– Может кто-то за Вельмолом сбегает? – предложил Оросамил, внутренне радуясь, что, возможно, одноглазый не переживёт этого дня.

   – Смысл? – отозвался Ивралий. – Мы сами справимся. Я знаю, что надо делать. Экстэр, да отложи же ты наконец эту бутылку и держи вот тут его со всей силы, а ты, Сури, прекрати таращиться и помоги! Сейчас он будет кричать как никогда прежде.

   – Приложите вот эти намоченные травы к ране когда закончите с прижиганием. – Гапдумол разочарованно покачал головой, – Вот ещё ткань. – он подал девушке чистую повязку из льна.

   Ивралий накалил докрасна середину своего меча, вздохнул и по всей площади единым крепким нажатием зажал кровоточащую рану. Послышалось мерзкое шипение запекающегося мяса.

   Экстэр не смог удержать порыв яростной боли Ронэмила; он закричал, отбросил здоровой рукой Сури, нащупал отсутствующее место на другой руке и скулящим голосом начал вопить. Кудесник быстро встал, подошёл к нему сзади, поставил резкую подножку и хорошенько ударил его по голове посохом.

   Они не ожидал от старого коротышки такой проворности. Все стояли на месте и молчали, глядя на Ронэмила.

   – Это для его же блага, чтобы не мучился. Мне не впервой видеть то, как калеки реагируют на обширные новые раны. Утром он тоже будет кричать, но уже не так громко. – уверенно проговорил Гапдумол.

   Никто не стал сомневаться в словах кудесника. Сури и Ивралий отнесли тело в одну из комнат в катакомбах, положили на кровать, проверили, надёжно ли держится повязка, и прикрыли его одеялом. Девушка чуть поухаживала за бессознательным Ронэмилом и спустя некоторое время прикрыла за собой дверь. Больше ничего они на данный момент сделать были не в силах, все дожидались прихода Вельмола, чтобы сообщить ему совсем неприятную весть.

   Вельмол пришёл в логово как раз в тот момент, когда Ронэмил пришёл в себя. Он ничего не говорил, угрюмо молчал и жадно откусывал большие куски от яблока. Однорукий чувствовал позор, полное посрамление.

   – Твоего копья я не нашёл на месте сражения... – начал Вельмол аккуратно, тихим голосом. Они были вдвоём в маленькой, тесной комнате катакомб на одного человека. – Я... У меня слов просто нет, я не знаю, что сказать будет сейчас правильным, а что лишним. – бок о бок сидя на кровати, Вельмол схватился за голову, и краем глаза вновь глянул на культю. – Проклятье, я не знаю, просто не знаю, как... Как теперь тебе жить-то? Как ты теперь будешь работать одной рукой-то? – задал он сам себе вопрос.

   Ронэмил вздохнул и ответил:

   – Предсказание кудесника сбылось. Похоже, он действительно способен предвидеть события будущего. Не иначе как позабытые боги наказали меня за безверье. Это, так или иначе – когда-нибудь должно было случиться, всё к этому вело. Не бывают бесконечные победы. Придётся как-то научится жить в укорот.

   – Если подумать, тебе ещё повезло в том, что ты остался цел... То есть жив я имею в виду. Я всё равно, не смотря на твою потерю желаю, чтобы ты и дальше помогал мне. Я хочу, чтобы ты был рядом со мной, подсказывал мне, на верном ли я пути или нет. Мне необходимы твои советы – я привык к тебе. – признался Вельмол, сжимая зубы от злости.

   – Я хочу найти его. – только и процедил Ронэмил. – Его звать Башил, ему сейчас где-то за сорок.  Он вооружён двуручным мечом, на котором выгравирована отсечённая голова. Он лыс, у него много шрамов на лице, предпочитает кольчугу… и больше ничего я не знаю.

   – Постараюсь, но не обещаю. Отдыхай сегодня, завтра навещу. – Вельмол ушёл с негативными, какими-то неуверенными и противоречивыми мыслями; он больше не мог находиться рядом со своим другом, что-то на него давило, а что именно он не понимал.

   Лебединский Вячеслав Игоревич.1992. 21.03.2019. Если вам понравилось произведение, то поддержите меня и вступите мою уютную группу: https://vk.com/club179557491 – тем самым вы мне здорово поможете. Будет нескучно)

Глава семнадцатая. Чем живёт коренастый?

