— Здрав будь, Андрей Володимирович, уж заждались тебя, — приятным бархатистым голосом произнес мужчина.

— Как прознали, что живы Старицкие и вновь владеют Старицей, так во все колокола забили, — подключился уже другой мужчина, было ему явно больше лет, чем первому. Борода с проседью, из-под шапки торчат седые волосы. На поясе же кинжал, а не сабля. Да и одет он беднее, чем первый, — отведай, Андрей Володимирович, хлеб да соль.

Вперед вышли женщины и, отвесив мне поясной поклон, протянули блюда с хлебом и солью.

Отломив кусок каравая, я тут же макнул его в соль и закинул в рот, народ же начал улюлюкать и кричать мне здравицы.

— А ну тихо, раскричались, — заорал первый мужчина, толпа начала затихать, и только он собирался продолжить, как раздался новый крик в толпе:

— А ну пшел с дороги. Дурак, — а после разнесся какой-то свист.

— А-а-а, — тут же послышался вой, полный боли.

— Ой, — тут же вскрикнули женщины, когда я пронесся мимо них, и начал расталкивать толпу, которая с неохотой расступалась. Но когда понимали кто перед ними тут же отшатывались в сторону.

Я вышел на маленький пятачок среди толпы, на земле лежал малец лет десяти в позе эмбриона и закрывал окровавленное лицо руками. Рядом с ним стоял мужик лет пятидесяти со светлой бородой, в кафтане желтого цвета, подбитом мехом, в красных сапогах и с поясом, на котором болталась сабля в разукрашенных ножнах. В руках он держал нагайку, с которой капала кровь.

Возле мужика стояло пятеро молодых парней от двадцати до двенадцати годов, схожие лицом с мужчиной и одеты под стать ему.

— Михаил Ляксандрыч, ну как же так? — с упреком из-за спины произнес один из моих встречающих.

— А вот так! Будет знать холоп, кому дорогу заступать.

— Это Гринька, сын скотника, — раздался голос какой-то кумушки.

Окинув всех тяжелым взором, я в два шага оказался возле мальца, который глянул на меня испуганным взглядом и задрожал еще больше, а после даже уползти попытался.

Ухватив его за руку, я пресек его поползновения и, убрав руку, взглянул ему в лицо.

Его пересекал горизонтальный разрез, нос был свернут набок, а глаза у мальчишки были заплаканные, но он даже звука не проронил. Лишь смотрел с болью.

— Ну все, никто тебя не обидит, — попытался я его ободрить.

— Андрей Володимирович, — тут же рядом нарисовался первый из встречающих. — Пойдемте, там баньку топят и-и-и с-с-тол нак… — оторопел он, когда поймал мой взгляд.

Меня же начало трясти от злости, а рука сама опустилась на рукоять ножа.

— Чей он? — указал я на мальчонку под взглядами горожан, тут же ко мне подскочил второй мужчина из встречающих и зашептал на ухо:

— Гринька это, сын скотника, черносошный он. Теперь твой холоп, княже.

— Мой, значит, — рыкнул я и тут ощутил на плече руку деда.

Прикрыв глаза, я выдохнул, пытаясь успокоиться, пока дел не наворотил.

Вот только закрыть глаза и дать увести себя в баньку, я не мог. Все внутри взбунтовалось против этого, я аж зубами начал скрипеть, казалось, что они сотрутся.

— Ты кто? — глянул я на мужика с нагайкой, который, свернув ее, убрал себе за пояс.

— Хм, — хмыкнул он самодовольно, но по мере того, как окидывал взглядом мою одежду и перстни с саблей, лицо его менялось.

— Михаил Ляксандрыч Зимин, боярского рода я. А ты кто? — уже не столь нагло спросил он.

— Они еще у вашего прадеда Владимира Андреевича и прапрадеда Андрея Васильевича в думе сидели, — тут же раздался шепот возле моего уха.

Я проигнорировал вопрос Зимина и начал медленно и вкрадчиво говорить, глядя на него:

— Стало быть, Михейка, — и тут Зимин аж дернулся и побагровел. Ведь я только что назвал его просто по имени, да еще и в такой форме, что унизил перед людьми и в грязь втоптал. — Ты посмел руку поднять на моего холопа. Прилюдно ударил его и нанес увечье.

— Кто ты? — прорычал Зимин и, сделав шаг вперед, положив руку на саблю, да и его дети подобрались, готовясь к драке.

