Теперь они оба стояли и не шевелились, можно даже сказать, что противник Вельмола отдыхал.

Чернобородый изменился в лице, перед глазами промелькнули все загубленные души этим клинком, все убиенные. Сделав неловкие шаги назад, он поник телом, присел и схватился за голову в попытке прогнать головную боль и ужасное хлынувшее в разум прошлое, которое было ему ненавистно. Он вспомнил себя молодого, кровожадного, ненасытного воина-мастера, презирающего чужую жизнь, нападающего на земли Лериля, рвущегося в бой.

   Открыл глаза уже совершенно другой человек. Моментально и без эмоций встав, Вельмол вытащил из сапога тонкий нож, размером с кисть руки. Противник не атаковал, а смотрел на спокойно-отстранённое лицо соперника, который медленной походкой, скрыв нож за спиной направлялся к нему.

   – Сдаёшься? – неуверенно произнёс нейтрал ослабшим голосом.

   – Только будущие мертвецы сдаются.

   – Ну ничего, сейчас исправим!

   Сталь вновь сошлась со сталью. Чернобородый успевал не только отбиваться, но и точными, резкими движениями попадать ножом по креплениям брони с нечеловеческой скоростью. С правого бока почти что все заклёпки были разорваны.

   Прогнувшись назад под ударом молота вширь, он вновь принял горизонтальное положение, и сделал ещё парочку быстрых движений рукой – броня с нагрудника упала на песок, противник и не заметил того, что на его груди было уже несколько колких отметин – слишком сильно он увлёкся боем. Но теплота крови на теле заставила инстинктивно притронуться к порезам. Вельмол воспользовался моментом отвлечения противника, пожелал снять с него шлем и довершить дело.

   Вовремя убрав голову в другую сторону от летящего молота, выставив блок ногой, дабы отбить удар снизу свободной руки противника, Вельмол моментально оказался позади соперника; закусив нож в зубах, он двумя руками рванул шлем наверх и снял его. На удивление показалось лицо молодое, маленькое, лет четырёх. С виду можно было бы сказать, что он похож на какого-то худощавого, недокормленного младенца – что сильно противоречило его аномально-большому телу.

   Вельмол не удержался и отпрыгнув назад от слишком медленного удара, хохотнул:

   – А-ха-ха, что это вообще такое? Эксперимент алхимиков? Перекормленный юнец? Тело, значит, как у закоренелого бойца, повидавшего все тонкости войны, а лицо... сопляка? Да на тебя смотреть-то больно, не то, что убивать! Но я себя заставлю, ради остальных…

   Приблизившись вплотную, Вельмол воспользовался озадаченностью младенца-крепыша, который был ошеломлён грубыми словами, нанеся по животу разрезающие удары так глубоко, что можно было из прорезов разглядеть внутренности. Противник от болевого шока отбросил кувалду, схватился одной рукой за глубокие кровоточащие раны в надежде, что это хоть как-то поможет.

   Уйдя в бок вовремя от хилого удара кулаком, Вельмол грубо, со всей силы ударил ногой прямо в голень противника, сломав кость. Союзников всё увиденное шокировало, особенно вид Вельмола по уши в чужой крови, и его изменившееся настроение. Более буйный, неудержимый, стремительный и кровожадный, таким они его видели.

   Солицине подробно описали бой, и она грустно подумала:

   «Придётся помочь».

   – Ох, ну вот и всё. Меч всё же очень и очень жалко. – выдохнул пришедший в себя Вельмол, поднимая с песка осколки Кусаки. – Подыскивайте себе нового лучшего. Уважаемая Солацина, обговорим текст писем?

   Лебединский Вячеслав Игоревич.1992. 21.03.2019. Если вам понравилось произведение, то поддержите меня и вступите мою уютную группу: https://vk.com/club179557491 – тем самым вы мне здорово поможете. Будет нескучно)

Глава девятнадцатая. Чем живут одноглазый и бледноликий?