   Приятного чтения)

   Запитый в край и до безумия подсевший на это, Экстэр шатался по утренней улице Бронзового квартала приободрённым, чувствуя лишь лёгкость в теле и добрый напор мыслей. На него смотрели с презрением, осуждали за неприличное поведение; он опорожнялся на самых людных местах, так как ему было плевать на толпу и их мнение в такие моменты. Индивидуальная личность – так он про себя думал. Отличающаяся лишь тем, что больше всех пила, но особо не хмелела – и совершала при этом благородные поступки. Чувствуя себя чуть ли не как рыцарь, закованный в самые прочные и красивейшие доспехи, на бесподобном коне – которого, ясное дело не было, Экстэр предлагал почти каждому свою помощь, и конечно же многие охотно соглашались.

   Он понимал, что больше никогда не почувствует такое понятие, как любовь – и резвился как мог с кем и как попало, лишь бы временно заглушить внутреннюю боль. Это помогало, но относительно, порой даже чересчур слабо.

   Но ничего нового не происходило из-за того, что он сам не желал менять образ жизни. Считая, что всё правильно, он сильно ошибался. Экстэр мог стать лучше, чем он есть, со многими старыми связями везде где только можно, он смог бы продвинуться по карьере и стать кем-то значимым. И всё же в этом не было толку из-за какого-то побочного эффекта алхимических настоев, или, быть может (он был не уверен), болезни Мутной крови, сжирающей его изнутри, воздействия на голову и тело по-разному. Доживая последние годы, он на левой руке уже сделал пять разрезов, на которые часто глядел. Эти отметины значили для него годы, оставалось резануть ещё ровно пару раз и наступит конец, если верить престарелому адепту алхимии, действительно мозговитому для своих лет.

   Он жил разгульной жизнью уже на протяжении семи лет и не желал менять что-либо, считая что всё верно под данную ситуацию. Экстэр думал, что всё бессмысленно, так как скоро наступит неминуемая смерть. В некоторые моменты он был безудержным, дрался на кулаках с тем или иным слабаком и зачастую побеждал, наскребая на следующую бутылку вина. Но та утрата близких ему людей просто разрывала его, не давала покоя голове.

   Экстэр, переполненный уверенности, силился помочь хоть кому-нибудь и нашёл наконец-таки старика, который разгружал три тележки с тыквами, арбузами и сливами.

   Коренастому думалось:

   «Один и без помощника. Нет, это просто неправильно. Не хватало ещё сорвать спину в таком-то возрасте. Да он же еле тащит этот арбуз, нет, вот тут-то и мой выход».

   Криво улыбнувшись, Экстэр принялся помогать без слов и советов, просто действуя, а не спрашивая разрешения или же дельного совета в этом деле. Уж он-то знал, как нужно верно поступать с едой – ясное дело, что бережно и аккуратно для сохранности.

   Купец вначале ругался, мол:

   – Ты неправильно берёшь и слишком торопишься!

   А затем тихонько приумолк и обрадовался свалившейся из неоткуда помощи. Экстэр за несколько минут разгрузил всё что нужно было в его лавку, слегка вспотел и обдумывал по пути в таверну, с помощью чего развеселиться за новые премиальные от старика. Вначале он отказывался от денег, отговаривался и уверял что богат, но согласился из-за уважения к пожилому трудяге, взяв половину.

   Сумма была не то чтобы большая, но и немалая. Вполне годилась на приятное времяпровождение в одиночестве. Так он и жил – в однотипности, которую пытался не замечать. Но порой, поутру, он сознавал всю безвыходность своей ситуации.

   Хоть он и был мастером кулачных боёв, всё равно его лицо ловило удары, которые просчитать было невозможно, как будто бы они были вне правил и его понятия. Его перекошенная физиономия изо дня в день болела, зудела, малость кровоточила; правый глаз подёргивался около трёх лет нескончаемо. Такое самоистязание в чём-то приносило ему удовольствие.

   Экстэр был чистой воды заядлым игроком, который зачастую был в выигрыше. У него всегда имелись средства даже тогда, когда он разгуливал почти всё возможное и невозможное.  Нечто вроде романтической нотки в нём тоже присутствовало, особенно когда он максимально расслаблялся с помощью выпитого, тем самым выпустив наружу звериные, низменные инстинкты.