– Горталиус, мерзавец! Как же ты, скверная погань, посмел набраться злой храбрости и убить нашего учителя? Разве он не был добр к тебе все эти годы? Он даже тебя любил больше, чем меня!

   – Он мне никогда не нравился, а я же желал познать то, что он скрывал от нас. Внутренний голос убедил меня тогда, как надо поступить, чтобы из меня вышло нечто другое, могущественное. Теперь ты заперт здесь, и выход отсюда только через меня.

   – Удивительное совпадение, я как раз пришёл сюда за частицей. Выглядишь ты хорошо, поддельно, в отличие от меня, но для кого стараешься-то? Для себя и своего самолюбия? А всё же интересно, кто из нас за эти долгие годы стал сильнее. В тебе есть хоть доля стыда поддерживать всё это? Зачем тебе их проблемы, скорбь и сплошные чёрные эмоции?

   – Я не стану отвечать на твои бесконечные вопросы, а просто начну давить на твой разум. – Горталиус улыбнулся, и отступил на шаг назад.

   Старик изменился в лице, зная, что будет дальше. Лик его вещал непробиваемую решительность и отмщение. Оба понимали, что скоро наступит чья-то смерть, а затем обязательное поглощение частицы, самой сильной из находящихся в этом мире – да и в других скорее всего тоже.

   – А я постараюсь отомстить и забрать то, зачем пришёл. Начнём же.

   Его противник изящным мановением руки убрал скамью; она исчезла с хлопком на подобии грома и старик понял, что чем больше тот старается, тем сильнее слабеет – как и он. Тут, как он думал, только особенная, ментальная выносливость могла победить.

   Они, плавно водя руками и решительно глядя друг другу в глаза, начали отталкивать и притягивать друг друга руками, сдавливать мысленно сознание; в такой битве важно было кому-то из них лишь прикоснуться ладонью к лицу противника, и он тут же победит. Но Горталиус тоже это знал и потому отталкивал его, целенаправленно обрушивая на него воспоминания о худших и тяжёлых событиях в жизни – чтобы помешать и хоть на миг отвлечь.

   «Это всё иллюзии, сосредоточься». – мычал кудесник через силу сам себе, стараясь притянуть Горталиуса поближе.

   – Ха-ха, всё те же трюки, ничего нового! – произнёс эхом лукавый голос.

   «Наверное он перед пожарищем взял что-то запретное из личных покоев учителя, обучился созданию миров и стал повелителем этой мерзости. Надо это прекращать».

   – Да и у тебя репертуар не очень. – Гапдумол наколдовал новые чары; два вихря сзади врага, помогающие ему скоротечно приблизить цель к себе. Но он, внимательно следя за противником, не хотел раньше времени показывать всё то, на что был способен. Пока что они только тешились и проверяли друг друга, но и на это уходили не бесконечные силы.

   – И это новый приём? – его подтягивало к старику, но на его лице была презрительная усмешка. – Нет, узник, так как ты в моём мире, я управляю всем. – он с лёгкостью махнул рукой, и обратил вихри против Гапдумола.

   – Пощади! – кудеснику это было только на руку, и он решил поддаться. – Я могу быть твоим помощником! – он был уже близко к противнику и внутренне радовался.

   – У меня хватает... помощников здесь, и даже вне этого мира! Я и тебя ненавижу, как напоминание о Анфолиусе, но в одном я ему благодарен, хех. Он хорошо обучил меня, и сейчас я способен на невероятные таинства и чувствую себя чуть ли не как Бог! – истерично захохотал тот в предвкушении лёгкой победы, пока его соперник на лице изображал отчаяние.

   Они приблизились, но старик, чувствуя, что не в силах пошевелиться, решил не паниковать и успокоиться, набираясь сил, внимая своей гармонии в разуме.

   – Вот и всё Гапдумол. Я крепко тебя держу и победил, мы оба это знаем. – злорадно улыбался тот.

   – Эх, неплохо. Но твоё тщеславие сверх всяких мер. Но самая же проблема в гордыне, которая велика настолько, словно величайшая из цитадели. Да, ты создал этот мир – браво. Я с тобой немного поиграю, пока на нас смотрит наш учитель. Думаю, он это оценит сполна.