Приятного чтения)

   Теперь же, после всего плохого, Ронэмилу было наплевать на прошлое и на бывший проигрыш. Одноглазый пытался забыться и запрятать подальше нехорошие мгновения жизни, чтобы эти воспоминания больше никогда не нахлынули на него, испортив настроение. Для этого он, более менее выздоровев, способный ходить на обеих ногах, спустился с чердака вниз на нижний этаж таверны, и заказал не глядя побольше мясной еды с картошкой и молоком.

    Вельмола с остальными не было в Горбри уже как пять дней, разговоры с Гапдумолом и чтение книг как обычно быстро наскучили ему. Он не мог занять себя ничем, ничто не шло в единственную руку и не приносило удовольствия. Ронэмил жутко был голоден и только благодаря этому встал с постели сам и начал спускаться с чердака, чтобы сытно отобедать.

   Отведав всё то, что он закал за чуть более скромные деньги, он откинулся на скамье и принялся отдыхать после обеда, изучающе посматривая на завсегдатаев. Впервые за все свои годы он заказал у проходящей мимо служанки трубку с табаком, решив рискнуть. Он закурил, прокашлялся, кто-то посмеялся глядя на него, но, ему ближе к середине стало даже нравиться.

   Совершенно случайно он встретился с затягивающим взглядом одной девицы, старающейся скрыть от него свою улыбку. Произошли безмолвные, оценивающие издалека и долгие взгляды друг на друга. Он смотрел без злобы свойственной ему, она же с нежным любопытством. Ронэмил не решался подойти к ней долгое время – а она же только этого и ждала, давно испытывая сильные чувства по отношению к этому человеку. Ронэмил иногда отводил взгляд прочь из-за своей неполноценности, но он всё равно проверял, смотрит ли она – и конечно же она смотрела.

   Он ничего не понимал, и думал:

   «Может я что-то не то сделал, взял лишнее или же недоплатил?»

   Так же он думал, что всё это из-за банальной жалости, но нет, между ними зародилось нечто сильное, чего она не могла описать сама.

 Периодически сглатывая слюну из-за эмоций, он продолжала смотреть на неё. Он ей как минимум понравился. Высокий, на вид очень сильный и с волевым, хоть и пораненным лицом, что добавляло ему некую мужественную суровость – так думала она. Ухоженный, прилично одетый, он смотрелся хорошо, не смотря на свои недостатки. От него для неё даже издалека исходила приятная, притягивающая аура.

   А она же была простой служанкой в таверне. Ничего особенного в её внешности не было, разве что милое, с игривой улыбкой простенькое молодое лицо, которое выделялось из толпы тем, что её радовала сама жизнь и она не унывала, не смотря на невзгоды. Одета она была в простенькое бордовое платье, как и большинство. Но за то время, пока он смотрел на неё необдуманно, она ему успела приглянуться. Ронэмилу стало тяжело от этого взгляда, и он отвернулся, принимаясь прокручивать мысли в своей голове:

   «Неужели я даже не попытаюсь? Даже если откажет, что с того? Я и так многое потерял и ничего не нажил».

   Она же, хоть и недавно устроилась в эту таверну, знала, что он живёт именно на чердаке. Видела его внутреннюю боль ещё до того, как он потерял руку, а сейчас же она не понимала, почему его лицо стало ещё более твёрдым, почему оно не выражало боль хоть в какой-либо степени. Как будто бы из-за руки он стал более неуступчивым и не мог позволить себе слабость – так она думала, и ей это в нём нравилось. Настоящее мужество и непробиваемость. Но ей было боязно подходить к нему из-за слишком сильных нахлынувших внезапно чувств, которые она боялась обнажить. Ронэмил же продолжал точно также таращиться на неё в недоумении.

   Так и прошёл целый час. Но он, собравшись с силами, встал со скамьи резко обозлившись на самого себя с одним лишь намерением. Мысли под конец его добили, и хоть у него никогда не было опыта с женщинам, он подумал пока направлялся к ней:

   «Будет что будет».

   Около прилавка собралась гогочущая толпа, многие переговаривались между собой, или заказывали еду с выпивкой. Почти каждый из них шутил и ругался, а он ждать не мог и подойдя поближе, растолкав парочку мужчин, крикнул ей:

   – Буду краток! Свободна сегодня вечером для прогулки возле набережной?! – это были самые тяжкие слова в его жизни, но произнёс он их решительно.