измученному лицу с тёмными волдырями, что она сильно больна. Гнойные болячки на руках и лице сулили об этом.

   «Да, она скорее всего, как и многие, заразилась от алхимических испарений». Но ему не было её жаль, но он, закрыв лицо платком подал ей три серебряных рунэлла с мыслью:

   «Жаль, что судьба нас рассорила». Она было силилась поблагодарить, но ему это было безразлично. Нужно было найти достойного воина.

   Ронэмил спустя ещё час с разочарованием обходил почти каждую улицу, и даже тёмные закоулки, кишащие разношёрстными бандами и разбойниками. Когда он было уже сдался в поисках, ему всё же улыбнулась удача кривой, двуликой улыбкой; он всё же отыскал вдалеке присевшего на скамье воина, вооружённого двуручным мечом, и занимающимся кормлением уток и лебедей у пробегающей речки.

   Ронэмил обрадовался и подумал:

   «Ну наконец-то, ещё бы чуть-чуть и я взбесился бы».

   Он подошёл к нему и сзади хлопнул по плечу, весело проговорив:

   – Приветствую здоровяк, не желаешь ли сразиться на деньги?

   – Интересное предложение. Сколько у тебя есть с собой? – проговорил тот уверенно, даже не развернувшись. Воин по голосу сразу понял, что перед ним какой-то хоть сопляк, пожелавший раздобыть лёгкие деньги – но этому вряд ли суждено быть.

   От внезапного, звучного, басовитого голоса Ронэмил чуть было не отступил на шаг, вяло сказав:

   – Разомнись хоть перед боем-то.

   Тот перестал кормить птиц, отложил на скамью ломоть хлеба и повернувшись встал, осматривая Ронэмила.

   – О, малыш! Да неужели это ты так вымахал за десять с чем-то лет? Да, крепко выглядишь, а копьё-то какое у тебя – не боишься пораниться случайно? Хорошо владеешь-то им? Не тяжело? А то, смотри... Теперь-то ты понимаешь, что совершил ошибку, или ещё нет? – давил зрелый воин уверенно и с напором. – Случайностей не бывает, мы неспроста встретились.

   Да, к невероятному изумлению одноглазого, это несомненно был Башил. Тот, кто проколол ему глаз, тогда, в юношеские годы, и Ронэмил некоторое время радовался, что отомстит ему – пока не рассмотрел его лицо как следует.

   Время над этим человеком потрудилось как следует, и он претерпел изменения. У него имелось несколько крупных шрамов на носу, щеке и через весь рот, задевая губы, добавляя ему дикий вид. Глаза Башила были спокойны и наполнены уверенностью, а складки рта чуть скривились, являя собой лёгкое презрение к нему, невольно заставив одноглазого отвести взгляд.

   Спустя мгновение Башил пристально начал осматривать Ронэмила, который видел, как зрачки верзилы двигались из стороны в сторону, осматривая его доспехи, сцепления брони; на копье его взор остановился, он оглядел его придирчиво и нахмурив брови так, словно съел нечто тухлое, и принялся рассматривать лицо противника.

   От такого внимательного осмотра Ронэмил встревожился. Невольный холодок пробежался по его телу. Но деваться было некуда; он сам, не подумав, бросил ему вызов. Для себя он понял одно и точно, перед ним стоит ровня ему, если не больше.

   Вооружён противник был широким двуручным мечом, который только что начал затачивать перед боем. Этот человек во время заточки уверенно кивал в такт своим движениям и улыбался Ронэмилу, совсем смутив его. Уверенность в предстоящем бою пала ещё ниже, когда он получше рассмотрел его, благодаря вышедшему из-за облаков солнцу.

   Меч ярко отблескивал, он был заточен до предела и явно был создан не сопляком подмастерьем. На поясе, в ножнах красовался кинжал, множество мелких драгоценных камней на навершии даже в темноте куртки игриво сверкали. Виднелась верёвка, скрученная витком с крюком на конце; под бордовой курткой защищала тело кольчуга, что совсем не понравилось Ронэмилу.