Вот только из-за спины моей шагнули дед, Олег, Агапка и Василий с Елисеем.

Я же лишь оскалился и посмотрел на Зимина, как на кусок говна, который даже не вправе со мной разговаривать.

— Это князь Андрей Володимирович Старицкий, царь ему вернул надел дедовский, — представил меня первый из встречающих.

— Да разве ж это князь? Тьфу, — со смешком произнес сын Зимина, парнишка лет пятнадцати, и с поганой ухмылкой на меня уставился.

Над толпой тут же разлилась тишина, а воздух будто наэлектризовался.

— Вот дурак, — расслышал я шепот.

«Если до этого можно было наказать Зимина штрафом или еще чего, то вот теперь все. Слова произнесены его сыном, да еще и на людях. Такое я просто безропотно не смогу спустить. Да и, судя по всему, надо показать, кто здесь теперь истинный хозяин!» — промелькнуло в голове.

Зимин тут же сбледнул и рухнул на колени, причем как-то умудрился глянуть на сына, который тут же сжался.

— Княже, пощади, не губи. Сынок у меня умом скорбен.

— Обиду ты мне нанес, сначала холопа моего тронул, а после твой сын оскорбил меня. Ты за него в ответе, как и за всю свою семью.

— Милости, княже, — пополз ко мне на коленях Зимин, расставив руки в стороны, словно пытался обнять весь мир.

Он уже не был нагл и уверен в себе, измываясь над тем, кто не может ответить.

— Будет тебе милость. Повесить его и сына его по вечерне на стене! — вынес я приговор.

— А-а-а, — тут же попытался вскочить Зимин, но дед был тут как тут и ударом ноги опрокинул того на землю.

Олег, Агапка, Василий и Елисей рванули в сторону сыновей боярина с уже вытащенными саблями, а из-за спины появился еще с десяток моих людей вперемешку с московским жильцами. Так что никто и дернуться не успел, только старший сын Зимина вытащил наполовину саблю и тут же медленно вернул ее на место.

— Землю им кто дал? — спросил я, немного повернув голову назад.

— Так, стало быть, Андрей Васильевич в вотчину им дал село да три деревеньки, — тут же ответили мне.

— Раз волей нашего рода дана им земля, то я ее и забираю обратно. Остальные Зимины в течение двух дней должны покинуть мои земли. Понял? — глянул я на ответившего, и тот кивнул. — Как звать-то?

— Ждан, сын Дорофеев, земский староста я, — ответил он мне, а я махнул головой в сторону второго мужчины, что встречал меня. — Агафон Степаныч, воевода наш. То есть царский, — тут же поправился Ждан.

— Ты не вправе нас земли лишить, — взвыл Зимин.

— Ошибаешься! Волей моего рода вы получили землю, ею же и стали вы боярами при прапрадеде моем. Мне такие бояре не нужны, что, как шелудивые псы, кусают руку кормящего. Не будет здесь жить твой род! То мое право и моя воля! Я все сказал, — ошпарил я взглядом Зимина и повернулся к воеводе. — Агафон Степанович, — который с каменным лицом смотрел на происходящее.

— Да, Андрей Володимирович, — отмерев, откликнулся воевода.

— Ты уж распорядись, чтобы Зиминых в холодную до вечера посадили. Да виновных вечером повесили.

— Сделаю, княже, — недовольно ответил воевода и замолчал.

Тем временем возле раненого мальца появился мужчина и начал причитать, а после подхватил его на руки и куда-то понес.

— Ждан, лекари же есть? — глянул я на старосту.

— Травница есть, как не быть, — тут же кивнул Ждан.

— Проследи, пусть мальцу помогут. Я все оплачу.

— Не беспокойся, княже, не бросим его в беде. Всем миром поможем. Весь город знает, что Зимин оглоед. Благодарствуем, что укоротили его, — поклонился мне Ждан.

Тем временем воевода взял себя в руки и начал распоряжаться, указывая, куда везти семейство Зиминых.

Дед же вместе с Олегом, Василием, Елисеем и Агапкой вернулись ко мне.

— Вот уж встреча. Хлеб да соль, — ухмыльнулся Елисей.

— Простите, Андрей Володимирович, — тут же повинился Ждан.

— Да ты тут и ни при чем, — махнул я рукой. Показывай лучше, куда идти? Упреждали же вас, что князь теперь появился.