   Гапдумол напряг всю мощь воли и вырвался из невидимых оков, что держали его вверху над заброшенным городом, и сам стал держать противника точно также крепко, но при этом слегка сдавливая.

   – Что за... – кудесник лишил того дара речи и продолжал дальше унижать перед поглощением. С треском и ненавистью он мановением руки сломал ему одну ногу, чтобы тот вспомнил что такое боль. Горталиус не мог говорить, но то, как тряслось его тело в попытках высвободится, злорадно-ненавистное выражение лица – всё говорило о том, что ему принесли страдание и глубокое унижение.

   – Ну, где же твоя силушка? – улыбался Гапдумол, когда тряс его из стороны в сторону. – Наступает твой конец – самый настоящий и навсегда. Нет слов, честно нет, чтобы передать моё презрение к тебе. – процедил он на полном серьёзе, сжимая его сильнее. – Нет, я не хочу, чтобы ты что-либо ещё говорил. – он убрал руки и плотно сцепил их позади, взглядом начал поднимать его выше и выше. – Я не жесток, но ты, тогда, раньше, сделал очень лишнее. Убив учителя, поджёг его кров и все те труды, что он копил десятилетиями. Гордыня ещё никому впрок не шла... Нет тебе прощения от меня, и не жаль мне тебя нисколько! Мерзавец!

   Гапдумол со всей силы обрушил его на невидимую поверхность, где по смыслу должен быть пол. Послышался треск костей, множественные крики страдающих, глухой звук постепенно затухающего сердца.

   Победитель вздохнул, плавно спарил на землю и подошёл с закрытыми глазами, коснувшись рукой к его окровавленной щеки. Горталиус начал исчезать постепенно; его сила, набранный годами опыт, другие знания – всё переходило Гапдумолу в виде радужной энергии, но он не был рад всему этому.

   «Да, я победил, но что толку? Властвовать над этим миром я уж точно не желаю, но и уничтожать его нельзя. Надо его передать более-менее стабильной сущности».

   Старик подошёл к выбранному из страдальцев с наиболее сильной волей, прикоснулся к его плечу и передал ему долю силы и памяти врага, чтобы он тут правил. Но в основном же он сделал это для того, чтобы был баланс и этим, уже бывшим людям, было где существовать.

   Гапдумол нашёл то, зачем пришёл. И даже более, ему очень повезло попасть именно сюда, в этот мир нескончаемой скорби. Ему случайно удалось разыскать того самого убийцу, посмевшего поднять руку на учителя, который охотно делился с ним знаниями, который вселил в него праведные добродетели. И тут-то старик понял, что Анфолиус, обладая даром предвидения, скорее всего знал о предательстве, но отчего-то не стал вмешиваться в события, касающиеся своей жизни.

   «Но почему?» – этот вопрос заставил кудесника надолго задуматься.

   Лебединский Вячеслав Игоревич.1992. 21.03.2019. Если вам понравилось произведение, то поддержите меня и вступите мою уютную группу: https://vk.com/club179557491 – тем самым вы мне здорово поможете. Будет нескучно)

Глава шестнадцатая. Хлеба и зрелищ!

   Приятного чтения)

   Ронэмил в этот раз резко, со злостью проснулся у себя на чердаке, в таверне, и чуть было не вскрикнул. Ему приснилось серое, скучное, однотипное прошлое, и ещё как на зло старик Гапдумол во время сна упрекал голосом далёким и спокойным всякую неразбериху, вроде:

   «Прошлое догонит тебя, оно явится во сне внезапно, окунёт тебя в те самые низы, где ты бывал, и укажет на то, насколько ты изменился с той целью, чтобы ты осознал разницу, оценил эти перевоплощения как дар».

   Чтение взятого из катакомб запретного конечно же доставляло одноглазому некоторое удовольствие, но порой само тело просило хорошенько размяться. Ему было без разницы с кем, главное выпустить накопившийся гнев наружу и победить – потешить своё самолюбие и умерить внутреннюю боль прошлых неудач. И всё равно нынешние победы никак не могли затмить прошлые яркие поражения.

   Ронэмил вышел из таверны (как и обычно) не поздоровавшись с мелочно-скупым хозяином, который опять требовал большее за его комнату, чем полагается, на что он лишь усмехнулся и вышел на солнечную улицу уверенно, широкой поступью на поиски первого встречного вооружённого человека.