   – Уже не так-то весело, как было недавно? Слабину почувствовал? Назад дороги нет, сынок, хватайся за копьё покрепче и бейся вовсю.

   – Я тебе не сынок. – стиснув зубы, проговорил Ронэмил через силу. – Сейчас посмотрим, оправдается ли твоё бахвальство.

   – Только знай, я бьюсь до конца. – тихо пробормотал бывалый воин, привстав и отбросив точило в сторону, он сразу же нанёс свой первый удар сбоку, который Ронэмил парировал кое-как – с большим трудом.

   Незамедлительно его враг с яростным воплем нанёс следующий замах во всю силу, и одноглазый не успел ничего сделать, не выставить блока предплечьями, ни парировать удар сталью и не уклониться в сторону. Урон пришёлся на грудную клетку, но Ронэмилу ещё повезло, удар был вширь, а не насквозь.

   Первую кровь пролил его противник и он улыбался, размахивая свои мечом так, как будто бы тот ничего не весил.

   Башил был уверен в своём превосходстве, он убивал и не таких сопляков на полях сражений. Когда происходили нападения от пиратов на важнейшие порты Горбри – он был почти что первым из добровольцев на защите мирных жителей прибережных деревушек. Ему было плевать на деньги, это был истинный патриот Горбри, записывающийся в добровольцы против любых врагов короны и его величества Мистамина.

   – Тебе, случайно не больно? – поддразнивал тот Ронэмила.

   Одноглазого это спровоцировало, и он, чувствуя жар злости в теле, бросился со всей безрассудностью на него с копьём, раскручивая его так быстро, что глаза зевак не успевали узреть, что происходило. Толку от этих красивых, но неэффективных в данный момент движений не было, противник отбил первые три удара с лёгкостью и завершил всё сильнейшим пинком в грудь Ронэмила.

   Шокированный одноглазый, ненавидя свою слабость, отлетел и снёс своим телом одну из торговых площадок с фруктами, но владелец, как и другие, давно уже стоял вдалеке и таращился на происходящее с восхищением, наплевав на убыток.

   Кровь мало-помалу начала вытекать из углубления, сделанного мечом противника. Башил не собирался торопиться, а просто расхаживал с мечом в одной руке, вдыхая чудный запах из булочной.

   Ронэмил с трудом оправился от удара и подумал:

   «Он попал ногой именно туда, куда и пришёлся намеренный удар меча, чтобы я побыстрее истёк кровью. Хитрая гадина».

   – Вставай, мы только начали. Или тебе помочь? – злорадствовал тот.

   «Ничего, – мыслил через боль Ронэмил. – Я тебя всё равно выиграю. Всегда так было, даже с самыми опытными».

   Он приподнялся и для такой ситуации достал свой кинжал, который использовал только в исключительных случаях. Это она и была – тупиковая ситуация, где был шанс погибнуть. Теперь в правой руке он держал копьё, а в левой кинжал.

   «Главное найти брешь в обороне и не упустить момент для атаки». – завершил он круговорот своих мыслей и побежал в атаку.

   Ронэмил  сделал боковой удар корьём в корпус, который яростно парировался мечом. С трудом удерживая копьё одной рукой, он отступил на шаг назад, тем самым успев в последний момент уклониться от удара противника плашмя. Левой рукой одноглазый отчаянно размахивал крест на крест кинжалом, пытаясь задеть лицо противника, но тот реагировал проворнее. Башил со смешком сделал молниеносную подсечку ногой и Ронэмил пошатнулся и чуть было не упал; противник этим воспользовался и выбил его из равновесия ударом лба в нос.

   Ошеломлённый одноглазый, еле приходя в себя после сильной боли, слегка замедлился, но не потерял контроль. Это крайне не понравилось Башилу, и он решил добавить широкий удар мечом по обеим ногам, и как только клинок начал приближаться к ногам Ронэмила, тот успел полоснул кинжалом по пальцам противника.